Что случилось, воевода?
Едет крыша у народа.
Побросали огороды,
Спорят и кричат.
Холуи, купцы, бояре
И не поймешь какие твари
У Кремля стеною встали -
Выступить хотят.
Может, надо силу применить?
Етить!
Всю державу всполошили -
Выбирать царя решили!

Этот фрагмент из песни "национально ориентированной" группы "Иван-царевич" (песня имеет красноречивое название"Не балуй!") пришел мне на память в связи опубликованной на днях статьей доктора философских наук, профессора Александра Казина "Идея власти и власть идеи".

Одного моего старого товарища изумила та ненависть к западной цивилизации и особенно к российским демократам-западникам, которой буквально дышит статья. Я этой ненавистью не удивлен, напротив, считаю ее естественной. Когда сталкиваются люди, исповедующие не просто несовместимые, но противоположные, взаимоисключающие ценности, вряд ли можно ожидать, что отношения между ними будут основаны на взаимной любви или хотя бы политкорректности. И я собираюсь вести с профессором Казиным не дискуссию ради консенсуса, а собираюсь вести с ним непримиримую идеологическую борьбу.

О противоположности системы ценностей ставит вопрос ребром сам доктор Казин. Вся его статья построена на противопоставлении западной ("евроатлантической") и "православной русской" цивилизаций. Они идут принципиально разными путями, потому что имеют разные духовные критерии и цели: "Это касается прежде всего... отношения к богатству и к свободе. Богатство и все его аксессуары воспринимаются у нас скорее как соблазн, чем как награда ("не обманешь - не продашь"). Слово "свобода" по-русски звучит скорее как "с волей Бога", чем "даешь права человека".

К свободе мы еще вернемся, а сейчас приведем еще одну цитату про богатство: "Если на Западе протестантское отношение к денежному успеху фактически оправдывает (и в определенном отношении упорядочивает) культ маммоны, то православное сознание России внутренне противится "золотому богу" ("от трудов праведных не наживешь палат каменных")".

Из этого делается вывод, что "построение в России либерально-буржуазного общества в принципе невозможно". Оно всегда будет оборачиваться "жестокой утопией, колеблющейся между хаосом и мафией". И далее доктор Казин углубляет эту мысль: "Капитализм - это рыночные отношения, распространенные на все уровни личной и общественной жизни человека. При либеральном капитализме в России продается и покупается все: тела, души, ученые и воинские звания, министерские должности, государственные секреты, дипломы любых вузов, медицинские диагнозы, мигалки на машину... На ученом языке это называется системной коррупцией".

Получается, что человек убогой, утилитарной, построенной на эгоизме и фетишизации материальных благ протестантской культуры может заниматься бизнесом, не воруя ("протестантское отношение к денежному успеху... в определенном отношении упорядочивает..."). А если бизнесом занялся человек более высокой православной духовности, он не воровать не может. Доктор Казин не коммунист, мечтающий упразднить частную собственность и рынок. Он ищет незападный, "русский" способ заставить бизнес не воровать. И вот здесь мы должны вернуться к проблеме свободы.

Гражданское общество, пишет профессор Казин, "разворачивается между вертикалью государственной дисциплины и горизонталью финансового самоутверждения". Вот здесь-то и зарыта собака. Западная цивилизация построена горизонтально, когда всяк самоутверждается как хочет. В противоположность ей русская православная цивилизация должна быть связана "вертикалью государственной дисциплины". Автор уточняет: "Нужно понять, что сама идея разделения властей (духовной, политической и экономической) и отчуждения государства от капитала и информации - для нашей страны непригодна".

Общественная модель, в которой государство жестко контролировало информацию (духовную жизнь) и частную экономическую деятельность (формально не конфискуя частные капиталы), действительно существовала в первой половине XX века. Правда, в очень западноевропейских странах, не имевших к православной культуре никакого отношения. В основном в католических, но в одной даже наполовину лютеранской.

Профессор Казин пишет, что государственная власть, чтобы не превратиться во "что-то вроде гоббсовского Левиафана или ницшеанского "самого холодного из чудовищ", должна быть "направлена на нечто более высокое, чем она сама". Конкретно, "материальное золото и державный меч должны находиться в России под знаком Креста". Вот такую "иерархию креста, меча и золота" доктор Казин и называет "вертикалью русского бытия".

Казалось бы, речь идет о верховенстве церкви над государством. Однако в реальной русской истории всегда было наоборот: церковь была подчинена государству и им контролировалась. И высших церковных иерархов, говоривших правду в лицо неправедным властителям, было немного. Митрополит Филипп, удавленный в темнице лично Малютой Скуратовым, сам виноват: предпочел конфронтацию диалогу.

Чтобы быть хотя бы моральным судьей действий государства, церковь должна как минимум от него не зависеть. Но как раз независимость "духовной власти" от "политической" профессор Казин, как мы только что видели, и отрицает. Для снятия возникающего противоречия духовные учителя профессора Казина всегда использовали понятие "симфонии духовной и светской власти". Ведь это только в схоластически-рациональном, секуляризованном ("обмирщенном"), формально-юридическом западном сознании либо один из двух субъектов находится в подчинении у другого, либо они независимы друг от друга. Это верно лишь для общества, в котором все друг другу противостоят, каждый от каждого обороняется и в результате общественный организм рассечен рвами всевозможных прав и гарантий. "Отношения церкви, государства, экономики и человека в России всегда носили (и носят до сих пор) иной характер, чем на Западе", - заявляет профессор Казин. Какие же это отношения? А вот какие:

"Православно-русская цивилизация не вырывала непереходимую пропасть между церковью, государством и народом. Власть и народ в русской исторической традиции - это части единой духовной паствы, каждая со своей миссией на этой земле. Великие московские соборы ХVI-ХVII веков и были практическим разрешением вопроса о свободе, государстве и обществе в России. На всем протяжении отечественной истории идея соборного единства (под разными именами) остается центральным образом Руси в отличие от образа страны как банковской корпорации (Америка) или изящного салона (Франция)".

Нам, людям грубого, приземленного, основанного на формальной логике западного сознания, действительно не понять диалектику тех, кто оперирует вещами трансцендентными, тонкими материями ("Россией правят духовные энергии"). Не из тонких материй были сделаны цепи, которыми приковывали к тачкам в демидовских шахтах тех, кого силой, обманом или опоив в кабаке вынуждали дать на себя кабальную (сами виноваты, пить меньше надо). Не из тонких материй были сделаны шомпола, которыми забивали насмерть провинившихся солдат армии Николая I в лучшие, по словам профессора Казина, годы империи (тогда старались не приговаривать к смертной казни, считая это нехристианским, - давали тысячу шомполов). Не из тонких материй были сделаны колючая проволока и вышки лагерей сталинской империи, которой православный доктор Казин легко прощает ее богоборчество. Она ведь выполняла задачу "преодоления последствий либеральных экспериментов над страной". Она проводила (под другим именем) идею соборного единства.

Так что же такое эта знаменитая русская соборность? В чем загадка чудесного духовного единения между "холуями, купцами, боярами и не поймешь какими тварями", между вертухаями и зэками? Не раз отмечалось, что российское общество как правило было гораздо более разобщено, гораздо менее способно к самоорганизации, к солидарным действиям, чем западное. Но русская соборность выше способности к координации в отстаивании своих интересов. Ее секрет в принципиальном отказе от отстаивания собственных интересов, в добровольном подчинении себя служению общему делу, воплощенному в государственной воле.

Апологеты русской православной цивилизации с XIX века подчеркивают: великие московские соборы тем и велики, что, в противоположность выборным сословно-представительным органам Европы, они не добивались от царской власти зафиксированных политических прав. Один такой великий собор коллективно пожаловался Ивану Грозному на его опричников. И был немедленно поголовно арестован. Тех, кого посчитали зачинщиками, казнили, некоторым "урезали язык", но большинство просто по-отечески выпороли. Вот в этой теплоте семейных отношений, на которых построена вся жизнь общества, еще один секрет русской православной соборности.

С конца XV века не только простолюдин, но и любой представитель высшей знати обязан был обращаться к великому князю по формуле: "Холоп твой Ивашка (Петрушка, Микитка) тебе челом бьет". Можете себе представить, чтобы так обращался к самому абсолютному из французских королей какой-нибудь "д'Артаньянишка"? Нет, потому что на Западе не было семейной теплоты отношений между властью и подданными. На расчетливом, черством, холодном Западе их разделяла пропасть.

Наше соборное единство власти и народа - это отсутствие каких бы то ни было барьеров между ними. То есть власть может делать с народом все что пожелает. Доктор Казин оговаривается: "Великодержавие как принцип не должно заслонять того факта, что держится оно только доверием народа, чувствующего в его носителях - и прежде всего в олицетворяющем его лидере - Божью руку". Однако тут же объясняет, что механизм наделения лидера народным доверием вовсе не должен действовать по процедуре, которой "требуют прописи либеральной демократии... Менять все это каждые четыре года было бы чистым безумием".

На самом деле суть западной демократии не в обязательности регулярной смены носителей власти, а в том, как они эту власть получают. На Западе это происходит в результате соперничества различных общественно-политических сил, из которых народ выбирает. Вот этого соперничества как раз и не должно быть в православной соборной цивилизации. Если православные начнут выбирать между соперниками, они непременно побросают огороды и будут только ругаться, спорить и кричать. И будет всеобщий бардак, который закончится олигархической "малиной". Поэтому-то доктор Казин и видит одно из самых позитивных знамений времени в том, что "Путин фактически назначил себе преемника... - шаг стратегический, свидетельствующий о традиционной для нашей страны наследственной передаче власти".

Подстать этому избранному без соперничества народному царю должен быть и его парламент - "работающая с ним в принципиальной политической связке Государственная Дума, в которой доминировала бы единая фундаменталистская партия... Конечно, партий в Думе может быть и больше, но все они должны исходить в своей деятельности в конечном счете из одного мировоззрения - национально-патриотического (именно так обстоит дело в новоизбранном парламенте)".

То есть опять-таки не должно быть реального соперничества. Сходная конструкция существовала в некоторых странах советского блока. Допускалось существование нескольких партий, но все они обязаны были признавать руководящую и направляющую роль одной доминирующей. Они не имели права выдвигать собственную программу, отличную от программы доминирующей партии, не имели права состязаться с ней на выборах. Места в парламентах распределялись заранее по квотам. За принадлежность же к организации, не отвечающей этим требованиям, полагалась тюрьма.

"Спора нет, государству трудно в ХХI веке: со всех сторон его теснят разного рода сетевые сообщества, транснациональные корпорации, "неправительственные структуры" и т.п.", - с явной грустью пишет доктор Казин, признавая, что современная государственность не может быть столь тотальна, как при Петре I и при Сталине. Правда, тут же многозначительно добавляет: "Впрочем, и сейчас положение России не легче - нынешняя РФ фактически существует в границах ХVII века, окруженная чужими военными базами. Чтобы отвечать за такую сложную страну в столь непростых условиях, верховная власть должна располагать соответствующими рычагами управления, реализующими в практическом социальном действии энергетику цивилизационного основания".

Чтобы реализовать в практическом социальном действии энергетику цивилизационного основания "в нехристианском (и частью антихристианском) глобализирующемся мире... народу в очередной раз придется выделить из себя особый слой служилых людей", то есть опричников и крепостников. Старый анекдот. Путин собрал своих приближенных и говорит: "Ну, хватит! Свои счета в иностранных банках вы уже наполнили. Не пора ли теперь о людях подумать? Что скажете?" После тягостного молчания один из служилых робко говорит: "Я думаю, для начала душ по двести хватит".

В отличие от образа страны как банковской корпорации, центральный образ русской православной цивилизации, о которой пекутся доктор Казин и его единомышленники, - крепостное поместье Салтычихи. Действительно фундаментальный элемент этой цивилизации — порка. Недаром, когда выросло первое непоротое поколение хотя бы дворян, среди них сразу появились люди, замыслившие упразднить самодержавие. Это цивилизация кнута и нагайки, лесоповала, вышек и колючей проволоки. Ее православие на деле — поклонение постоянно требующему ритуальной крови языческому идолу Державы. Нас обвиняют в том, что мы хотим добить эту цивилизацию? Да, мы действительно хотим это сделать.