Интеллигенция любит внутреннюю свободу и не любит ходить строем. Ходить строем – это тоталитаризм. Интеллигенция не любит, когда ей предписывают, как ей ходить, какие-то не вполне понятные ей люди или просто ситуация. Интеллигенция не любит оказываться в ситуации жесткого выбора. Это ограничивает ее внутреннюю свободу. Для интеллигента (особенно для представителя творческой интеллигенции, существа наиболее тонко организованного) самое главное – не быть как все.

Все, например, знают, что московские власти задались целью ни за что не допустить оппозиционного митинга на Триумфальной площади ни в какое 31-е число, каковой цели по закону они ставить не могут. Все знают, что для незаконного воспрепятствования гражданам в реализации их права на свободу собраний власти идут на откровенное мошенничество и, чтобы занять площадь, инсценирует при помощи прокремлевских молодежек то велосипедные игрища из четырех человек, то кормление из полевой кухни гречневой кашей, то сбор крови (на улице, то есть в заведомо антисанитарных условиях), то "антитеррористическую" траурную дискотеку.

Все знают также, что сотрудники милиции применяют к "несогласным" удушающие приемы, выкручивают им руки, волокут по асфальту отнюдь не за разбитые витрины и подожженные автомобили, а всего лишь за поднятый картонный квадратик с цифрой "31". Все знают о душегубках, намеренно устроенных ментами в автозаках, об избиениях, в том числе девушек и пожилых людей, о двойном "профилактическом" переломе руки журналисту Александру Артемьеву в ОВД "Замоскворечье". Все знают о массовой фальсификации милицией рапортов о задержании с заранее вписанными лозунгами и с пробелами для фамилий.

Но почему и кому обязан я – свободная творческая личность – смотреть на вещи глазами этих "всех"? На каком основании от меня этого требуют? А я вот считаю, что не разбитые витрины и подожженные автомобили, а именно картонные квадратики с цифрой "31" являются "беспорядками". И я не считаю, что перекрывать дорогу политическому сопернику, за месяц подавая заявку на "культурно-массовое мероприятие" (в то время как на общественно-политическое мероприятие заявку можно подать не ранее чем за 10 дней), – это нечестно. Так что оппозиционеры сами "хулиганствуют и плюют на законы", в то время как "вменяемая молодежь сдает там кровь". Так что получают смутьяны по заслугам, а "милиционеры на Триумфальной площади – они и есть настоящие правозащитники". Так что не надо травить нашу милицию. "И о чем тут спорить?" - задает риторический вопрос кинорежиссер Ф.С. Бондарчук.

Впрочем, не все представители вписанной в истеблишмент и холуйствующей перед властью "общественности" заняли столь однозначную позицию. Некоторые призвали уполномоченного по правам человека Владимира Лукина, осудившего действия милиции, не торопиться с выводами, а сначала "разобраться, получить материал, выслушать аргументацию всех сторон" (видимо, девяти отказов в проведении митинга на Триумфальной за полтора года для этого недостаточно). Они указывают Лукину на то, что его должность обязывает не занимать одностороннюю позицию. Нарушения были с обеих сторон, утверждает глава комиссии по общественному контролю за деятельностью правоохранительных органов и реформированием судебно-правовой системы Общественной палаты Анатолий Кучерена. Ответственность лежит и на самих участниках, вторит ему директор некоего "Московского бюро по правам человека" Александр Брод. Действия милиции он объясняет тем, что среди митингующих были и радикалы, которые "пытаются заодно выступить, показать себя, любыми способами привлечь внимание". Брод полагает, что выкрики на политическом митинге "не имеют ничего общего с демонстрацией своих политических взглядов". Видимо, в представлении Александра Брода "радикал" имеет меньше прав стоять с картонным квадратиком, чем "умеренный", политический митинг проводится не с целью выступить, показать себя и привлечь внимание, а участвовать в нем можно только молча.

По мнению директора Института политики и государственного права Виталия Иванова, Лукину "нужно разобраться, не нарушают ли претензии этих самых "несогласных" права других, более социологически значимых, категорий россиян". А директор Фонда исследований проблем демократии Максим Григорьев даже обнаружил граждан, "пострадавших от такого рода акций". То есть Лукину надлежит выяснить, кого из прокремлевской молодежки "несогласные" запихали в фургон, в котором было нечем дышать, и избили в своем штабе.

Поза "над схваткой" – излюбленная поза вольнолюбивых творческих личностей. Они не только настаивают на своем праве на занимать чью-то сторону при столкновении с откровенной ложью, подлостью и мерзостью, но и порицают тех, кто лжи, подлости и мерзости противостоит. Причем любое осуждение действий властей считается односторонней позицией. А вот в упор не замечать незаконности отказов в согласовании митингов – позиция вполне объективная и взвешенная. Или оправдывать выходящее за всякие мыслимые законные рамки применение силы тем, что если милиция не будет этого делать, митингующие непременно и впрямь начнут "поджигать автомобили, переворачивать автобусы и бить стекла". Как утверждает Михаил Барщевский, сетующий, что "все обсуждают не то, что какие-то граждане, нарушив закон, вышли в неположенном месте, а все обсуждают то, что этих граждан мордовали, били, ломали руки". Ему остается только предложить отменить 31-ю статью Конституции вообще. Ведь, по его словам, "митинговая уличная демократия никогда нигде к добру не приводила".

Я не буду требовать от Михаила Барщевского последовательности. Я не претендую на то, чтобы указывать ему как себя вести и заставлять его ходить строем. Я также не призываю подвергать моральной травле тех, кто не считает зазорным становиться на сторону опричников, жандармов и вертухаев. Травля – это тоже тоталитаризм. Все люди – люди. И не надо раскалывать общество. Вот ведь и Солженицын пишет, что граница, отделяющая добро от зла, проходит не между борющимися классами (или какими-либо еще враждующими лагерями), а через душу каждого отдельного человека. Но из всех перечисленных граждан мне почему-то больше всех жаль Федора Бондарчука. Я тоже верю, что в любом человеке может проснуться совесть. И если она проснется у Федора Бондарчука и он встанет тогда на сторону "несогласных", очень многие очно и заочно будут напоминать ему его сегодняшние слова. И тогда ему будет очень больно. А боли я никому не желаю. Ведь все люди – люди.