19 августа 1991 года я вышел на перрон из поезда, на котором приехал из Москвы в Киев. Жизнь иногда складывается удивительным образом. Я уехал из российской - нет, тогда еще из советской столицы - вечером 18-го. Заканчивался курортный сезон, в поиске тем для "Независимой" я набрал с собой ворох последних газет и наткнулся на любопытную публикацию в газете парламентской группы "Союз", члены которой, как известно, защищали единое и неделимое государство всеми понятными им способами. В газете был изложен наиболее приятный депутатам способ - военный переворот. Эта тема показалась мне интересной. Я был удивлен тому, что сторонники империи не понимают простой вещи: страсти накалены до предела, республиканские элиты больше не чувствуют себя комфортно на этой общей сковороде. И достаточно любого резкого действия, чтобы государство, которое еще недавно казалось вечным, разрушилось как карточный домик.

Статью о военном перевороте я писал почти до рассвета. Через несколько часов меня разбудило радио. Сообщение о создании ГКЧП стало продолжением моих ночных фантазий - я понял, что статью я уже не опубликую. Но и ощущения, что все было кончено, тоже не было: мне предоставлялась прекрасная возможность проверить обоснованность своих прогнозов. Осталось только понять, как и когда. Конечно же, даже в самых смелых мечтах я не мог предположить, что то самое резкое действие, о котором я писал в неопубликованной статье, может уничтожить Советский Союз не за месяц, не за год, а всего лишь за несколько дней.

Впрочем, признаюсь, мне тогда было не до прогнозов. Мои коллеги были в гуще великих исторических событий - на знаменитой пресс-конференции членов ГКЧП, у стен Белого дома, среди москвичей, защищавших демократию, рядом с Ельциным. А я находился в Киеве, где практически ничего не происходило. И все же что-то меня удерживало, что-то заставляло остаться и не спешить обратно... 24 августа я уже диктовал в номер текст о провозглашении независимости Украины. Так бывает - отнюдь не всегда человек выбирает исторические события, свидетелем которых ему приходится стать.

Читателю, который может увидеть в этих строках юношеский романтизм, я признаюсь: я и сейчас воодушевлен. Воодушевлен, потому что текст, который мог бы оказаться главным в моей профессиональной карьере - об украинской независимости, - появился только на второй полосе "Независимой газеты": первая была посвящена избавлению от КПСС. И первое, и второе событие были моими мечтами - не юношескими, нет. Эти мечты были связаны с естественным сопротивлением злу, с верой в справедливость. Без этого человек - если он человек - просто не может жить.

Могут спросить: а чего же мы дождались за эти два десятилетия? Путина с аквалангом? Януковича на вертолете? Ради чего россияне собирались у Белого дома, зачем украинцы голосовали за независимость? Разве такой России или Украины хотели те, кто готов был рисковать жизнью за будущее своих стран, кто верил, что стоит отказаться от коммунизма и разрушить железобетонную империю - и жизнь сразу наладится?

И вот тут-то мне приходится признаться в том, в чем я обычно не признаюсь: я никогда не был идеалистом. И мысль о всеобщем благоденствии после избавления от зла никогда не приходила мне в голову. Более того, я был убежден, что от зла невозможно избавиться только с помощью президентского указа или акта о независимости. Нет, первый глоток может быть очень долгим, первый шаг в истории нередко растягивается на десятилетия, ожидание свободы охватывает целые поколения, а сама свобода приходит к тем, для кого дни борьбы за нее - седая история. Так очень часто бывало, просто на этот раз мы стали свидетелями этих грандиозных процессов и искренне обижены на время, в котором живем, на медлительность изменений, на жизнь в сером свете, на безысходность.

А это вовсе не безысходность. Это жизнь, в которой мы сделали только первый шаг. Разве не естественно, что зло, которое так долго владело нашим миром и нашими душами, сопротивляется мимикрирует, обогащается новыми формами? Зло всегда лучше подготовлено к любым кризисам, чем нравственность. Но режима, сковывавшего огромную империю железными скобами, все равно уже нет. И самой империи уже нет. Все остальное - дело неумолимого времени, экономических законов, информационной открытости. Морок, в котором нас заставляют жить сегодня, рассеется еще и потому, что он не столько страшен, сколько смешон. И это первый и главный результат августа 1991-го.