Бедный Александр Исаевич. Как всякий нормальный пророк, он, конечно, знал, что рано или поздно в России появится улица, названная в его честь. Только вряд ли догадывался, что это вызовет скандал и протесты благодарных соотечественников.

Он ведь как, наверное, предполагал? Часы коммунизма свое отобьют, заглотная власть рухнет, и на руинах самовластья его имя напишут новые вожди и возрожденный народ. Знавший российскую историю назубок, он понимал, что только так у нас и бывает. Сперва "литературный власовец" и злобные конвоиры в улетающем навсегда самолете, а потом рукоплескания, слава, улицы в честь пророка, памятники на площадях.

Вышло иначе. Часы свое отбили. Власть переменилась настолько, что ездила к нему на поклон и сильно уважала еще при жизни. Но по сути осталась той самой, совковой, которая все делает второпях или по каким-то безумным разнарядкам: сажает, высылает, славит, благодарит и переименовывает улицы. Эдакий волюнтаристский бюрократический самиздат: где хочу, там и увековечу. Хоть Кадырова, хоть Солженицына.

В самом деле, есть же норма, по которой улицы можно называть только именами тех, кто умер не менее десяти лет назад. Есть и законные тревоги людей, живущих на Большой Коммунистической, которые теперь замучаются по канцеляриям пыль глотать, переправляя свои документы. Вообще эту деликатнейшую проблему следовало решать без суеты и унижений граждан, обернувшихся ныне оскорблением памяти писателя.

Но еще печальней другое. Дело в том, что протестные настроения москвичей, желающих и дальше жить на своей улице под старыми табличками, порождены самой властью. Это настроения, которые вбивались в головы россиян все последние годы, вытравляя память о большевистском терроре и восславляя эпохи, когда власть была твердой, держава - великой, Россия - суверенной, большой и коммунистической.

Вспомним другие времена, когда в той же Москве шла эпидемия переименований, названная возвращением улицам их первоначальных имен. Порой это выглядело нелепо - когда "Лермонтовскую" объявляли "Красными воротами". Однако тренд был понятен и особых протестов не вызывал: страна пыталась вернуться к себе самой, сменяя вывески, придуманные при рухнувшем режиме. Ибо в прежних, вычеркнутых ранее названиях улиц и площадей являлась трогательная надежда на возвращение к нормальной жизни. Так больной, потерявший память, перебирает старые вещи, мучительно пытаясь вспомнить свое позабытое прошлое, позабытое имя.

Теперь он выздоровел, ничего не вспомнив, зато все поняв. Про эффективного менеджера Джугашвили, про великую страну, разрушенную дерьмократами, но вставшую с колен при Путине. А заодно и про Солженицына тоже: потоки грязной брани, обрушившиеся на Александра Исаевича в день его смерти в сотнях ЖЖ, тому ясное доказательство. Его патриотическое, но невподымное "Красное колесо" и проект обустройства России ведь мало кто прочел, а про "ГУЛАГ" и отчаянную борьбу с советской властью все знают. Знают и ненавидят той же лютой ненавистью, что и 30 лет назад. Ненависть внушена эпохой.

Поэтому закономерно, что борьба с улицей Солженицына уже стала политикой и рядом с умученными жильцами на сходке, где срывали табличку с именем писателя, отметились и леваки, и коммунисты. Они тоже дружно выступили против беззаконных действий, защищая народ от посягательств на Большую Коммунистическую. Хотя о юриспруденции, учитывая скверную личную кредитную историю, могли бы и помолчать.

Однако закон действительно на их стороне, и тупоумная власть, подставившая Солженицына под удар, должна была бы об этом догадаться заранее. Впрочем, плевать ей и на мертвых пророков, и на простых жильцов. Причисленный к номенклатуре, писатель все-таки наверняка будет прописан на бывшей Большой Коммунистической. Вопреки закону, невзирая на протесты. Бедный Александр Исаевич.