В среде либеральной оппозиции с новой силой разгорелся старый спор между "умеренными" и "радикалами" о том, следует ли пытаться благотворно воздействовать на авторитарную власть, лояльно с ней сотрудничая, или единственно допустимая форма отношений с ней — непримиримая конфронтация.

Раздаются и примирительные голоса. Так, Дмитрий Фурман пишет:

"Предшествующие... попытки перехода к демократии были результатом действий как "размягчавших" авторитарные режимы "системных" либералов, так и "внесистемных" революционеров и диссидентов, бросавших... режимам вызов. Подготовка этих попыток была единым процессом, в котором участвовали как революционеры, так и постепенно внедрявшие в сознание власти и общества мысль о конституции царские чиновники и либеральные профессора; как Сахаров и Солженицын, так и советские либералы из "международного отдела ЦК КПСС" и вполне легальные, получавшие различные премии писатели и режиссеры. И те, и другие – необходимы для подготовки попытки и нужны друг другу...

Переход от имитационной к реальной демократии... неотделим от первого избрания не того, кто уже во власти..., по сути своей не может быть действием власти, не может быть "реформой". Он не может произойти без борьбы с властью, без мобилизации массового протеста, без какого-то российского аналога "майдана". Никакие либеральные реформы не могут избавить нас от необходимости сделать в будущем этот шаг и не могут его заменить. Но они могут облегчить его и способствовать тому, что он не окажется очередным провалом.

Чем больше правовых и конституционных элементов в нашей жизни, тем больше шансов, что этот кризис окажется "мягким", не катастрофическим, – а это опять-таки очень важно для того, чтобы посткризисная демократия не оказалась очередным "переходным периодом" между двумя авторитаризмами".

Я тоже хочу, чтобы в критический момент "майдана" системные либералы, повиснув на руках у "ястребов", не дали им начать всех расстреливать из пулеметов и давить танками. Я не знаю заранее, сможет ли сохранить себя человек, избравший путь внедрения в глубокий тыл противника. Я не хочу лезть в душу депутату (когда-то состоявшему в очень симпатичной либерально-оппозиционной партии) и выяснять, мучила ли его совесть, когда он ради возможности привести с трибуны Государственной думы статистические данные о провале пенсионной реформы соглашался молчать о тотальном беззаконии и произволе властей на Кавказе или об избиениях "несогласных" в Москве. Я тоже не берусь взвесить на аптекарских весах, насколько приближает нас к демократии его выступление и насколько отдаляет его молчание. Я только хочу внести некоторую ясность.

Прежде всего: что такое "системные либералы"? Есть тот, кто входит в круг людей, принимающих решения (стрелять или не стрелять). Есть либеральный профессор, который ведет задушевные беседы со знакомым жандармским полковником за партией в вист с целью благотворно повлиять на режим. Не будем пытаться определить степень эффективности такого способа влияния, но во всяком случае этот профессор, хоть и старается не ссориться с полковником, не состоит у него на службе. А есть еще придворный артист, подрядившийся обслуживать декорации сочиненного не им спектакля. Вот он точно ни на что никогда не повлияет. Хозяева редко прислушиваются к прислуге.

Глубоко ошибается другой бывший член упомянутой партии, когда усматривает в создании "Справедливой России" признак появления в Кремле некоей прогрессивно мыслящей группировки. То есть, конечно, одна из соперничающих бандитских клик может в силу стечения обстоятельств оказаться объективно "прогрессивнее" другой. Но только "справедливцы" не имеют к этому никакого отношения. Они не являются самостоятельным политическим субъектом. Они не нужны никому и в качестве инструмента борьбы за власть. Ведь борьба кремлевских группировок ведется не на картонных мечах. От встроенных в систему либералов, вообще публично власть не критикующих, и то больше пользы.

Однако речь не о людях, избравших для себя путь влияния на режим изнутри или согласившихся его обслуживать, изображая "оппозицию Его Величества". Спор ведется насчет тех, кто принял на себя обязанности настоящей публичной политической оппозиции. Оппозиции, отвергающей всю сложившуюся политическую систему в целом, а не отдельные ее недостатки. Оценивающей ее как систему глубоко антидемократическую и пагубную для страны, основанную на лжи, беззаконии и насилии. Обвиняющей правящую группу не просто в ошибках, но в преступлениях и подлости. Открыто ставящей задачу отстранения этой группы от власти.

Речь не о том, допустимы ли вообще контакты и компромиссы такой оппозиции с такой властью. Когда оппозиция подает уведомление о проведении Марша несогласных, она вступает с властями в контакт. Если власти под надуманным предлогом отказывают в согласовании заявленного маршрута, но все же, в соответствии с законом предлагают альтернативный маршрут, а оппозиция на это соглашается, чтобы лишний раз не подставлять людей под дубинки, оппозиция идет на компромисс с режимом. Кажется, никто из самых непримиримых радикалов не отрицает необходимость таких контактов и допустимость таких компромиссов. Однако такие контакты и компромиссы смешно было бы называть диалогом.

Но может ли оппозиция путем именно диалога с властями, путем "мягкой дипломатии" убедить их пойти на хотя бы частичные уступки, отказаться от принятого ранее решения? Да, отвечает на этот вопрос член питерского и федерального бюро партии "Яблоко" Борис Вишневский. В качестве примера успешности такой дипломатии он приводит петербургскую историю с вычеркиванием полутора сотен зеленых насаждений общего пользования из перечня охраняемых. Сады, парки, бульвары, скверы оказываются под угрозой неконтролируемой застройки. Однако оппозиционерам удалось, задействовав все "внутрисистемные" механизмы, убедить вице-губернатора Вахмистрова в необходимости возврата зеленым зонам охраняемого статуса.

Конечно, если есть возможность "по-хорошему" убедить власти отказаться от какой-то намеченной ими гадости и тем сделать жизнь людей лучше, такой возможностью надо пользоваться. Но, чтобы это не стало работой по припудриванию сохраняющего свою суть режима, необходимо постоянно помнить вот что: когда режим затевает игры в диалог с оппозицией, его интерес состоит в том, чтобы втянуть ее в морально недопустимый компромисс и тем нейтрализовать. Интерес же оппозиции прямо противоположный — не дать себя в это втянуть.

При весьма проблематичной пользе от таких компромиссов у них есть очевидный вред: они подают дурной пример обществу. Они способствуют распространению атмосферы капитулянтства перед ложью и подлостью, снисходительности к ним. Все такие - значит, и мне можно, значит, и власти не хуже нас, да и не бывает других. Именно это и цементирует путинщину. То есть такое поведение оппозиции прямо укрепляет даже не политическую, а более глубинную основу путинского режима.

Общественная функция бросающих режиму вызов бунтарей — подавать обществу противоположный пример. Главная задача, стоящая перед оппозицией (по схеме Дмитрия Фурмана), — не размягчение системы изнутри, а морально-психологическая подготовка "майдана" снаружи. Если упускать из виду эту задачу (а некоторые лидеры либеральной оппозиции сознательно стремятся исключить это направление из своей деятельности), остается дорога в "Справедливую Россию". Или в "Гражданскую силу". Или в "демпартию" Богданова. Те же, кто выбирает оппозицию, должны ее задаче соответствовать.

Любой публичный шаг оппозиции (в том числе любые контакты с властями) имеет общественно-воспитательное значение. И он должен, помимо прочего, формировать в обществе определенное отношение к власть имущим. Если все дело в желании властей, чтобы их попросили вежливо, можно и вежливо попросить. Но холодно. И любые контакты — подчеркнуто гласные. Самим своим поведением оппозиция должна показывать обществу: во власти люди, с которыми нельзя оставаться наедине без свидетелей.

Прямые контакты с властями вообще желательно свести к минимуму. Лучше общаться через посредников. Вот тут пусть и поработают "встроенные". Или правозащитники вне политики. Оппозиция должна показывать обществу: во власти люди, с которыми неприятно находиться рядом.

Далее. Любая встреча с высокопоставленными представителями режима должна начинаться с ритуального вопроса: "Какие приняты меры по розыску и задержанию должностных лиц, незаконно отказывавших гражданам в праве на проведение митингов и шествий и отдававших приказы о применении против них силы?" Каждая такая встреча должна содержать ритуальное повторение требования прекращения полицейского произвола и освобождения политических заключенных.

До выполнения этих требований принятие из рук режима каких-либо назначений абсолютно неприемлемо. Как правильно замечает Дмитрий Фурман, режим боится полной потери лояльности "не такого уж большого, но социально очень значимого образованного и относительно обеспеченного слоя, сосредоточенного прежде всего в столицах". Поэтому и стремится привлечь авторитетные в этом слое либеральные фигуры к участию в своих государственных и имитационных квазиобщественных структурах (типа "общественной палатки"). Поэтому и оказывает периодически знаки внимания либеральной оппозиции. Но заставить режим реально считаться с ней может именно та самая полная потеря лояльности вышеуказанным слоем. И если либеральная оппозиция хочет чего-либо добиться, она должна не тормозить, а стимулировать этот процесс.