Сперва он сам ездил по российским регионам. Уфа, Оренбург, Смоленщина. Александр Григорьевич придирчиво оглядывал чужие, но до боли родные пейзажи, делал громкие заявления, тихо переговаривался с местными элитами. Тогда, на исходе тысячелетия, он еще всерьез рассчитывал стать преемником Бориса Ельцина, возглавив Союзное государство. В Кремле эти визиты воспринимались с раздражением, но до поры батьку терпели.

При Путине ему пришлось медленно и неохотно осознать, что воссоединение означает поглощение, причем поглощать будут его самого. Должность российского губернатора Лукашенко не прельстила. Тогда он искренне и на всю жизнь возненавидел старшего брата Владимира Владимировича и заговорил о свободе. Политика Минска надолго стала многовекторной. Гастрольные поездки на Восток сами собой прекратились. Отныне Александр Григорьевич лично принимал у себя провинциальных наших журналистов. Раз в год, осенью, при большом стечении телекамер. Это стало ритуалом.

Сперва их возят по стране, демонстрируя нешуточные успехи белорусской промышленности. Повсюду кормят на убой и поднимают настроение горячительными напитками, интервьюируют. Потом – главное угощение, которое припасено напоследок: счастливых гостей принимает президент, и тут начинается многочасовое шоу. Лукашенко отвечает на вопросы российской региональной прессы.

Собственно, где бы ни выступал батька – это всегда зрелище. Однако его речи, обращенные к россиянам, отличаются особенной глубиной и силой. Навеки отлученный от кремлевского трона, в этот день он разговаривает с Большим Братом как власть имеющий. Раз в год он берет реванш. Отводит душу. Ощущает себя, грубо говоря, Путиным.

Иногда он увлекается, и сидящие в зале содрогаются от его речей. Как, например, три года назад, когда Александр Григорьевич прямо обвинял Владимира Владимировича в покушении на вековечную дружбу славянских народов и в шантаже. Попутно Лукашенко предавал гласности главные тайны российско-белорусской дипломатии. За то, что батька промедлил с признанием Южной Осетии, его попытались "наклонить", как он выразился, не давая денег.

Выяснялись вообще поразительные вещи. Тогдашний наш премьер, по мнению Лукашенко, подрывал военное сотрудничество, препятствовал поставкам "дешевого и качественного белорусского продовольствия в Россию", срывал "интеграционные процессы". Не сказав при этом ни одного дурного слова в адрес Медведева, батька явно вбивал клин в тандем, за что был сурово наказан.

Три года спустя, пережив кризис и бесповоротно рассорившись с Западом, Александр Григорьевич высказывается осторожней. И все же характер берет свое, и он огорчает дорогих гостей сообщением о том, что Россия, вступив в ВТО, "кинула" Белоруссию. Еще он рассказывает о нравах, царящих в кругах олигархов, приближенных к московскому Олимпу. Дескать, некий Миша, явившись на прием к Лукашенко, имел наглость предложить ему 15 миллиардов долларов за "Беларуськалий", причем 10 ярдов в казну, остальные 5 – в карман лидеру. Разумеется, батька его прогнал, хотя и не стал сажать: все-таки союзник. Подытоживая, радушный хозяин изъявил готовность продать настырным российским бизнесменам все жемчужины белорусской экономики, но – по твердой цене черного золота. "Отдадим нефтеперерабатывающий завод, но вы дайте скважину", – такой размен предложил он российским региональным СМИ.

Хотя бы раз в год Александр Григорьевич не может отказать себе в этом удовольствии – немного поруководить Россией. Потрогать руками энергоносители. Разъяснить, как следует реагировать на происки феминисток из Femen и Pussy Riot, чтобы на "ровном месте не создавать проблем и из дерьма не делать героев". Как решать простой, но очень важный вопрос о власти: надо, не мудрствуя лукаво, "переписывать конституцию, а не устраивать комбинации". Мы ведь, по сути, так похожи, только в Минске, справедливо замечает Лукашенко, "все более честно, открыто и пожестче". Безо всяких там белых ленточек, параллельных выборов и прочих креативных гуляний. Поэтому президент Беларуси довольно резко критикует своих учеников в Москве. Как легко догадаться, он лучше бы управился c Россией.

Лукашенко всегда по-своему искренен, но в такие минуты, тоскливо разглядывая трезвеющих на глазах зарубежных журналистов, он искренен до предела. Через год батька снова позовет их к себе и снова устроит мастер-класс по интеграции, и это будет все тот же разговор. О России, которую он потерял, и все никак не свыкнется с потерей.