статья И безразлично в их речах

Илья Мильштейн, 20.05.2013
Илья Мильштейн. Courtesy photo

Илья Мильштейн. Courtesy photo

Самую русофобскую речь за всю историю Отечества произнес тов. Сталин. Выступая 24 мая 1945 года на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии, вождь поднял бокал за здоровье русского народа. "Иной народ, – сообщил Иосиф Виссарионович, вспоминая два первых года войны, – мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это..." Благоговейно выслушав тост, собравшиеся наградили оратора бурными, долго не смолкавшими аплодисментами.

Так было принято в те годы: что бы ни сказал тов. Сталин, публика начинала аплодировать и долго не могла остановиться. Даже в том случае, если он издевался над ней. А куда денешься?

У тов. Сталина были неограниченная власть и отменное чувство юмора. Отменное чувство юмора, подкрепленное неограниченной властью и хорошо отлаженной машиной репрессий, неизменно исторгало у собравшихся бурные, долго не смолкавшие рукоплескания. Вот они и аплодировали, не особо вдумываясь в значение сказанных слов. Или боясь вдуматься.

Между тем сказано было буквально следующее. Русский народ, огорченный неудачами первых двух лет войны, оказывается, мог бы собраться и переизбрать тов. Сталина. Где собраться? Ну, в парламенте, где ж еще, и там, строго соблюдая демократическую процедуру, проголосовать за какого-нибудь другого кандидата. За лидера оппозиционной партии, почему нет, разве их не было в сталинской России? Однако народ решил, что партия во главе с тов. Сталиным вполне оправдывает его ожидания, хотя враг уже дошел до Москвы, и парламентских дискуссий устраивать не стал. За это лучший друг командующих, частично истребленных накануне войны, и возглашал свой тост.

Еще лучше оценить юмор вождя могли и те немногие посвященные, начиная с Павла Судоплатова, кто именно в первые два года войны по личному указанию Берии вел сепаратные переговоры с нацистами. О заключении нового "похабного брестского мира" на условиях отказа от Прибалтики, Белоруссии, Молдавии и части Украины. Гитлер, у которого были свои представления о грядущем "другом правительстве", предложения отверг.

К чему все это вспомнилось?

Да все к тому же, хотя я понимаю, что Скойбеда уже надоела, чтобы не сказать резче. Российское государство всегда презирало свой народ, но в лице тов. Сталина глумление достигло рекордных высот. Искоренивший в стране все недотоптанные при Ленине свободы, вождь похвалил русских за послушание и верность.

Вот это и есть патриотизм с государственной точки зрения, в самой садистской его разновидности. Люди – мусор истории, так что собирательной Скойбеде в сущности безразлично, из чьей кожи Ильза Кох в Бухенвальде собирала абажуры для своей коллекции. Да хоть бы и из кожи военнопленных-славян. Это детали. Сперва ГУЛАГ, потом СМЕРШ, а напоследок – спасибо деду за победу. И жестокости в этом равнодушии, пожалуй, не меньше, чем в прямом убийстве.

Государственный патриотизм бесчеловечен, и в этом его коренное отличие от либерализма. Либералу жалко людей. Каждого отдельного человека. Вне зависимости от национальности, и тут возникает парадокс, который в запале возникшей дискуссии как-то прошел вторым планом, если вообще был замечен.

Эсэсовцы убивали преимущественно чужих, в том числе и евреев. Сотрудники СМЕРШа убивали своих, преимущественно русских: это статистика, их было большинство в коммунистической империи. Кроме того, искать гитлеровских диверсантов и шпионов среди евреев могло прийти в голову разве что самому тупому из советских чекистов. Как бессмысленно было бы отыскивать евреев в армии Власова – самой многочисленной, к слову, армии коллаборационистов за всю мировую историю.

Конечно, предатели – они и есть предатели, однако личный вклад тов. Сталина с его голодоморами и классовыми чистками в создание этой армии поистине бесценен. И если бы Гитлер, к счастью для всех нас, евреев и неевреев, не был идиотом, помешанным на расовой теории, война могла бы кончиться по-другому. В том числе и для тов. Сталина.

То есть что получается? Леонид Гозман, который осмелился приравнять смершевцев к эсэсовцам, по сути вступился за тысячи, если не десятки тысяч русских – жертв сталинского террора. И за чеченцев, которых бойцы НКВД сжигали живьем и расстреливали из пулеметов в Хайбахе. Напротив, государственно мыслящая патриотка Скойбеда плевать хотела на всех, включая русских узников Бухенвальда, и это вполне закономерно. Ненависть к либералам, которым жалко конкретных людей, вытесняет все прочие чувства, и остается лишь гадать о природе этой ненависти: классовая, расовая... Впрочем, реплика насчет абажуров вносит некоторую ясность.

В той своей исторической речи в Кремле, поднимая бокал за здоровье русского народа, тов. Сталин впервые назвал его "руководящим", что вызвало особенную радость у слушателей. Радовались они зря, ибо руководить руководящим народом по-прежнему собирался он, Иосиф Джугашвили, и новые аресты и расстрелы скоро подтвердили неизменность основного курса. Правда, у побежденного Гитлера вождь тоже кое-чему научился, и спасенные Красной Армией евреи уже в конце 40-х смогли это почувствовать. Вместе с русскими, украинцами, белорусами и людьми другими национальностей, вернувшимися с фронта или ковавшими победу в тылу. В отличие от бывшего, ныне разгромленного союзника тов. Сталин являлся интернационалистом и ему было все равно кого убивать. Жила бы страна родная.

Илья Мильштейн, 20.05.2013


в блоге Блоги

новость Новости по теме