статья Последнее слово подсудимого

Юрий Самодуров, 23.03.2009
Андрей Ерофеев (слева) и Юрий Самодуров на общественных слушаниях по делу о выставке ''Запретное искусство''. Кадр Граней-ТВ

Андрей Ерофеев (слева) и Юрий Самодуров на общественных слушаниях по делу о выставке ''Запретное искусство''. Кадр Граней-ТВ

В Таганском суде Москвы проходит процесс о выставке "Запретное искусство-2006" (пока слушания приостановлены на неопределенный срок). Уволенный из Третьяковки куратор Андрей Ерофеев и бывший директор Сахаровского центра Юрий Самодуров обвиняются по 282-й статье УК - "разжигание религиозной розни с использованием служебного положения". Оба находятся под подпиской о невыезде; Ерофеев не может навестить своих новорожденных близнецов в Германии. Еще до начала слушаний по существу дела Юрий Самодуров решил выступить с последним словом, "чтобы показать абсурдность" этого разбирательства, инициированного православной организацией "Народный собор".

Ваша честь, госпожа судья!
Уважаемая госпожа(господин) прокурор!
Уважаемые адвокаты, общественные защитники эксперты и свидетели защиты!
Уважаемые присутствующие в зале суда!

Опыт работы директором Музея и общественного центра имени Андрея Сахарова в Москве (1996–2008 гг.) привел меня к убеждению, что любое такое учреждение, касающееся в своей деятельности проблем современного общества, может и должно стремиться использовать в своей работе все языки культуры в широком смысле слова – гуманитарных и естественных наук, философии, права, этики, изобразительного искусства, литературы, музыки, кино, политики, гражданских акций, бизнеса и другие, в том числе язык современного актуального искусства (contemporary art).

На опыте своей работы я убедился, что язык актуального искусства – это способ культурной коммуникации, ориентированный на стимулирование острого ощущения происходящих в обществе интеллектуальных, политических и физических перемен, эфемерности многих установившихся барьеров, запретов, репутаций; язык, вызывающий ощущение растущей сложности современного мира и необходимости нового, более самостоятельного и широкого понимания происходящего в нем.

Я столкнулся с тем, что некоторые выставки и отдельные произведения актуального искусства, показанные нами, вызвали и продолжают вызывать острое неприятие у представителей всех слоев общества, в том числе у некоторых правозащитников и искусствоведов. Я много размышлял об этом и пришел к следующим заключениям.

Во-первых, в контексте деятельности имеющего общественно-политические, научные и производственные задачи государственного или общественного учреждения (историко-политического музея, университета, научного института, общественного центра, городского совета, мэрии и т.п.) произведения актуального искусства получают у зрителей и в глазах общества статус значимых высказываний по чувствительным для людей интеллектуальным, политическим, экономическим, религиозным и иным вопросам.

Поэтому для руководителей учреждений, художников и кураторов статус, которые произведения актуального искусства приобретают благодаря "присвоению" и "переносу" на них статуса места их демонстрации, - важный и интересный феномен и ресурс коммуникации с посетителями и сотрудниками этих учреждений.

Во-вторых, институциональный контекст показа (государственный либо общественный или частный статус и основные направления деятельности учреждения, где демонстрируются произведения) очень сильно влияет на восприятие языка и интерпретацию смысла произведений актуального искусства. Институциональный контекст показа и произведения актуального искусства вместе производят ту информацию и эмоции, которые воспринимают, интерпретируют, "считывают", чувствуют зрители.

Поэтому я полагаю, что выставки и работы актуальных художников интересно и плодотворно показывать на площадках историко-политических музеев, в университетах, вузах, школах, научных институтах, общественных центрах, на заводах, в помещениях законодательных и исполнительных органов власти и т.п. Естественно, что тематика выставок и произведений по мнению куратора выставки и по мнению руководителя учреждения должна соотноситься с проблематикой работы того места, где они демонстрируются.

В-третьих, широко известные культурные, политические, религиозные, государственные, военные и иные символы, персонажи, объекты, как правило, представляются актуальными художниками в совершенно необычных "положениях", нередко нарушающих те или иные табу и резко отличных от тех, в которых зрители их привыкли видеть.

Поэтому формы и язык произведений актуальных художников ощущаются многими людьми как противоречащие привычным представлениям, а также статусу и характеру деятельности места демонстрации, когда речь идет о национальной государственной художественной галерее, историческом музее, университете, научном институте, общественном центре и т.д. Это противоречие может вызывать протесты консервативно настроенных лиц против демонстрации подобных произведений за пределами частных художественных музеев и галерей.

В-четвертых, заведомо многозначный и субъективный (личностный) способ интерпретации смыслов произведения актуального искусства противоречит объективному характеру изучения и представления смысла явлений и вещей в исторических музеях, вузах, в органах власти и т.д.. Это противоречие также может вызвать протесты консервативно настроенных лиц против широкой демонстрации актуального искусства.

Данные противоречия можно и целесообразно смягчать текстовыми пояснениями и/или работой экскурсоводов, передающих зрителям кураторскую интерпретацию смысла произведений актуального искусства, демонстрируемых в контексте деятельности и на площадках различных учреждений.

Наконец, в-пятых, в художественных галереях произведения актуального искусства получают статус работ, предназначенных преимущественно для эстетических суждений и/или коммерческой оценки и продажи. Претензий религиозного, общественного (тем более политического) характера к этим произведениям при показе их в таком институциональном контексте у зрителей поэтому, как правило, не возникает.

Таковы особенности восприятия и статуса произведений актуального искусства и их выставок не только в России, но и, судя по некоторым публикациям, в европейских странах и США.

Заключение

Я думаю, что интерпретация статуса и смысла произведений актуального искусства зрителями в значительной мере определяется институциональным контекстом их демонстрации (это предположение проверяемо опытным путем). В художественных музеях и галереях произведения актуального искусства получают у зрителей и в глазах общества статус работ, предназначенных преимущественно для эстетической и коммерческой оценок. Те же самые произведения, демонстрируемые в исторических и политических музеях, вузах, научных институтах, общественных центрах, в помещениях магазинов, фабрик, в парламенте, городской думе, в мэрии и т.п., при соответствующих пояснениях куратора будут восприниматься как значимые, интересные, неожиданные, острые, нередко парадоксальные, ничем не заменимые и эстетически непереводимые на другие языки культуры высказывания по важным для людей политическим, моральным, интеллектуальным, экономическим, религиозным и иным вопросам (часть зрителей подобные высказывания может и не понимать). Поэтому я считаю, что актуальное искусство следует продвигать за пределы художественных галерей и художественных музеев, которые в настоящее время служат для него своеобразными резервациями, где оно может существовать, но за пределы которых ему сегодня практически некуда и нельзя выйти. К сожалению, кураторы и художники в России, как мне представляется, почти не стремятся это сделать*. И это, по-моему, ограниченная и неправильная стратегия распространения и использования языка современного актуального искусства.

Я считаю, что для развития современного общества и культуры продуктивен подход, выраженный в словах: актуальное искусство значит больше и дает обществу больше при хорошо подготовленной демонстрации его за пределами художественных музеев и галерей.

Организацию мною вместе с Андреем Владимировичем Ерофеевым в марте 2007 г. в Музее и общественном центре имени Андрея Сахарова выставки "Запретное искусство-2006", посвященной проблеме административной цензуры и самоцензуры в российских художественных музеях и галереях, я считаю:
- во-первых, совершенно законной с точки зрения российских законов и Конституции;
- во-вторых, обоснованной и своевременной с точки зрения темы;
- в третьих, совершенно естественной и абсолютно уместной с точки зрения целей, основных направлений и форм деятельности Музея и общественного центра имени Андрея Сахарова (которые я как директор, создававший при поддержке Елены Георгиевны Боннэр и Фонда Сахарова музей с самого начала, "по кирпичику", в значительной мере сформировал, хорошо знал и стремился реализовывать);
- в четвертых, обоснованной и правильной с точки зрения стратегии использования языка произведений актуального искусства за пределами художественных музеев и галерей, которую я считаю перспективной и правильной для современной российской культуры и развития гражданского общества и к которой лично меня привела логика профессиональной организации работы Музея и общественного центра имени Андрея Сахарова.

Полагаю, что в плане задач развития российской культуры, а также в плане соответствия целям и формам деятельности Музея и общественного центра имени Андрея Сахарова я и Андрей Ерофеев профессионально и морально правы, показав в Музее и центре имени Сахарова выставку "Запретное искусство– 2006".

_______________________________

* Информации в Интернете о проведении в России выставок актуального искусства за пределами художественных музеев и галерей почти нет. Отмечу очень интересную и, видимо, позитивно воспринятую случайными зрителями акция ""Фон" - актуальное искусство в вагоне метро", организованную и успешно осуществленную в московском метро 6 апреля 2003 года кураторами Игнатом Данильцевым и Алексеем Звероловлевым.

Юрий Самодуров, 23.03.2009


новость Новости по теме