Юрий Сапрыкин так отреагировал на своей странице в Фейсбуке на беспрецедентную кампанию травли блогера Рустема Адагамова: "Что стало поводом для агиткампании государственного масштаба, которая по объему уже сопоставима с наездами на Саакашвили или там на эстонцев в связи с бронзовым солдатом? Первый канал, Следственный комитет, Роскомнадзор, Раша Тудей — и все это из-за того, что популярный блогер про Путина плохо написал? Что-то не верю... Tак в чем его НАСТОЯЩАЯ вина — из-за которой на него всех собак спустили?" Действительно, ответить на этот вопрос непросто, хотя эта травля и вписывается в общую репрессивную тенденцию. Но почему именно Адагамов - и в таком масштабе?

Мне кажется, что происходящее в российской официальной сфере следует рассматривать не столько с точки зрения содержания происходящего, сколько с системной точки зрения. В этом смысле мне кажется показательной вся история с Сердюковым, над которой журналисты и эксперты ломают голову в последнее время. Вопрос, который обычно ставится касается содержания происходящего: то ли это часть антикоррупционной кампании, то ли это подковерная борьба клик и т.д. Но случай с Сердюковым гораздо интересней с иной стороны. Он наглядно демонстрирует неспособность Путина и властных структур вообще принять какое бы то ни было внятное решение - то все как-то рассасывается, то тучи над Сердюковым сгущаются, но в сущности ничего не происходит. Речь идет о совершенном параличе воли по относительно малозначительному поводу.

Я полагаю, что этот паралич вообще характеризует сегодня президента, который с момента инаугурации крайне пассивен и не выдвинул ни одной важной в государственном масштабе инициативы. Дурацкие репрессивные законы, которые штампует Дума, к таким решениям не относятся и направлены только на то, чтобы сохранить status quo и не принимать вообще никаких решений. Нельзя, конечно, считать серьезной государственной инициативой все эти мелкие пакости, запреты и масштабные идиотизмы вроде "антимагнитского закона". Кремль, как в случае с Сердюковым, осуществляет какие-то мелкие движения, не решающие важных проблем. У одноклеточных такие спонтанные движения предшествуют целенаправленным перемещениям в сторону пищи или света. Амеба или инфузория просто шевелится на месте без всякой цели. То, что происходит с Сердюковым, очень напоминает такое движение амеб.

Этот паралич воли имеет прямое отношение к функционированию бюрократических институтов. Макс Вебер отмечал, что бюрократия обязательно функционирует на основе правил и административных предписаний. Такого рода следование правилам понимается как "исполнение долга". "Право давать эти предписания, необходимые для исполнения обязанностей, распределено устойчивым образом и строго ограничено правилами..." - писал Вебер. Для того чтобы железная дорога или воздушный транспорт надежно работали, необходимо расписание и целый ряд "технических" правил и указаний, которые должны неизменно исполняться. Но даже в менее регулируемых областях нужны либо правила, либо систематическое получение инструкций. Иначе бюрократ не может действовать, "исполнение им долга" не предполагает собственной воли. Когда ясный сигнал сверху не поступает, когда вместо сигнала наблюдается некое броуновское движение, а регулирующих правил тоже нет, бюрократическая машина начинает в самом прямом смысле слова сходить с ума.

Аппарат, созданный для исполнения властных решений, не может просто остановиться и самоликвидироваться. Он переходит в режим хаотического поиска сигнала. Управление с информационной точки зрения может пониматься как введение в систему некоего сигнала, которой этой системой усиливается и мобилизует ее внутренние энергетические ресурсы. Когда сигнала нет, за него начинает приниматься любой "шум", который система многократно амплифицирует. Столкнувшись с беспорядочным движением наверху, система, не приспособленная к выработке решений, вдруг становится "творческой". Поднимают голову инициативные энтузиасты, усилители шума вроде депутата Милонова или господина Бастрыкина.

Система, не имеющая сигнала, начинает действовать по принципу, который французский философ Жильбер Симондон назван "трансдукцией". Нормальная передача информации осуществляется по установленным каналам связи. Трансдукция действует без каналов, она передает сигнал ближайшему элементу, а от него следующему, пока все элементы системы не преобразуют свою энергию в новое стабильное состояние. Это и понятно: когда нет сигнала "сверху", реагируют на подобие сигнала "сбоку".

Хорошо видно, что нынешняя власть действует по принципу трансдукции. Если принят ряд законов, направленных против иностранцев и иностранных фондов, инициативный дурак типа Лугового сейчас же предлагает закон против Познера как иностранного подданного. Это не что иное, как амплификация того шума, который существует в системе. Запрещение усыновления американцами - продукт того же усиления определенного информационного шума, в котором выплывают на поверхность повторяющиеся темы: дети (жертвы педофилов) + американцы ("Госдеп").

Травля Адагамова подчиняется такому же принципу усиления шума с помощью трансдукции. Начало всему движению было положено словом-сигналом "педофилия", которое бродит в системе (отчасти благодаря дурости и инициативе того же Милонова). Этот сигнал начинает усиливаться, передаваясь от одного элемента системы к другому вне иерархических каналов связи, - и поехало: от Первого канала к Следственному комитету, Роскомнадзору, Russia Today. Типичным свойством такого процесса является его лавинообразное разрастание, на которое обратил внимание Сапрыкин. Адагамов тут ни при чем, это безумствует система. Точно так же - трансдуктивно - ведется скандальное дело "об организации массовых беспорядков" - от НТВ к Следственному комитету и т.д.

Трансдуктивное функционирование государственного аппарата и порождает вызывающее изумление нарастание какого-то циклопического идиотизма. Тут нет ни стратегии, ни плана - только бредовая игра в испорченный телефон. Лишившись всякого направления, бюрократический и репрессивный аппарат вошел в режим хаотического "творчества", которое есть не что иное, как амплификация шума, возникающего в результате каталепсии центра.