Слово "дресс-код" возникло на наших просторах сравнительно недавно, одновременно с клубно-гламурным бумом 90-х и нулевых годов. Понятно, что клуб на то и клуб, чтобы служить пространством соблюдения той или иной конвенции, чтобы привлекать "своих" и по возможности отсекать "чужих". Клуб на то и клуб, чтобы в одном тебе были всегда рады, в другой ты бы стремился войти, но не пускают, а к третьему ты даже и близко бы не подошел. В широком смысле вся общественная жизнь и есть совокупность и сложное взаимодействие разного типа и толка клубов. И внутри каждого из них, конечно же, существует система взаимопонимаемых поведенческих кодов, самым поверхностным из которых служит внешний вид, манера одеваться и обуваться.

Для человека светского одним из таких клубов является и культовое учреждение, а потому человек культурно вменяемый и не склонный к безбрежному эпатажу никогда не войдет в православный храм в шапке, в синагогу без шапки, а в мечеть - в ботинках. Такого рода "дресс-код" принято уважать именно потому, что следует уважать принципы и правила любого клуба, в том числе и того, членом которого ты не являешься.

Забавно и симптоматично, что в наши дни о "дресс-коде", причем не о внутриклубном, а едва ли не об общенациональном, голосом одного из своих официальных представителей протоиерея Всеволода Чаплина заговорил один из довольно влиятельных российских клубов, а именно учреждение, сокращенно именуемое РПЦ.

Интересное, как говорится, кино.

Кстати, о кино. Некий однофамилец отца Всеволода в свое время создал образ человека, который не прошел бы по дресс-коду ни в один из клубов. Главная прелесть, неисчерпаемое обаяние и, если угодно, величие этого образа состояли и в том, что он в абсолютно любом обществе выглядел штатским среди военных. Персонаж Чарли Чаплина стал апофеозом внеклубности, внесистемности, невстроенности, а потому и всеохватной человечности.

Слово "дресс-код" недавнее. А вот отеческая забота партии и государства о внешнем облике вверенного им населения - явление, имеющее давнюю историю. В тоталитарном государстве по-другому быть и не может. Регламент и унификация всех возможных сфер не только общественной, но и частной жизни - одно из непременных условий его существования.

О! Я очень хорошо помню своры комсомольцев-хунвэйбинов, называвшихся "народной дружиной" и плотоядно охотившихся на улицах, в метро, на танцплощадках на узкобрючников, черночулочниц, миниюбочниц, шортоносцев. Несчастных нарушителей социалистической морали и марксистско-ленинской эстетики затаскивали в "опорные пункты", распарывали им штаны, стригли волосы, писали на них гневные телеги по месту учебы или работы. Это был настоящий "дресс-код", неформальный, с огоньком. Чаплину такое не по плечу, пожалуй.

Но как причудлива наша история! Ведь те же самые комсомольские "дресс-кодировщики", устраивали поистине бесовские кошачьи концерты около церквей, в буквальном смысле не давая прохода тем, кто в пасхальную ночь шел на крестный ход.

К семидесятым годам, годам моей юности, героическая пора всесоюзного дресс-кода как-то все же пошла на убыль. Всерьез прессовали только отъявленных хиппарей с хайрами. Я к хиппи никогда не примыкал, хотя с некоторыми из них и водил знакомство. Но кудри все же носил до плеч. Ну, и борода само собой. И, конечно же, веревочная сумка через плечо. Однажды в метро ко мне подсел пьяноватый гражданин и задушевно сказал: "Ну что ты, парень, ходишь как поп какой-то! Постригись, будешь на человека хоть похож".

Боже, как грустна наша Россия.