Решение суда по делу Михаила Косенко уже назвали возвращением карательной психиатрии советских времен. Но чтобы понять, что это значит, необходимо рассмотреть сам механизм так называемого принудительного лечения, мало знакомый широкой публике.

Что по старым советским, что по нынешним законам, если проведенная в ходе следствия экспертиза признает обвиняемого в уголовном преступлении невменяемым в момент совершения преступления, суд может с таким заключением согласиться или не согласиться. В первом случае он обязан принять решение об освобождении обвиняемого от уголовной ответственности за содеянное и направлении его на принудительное лечение в психиатрическую больницу. Естественно, в решении суда должно содержаться признание факта совершения обвиняемым инкриминируемого ему преступления. То есть обвиняемый признается совершившим преступное деяние, но не считается осужденным (ведь он освобожден от уголовной ответственности). Этот малозаметный нюанс понадобится нам в дальнейшем.

Суд также решает, избрать ли местом принудительного лечения больницу общего типа или "спецпсхбольницу". В спецбольницах содержатся только направленные туда по решению суда, то есть признанные совершившими преступное деяние. В больницах общего типа немногие направленные на принудительное лечение находятся среди преобладающей массы пациентов, не обвинявшихся ни в каких преступлениях. Режим в спецбольницах близок к тюремному. Там более строгая изоляция, больше ограничений на свидания, передачи и т.д.

Главной особенностью статуса находящегося на принудительном лечении является то, что он не может быть выписан из больницы без повторного рассмотрения дела судом и судебного решения о снятии принудительного лечения. Для повторного рассмотрения дела судом необходимо заключение местной медицинской комиссии о существенном улучшении состояния больного. В этом случае комиссия направляет в суд рекомендацию о снятии принудительного лечения. Суд может согласиться с выводами и рекомендациями комиссии, но не обязан этого делать. Если суд не соглашается, дело откладывается до следующей комиссии. Комиссии проводятся раз в полгода.

Уже прозвучали успокоительные заявления, что Михаил Косенко может выйти на свободу уже через полгода (на самом деле больше, потому что еще несколько месяцев занимает путешествие документов из больницы в суд и обратно плюс время на вступление решения суда в законную силу). Теоретически да, может. Но точно так же он может находиться в психбольнице неограниченно долго. Комиссии могут сколь угодно долго не находить оснований для рекомендации о снятии принудительного лечения. Суд может сколько угодно долго не соглашаться с рекомендацией комиссии принудительное лечение снять.

Суть советской карательной психиатрии заключалась в том, что она автоматически рассматривала так называемые антисоветские взгляды как результат и проявление психического расстройства. Правда, для этого требовалось одно условие: диагноз, свидетельствующий о наличии у человека какого-то психического расстройства. Такой диагноз могла поставить сама судебно-медицинская экспертиза во время следствия. Механизм психиатрических репрессий работал следующим образом: следствие и суд квалифицировали любое устное или письменное выражение "антисоветских взглядов" как преступление, предусмотренное статьями УК об антисоветской пропаганде либо клевете на общественный строй, а экспертиза напрямую связывала и сами взгляды, и их выражение с выставленным человеку диагнозом.

Наиболее ходовыми диагнозами, ставившимися диссидентам, были вялотекущая шизофрения, психопатия шизоидная и психопатия паранойяльная (параноидальная). В уголовной практике эти диагнозы считались "пограничными". Они давали экспертизе и суду широчайшие возможности: при желании можно было как признать, так и не признать человека невменяемым. Среди подвергавшихся политическим репрессиям действительно были люди с незначительными расстройствами психики, вовсе не означавшими, что человек неадекватен и опасен для окружающих. Вопиющая несправедливость заключалась в том, что любая критика советского строя рассматривалась как тяжкое государственное преступление. А при наличии любого диагноза – как проявление болезни.

Из этого вытекал еще один "нюанс". Для того чтобы медкомиссия признала направленного на принудительное лечение выздоровевшим и рекомендовала суду снять ему "принудку", необходима была так называемая "критика к заболеванию" со стороны пациента. То есть он, во-первых, должен был признать свои "антисоветские взгляды" результатом болезни, во-вторых, доказать свое выздоровление, заявив о пересмотре этих взглядов. И любая медкомиссия безо всяких телефонных звонков знала, что без такого заявления суд рекомендации о снятии принудительного лечения не примет.

Многие советские судмедэксперты были убеждены, что, признавая диссидента невменяемым, они действуют ему во благо. Бытовые условия в психушках были, как правило, лучше, чем на зонах. Уровень бесправия и унижений при этом мог быть и выше, но для стандартного советского обывателя, коим был обычный психиатр, это не имело существенного значения. Главное, жрачки больше, а кроме простыней еще и пододеяльники дают. А если будешь вести себя правильно, то выйдешь если и не через полгода, то года через полтора-два (для признанных вменяемыми статья 70 предусматривала до семи лет лагеря плюс до пяти лет ссылки). Ну а принуждение к отказу от своих взглядов советским человеком вообще за беду не считалось.

Врачи, к которым попадал направленный на принудительное лечение диссидент, тоже далеко не всегда были извергами, горевшими желанием помучить его психотропными "глушилками". Они просто соблюдали известные всем по умолчанию правила игры. Случай с начальником психтюрьмы, направившим в ЦК КПСС письмо о том, что он не согласен с диагнозом оказавшегося у него генерала Григоренко и как честный коммунист ставит об этом в известность родную партию, уникален. Да и не повлияло это на судьбу генерала.

Обратившись же к делу Михаила Косенко, мы видим, что:
1. Судья признала его участником массовых беспорядков, которых не было вообще.
2. Судья признала его совершившим над полицейскими насилие, которого он очевидно не совершал.
3. Судья признала инкриминируемые ему действия результатом имеющегося у него психического расстройства исключительно на основании того, что он "против власти".
4. По логике судебно-психиатрической машины для признания Михаила Косенко выздоровевшим от него будут требовать признания вины в том, в чем он себя виновным не признает.

Так что говорить о возвращении худших традиций советской карательной психиатрии полностью правомерно. И еще. Сейчас много разговоров о возможной амнистии узникам Болотной. Я в эту амнистию не очень верю. Думаю, что это очередная разводка узурпатора. Но если я ошибаюсь и батюшка-барин соблаговолит-таки даровать амнистию, на Михаила Косенко она распространяться не будет. Помните о нюансе, упомянутом в начале? Михаил ведь у нас не осужденный. Как говорили в советские времена, не за что-то сидит, а по болезни.