Судья отказалась объединить дела бывших заложников "Норд-Оста"
Судебное заседание по 24 искам бывших заложников и родственников погибших в результате теракта на Дубровке началось с рассмотрения нескольких ходатайств. Ходатайство об объединении 46 исков в общее производство судья Марина Горбачева отклонила. Она полагает, что это может существенно затянуть рассмотрение дела.
Ходатайство адвоката Игоря Трунова - он просил вызвать дополнительных свидетелей и устроить просмотр аудио- и видеоматериалов, снятых на месте теракта как журналистами, так и террористами, - также было отклонено.
Кроме того, бывший заложник Александр Шальнов заявил отвод судье на основании того, что ответчик по делу - московское правительство - финансирует суды и, следовательно, судья является заинтересованным лицом. Судья отвод отклонила.
Справка
Показания истца Николая Волкова. Вторник, 21 января
У меня погибла дочь Лена. 22 октября ей исполнилось 22 года. В связи с праздником она с двумя подругами отправились в Москву, чтобы посмотреть мюзикл. Лене очень нравился "Норд-Ост", она уже ходила на него летом, ей захотелось увидеть представление во второй раз. Мы дочь оттуда не ждали – легли спать. Она сказала, что останется на ночь у знакомой.
В пол одиннадцатого зазвонил телефон – мы ложимся спать рано и уже спали. Звонил знакомый. Он рассказал, что произошло. Утром я поехал на улицу Мельникова. В ПТУ, где собрались все родственники заложников, я провел два дня – 24 и 25 октября. 25-го к нам присоединилась жена.
25-го вечером в списках освобожденных заложников появились фамилии дочери и двух ее подруг. Нас все окружили и начали поздравлять с освобождением. Мы начали звонить в штаб, сотрудница сказала, что, по ее сведениям, три девочки, в том числе Лена, освобождены. До утра не было никаких известий. В 8.00 26-го замруководителя МВД Васильев заявил о том, что заложники освобождены, но есть жертвы. Нам было очень жалко погибших, но мы и предположить не могли, что наша дочь находится среди них. Однако уже через полчаса мы узнали в штабе, что корреспондент ОРТ позвонил в штаб из одной из машин скорой помощи. Девушка-заложница очнулась и назвала свое имя – это была одна из освобожденных подруг. Еще она сказала, что наша дочь была в момент штурма в зале ДК. Я поехал в Первую градскую, куда отвезли подругу Лены. В списках пострадавших я нашел ее фамилию, но моей дочери там не было. Не было ее и в списках приходивших на Мельникова. Из этих списков мы узнали, что уцелела и вторая подруга, Ася. Мы сообщили об этом ее родителям.
27-го вечером начали зачитывать списки погибших. Они были составлены не по алфавиту. Поэтому все понимали, что фамилия их родственника может быть следующей. Нашей дочери не было ни в этом списке, ни в следующем. В ночь с 27-го на 28-е привезли фотографии погибших, где мы и нашли свою дочь. Нам сказали, что она в 23-м морге. В справке она была обозначена как неопознанная молодая женщина. В морг она поступила из 13-й больницы.
Я убежден, что моя дочь погибла не от рук террористов, а в результате газовой атаки. Первая часть операции по уничтожению террористов была проведена на должном уровне. Вторая часть по эвакуации была проведена халатно. Все время, пока мы искали нашу дочь, в кармане ее куртки лежал паспорт и предсмертная записка.
После произошедшей трагедии у жены резко ухудшилось здоровье. У младшей дочери были истерики во время похорон. Сейчас она чувствует себя более или менее нормально, но стала заикаться. Она боится спать в комнате, которую делила со старшей сестрой. Это событие разделило нашу жизнь на две половины – "до" и "после".
Справка
Показания истца Александра Шальнова. Вторник, 21 января
Мой 14-летний сын играл в одном из составов "Норд-Оста". У него большая роль – на сцене 43 минуты. Два-три раза в неделю он ездил в "Норд-Ост" и репетировал по пять часов. Недавно звонили из "Норд-Оста" и предлагали сотрудничать, но я не уверен, что мой сын захочет.
А тогда, 23 октября, у него была репетиция. Он был простужен – у него был бронхит. Однако он все равно пошел на репетицию. Я пошел с ним, жена должна была подойти позднее.
Репетиция началась в 20.00. Чтобы скоротать время, я пошел почитать в помещение, которое в "Норд-Осте" называется зеркальным залом. Раздался неожиданный хлопок. Я не особенно обеспокоился – подумал, что лопнул софит. Затем лопнуло еще несколько "софитов". А вслед за этим в зеркальный зал ворвались террористы и под дулами автоматов препроводили меня в зрительный зал.
Было ощущение, что все происходящее какая-то дурацкая инсценировка. Когда я вошел в зал там было 18–20 человек террористов. У всех были гранаты, у одного из них, 17-летнего подростка, был ручной гранатомет странного вида. Возможно, самодельной конструкции. Через какое-то время они принесли сумки с взрывачаткой. По периметру зала они приматывали бомбы к стульям широким скотчем. Теперь я не могу без содрогания слушать звук скотча. Также не могу слышать звуков взрывающихся петард.
Глядя на все эти приготовления, у меня возникла мысль, что это разминаются спецслужбы. Террористы были прекрасно организованы и хорошо управляемы. "Мы приехали сюда, чтобы взорваться", – сказала мне одна из чеченок. Было очень страшно.
Минут через 30 террорист вышел на сцену и приказал всем звонить знакомым и сообщать о том, что их взяли в заложники. Я начал звонить жене на мобильный – телефон не отвечал. Я не видел в зале ни сына, ни жены – это вселяло беспокойство за их судьбу. Я принялся обзванивать друзей. Им тоже не было ничего известно о судьбе жены и сына. Но через несколько часов от них удалось узнать, что жена выбралась через окно, а ребенок должен находиться где-то в зале. Оказалось, что на балконе. Его педагог знаками показал, что мой сын находится с ним и другими детьми.
Все то время, пока я сидел в зале, я слышал, как кашляет мой сын. Он был нездоров уже когда шел на репетицию, а сейчас ему стало совсем плохо.
Стрельба происходила на протяжении всех этих дней. В основном вне зала. Когда захватывали зал, я видел, как террористы выстрелили в воздух. Я сам видел, как пули ударились в потолок и посыпалась штукатурка. Было два эпизода, когда террористы приказывали залезть под стулья. Потом один из них насмешливо сказал: "Че под кресла падаете – если все взорвется, вам не выжить. А если и выживете – гранатами забросаем".
В первый же день была расстреляна девушка. Как я позже узнал, ее звали Ольга Романова. Она пришла в зал. Ее быстро допросили. Было принято решение. Ее вывели в коридор, и мы услышали выстрелы. Потом я увидел лужу крови неподалеку от двери.
В театре был буфет – там была минеральная вода, кола и т.п. Террористы принесли все это и пустили по рядам. Те, кому доставалось, делал глоток и пускал дальше. Жидкости явно было недостаточно. Позже чеченцы привезли в зал поднос с большим количеством коньячных бутылок. "Только этого еще не хватало, – подумал я. – Сейчас кто-нибудь напьется – тогда точно нервы не выдержат и что-нибудь ужасное произойдет". Но, к счастью, мои опасения оказались напрасными. Террористы вылили коньяк из бутылок и налили туда воду из-под кранов, которую давали пить заложникам. Позже они подключили к перетаскиванию воды 5 или 6 заложников-мужчин. Одному из них удалось бежать. Чеченцы очень злились по этому поводу, но никого не наказали.
То, что еды не было, – это скорее хорошо, чем плохо. Чувство страха перебивало чувство голода. К тому же, если бы желудки начали работать вполную – от оркестровой ямы было бы больше смрада.
Несмотря на все мои просьбы, террористы не разрешали подняться к сыну. Разрешили подняться на балкон только тогда, когда узнали, что к ним на переговоры едет Виктор Казанцев. Они были удовлетворены тем, что с ними на связь вышел официальный представитель властей. Раньше они неоднократно говорили, что "никаких Кобзонов им не надо", подавай премьера с президентом. Я подымался на балкон с тяжелым чувством. Подумалось: "Из Казанцева такой же переговорщик, как из меня балерина". После этого стало ясно: штурм неизбежен. Мы ждали, где же первыми начнут убивать – террористы или спецслужбы. Мы звонили в СМИ и штаб и умоляли их отменить штурм.
Под утро сказали: "Не будет Казанцева – начнем расстреливать". Один обронил такую фразу: "Выкатим десять голов на площадь, посмотрим, что те будут делать". Но под соусом приезда Казанцева явно можно было вывести из зала всех оставшихся детей.
В тот же вечер террористам удалось разыскать в зале генерал-майора милиции Ольшанникова. Бараев пришел в неописуемый восторг: "Всю жизнь мечтал взять в плен генерала, вот и взял". Я собирался сам подойти к нему утром, пока у него не переменилось настроение. Но не успел.
25-го вечером, часов в 23–24 я пытался вздремнуть. Точно время было определить сложно – у всех были отобраны механические часы. Электронные почему-то оставляли. Примерно в это время привели мужчину. Мне почему-то показалось, что это разведчик спецслужб. Его вывели на балкон и расстреляли. Чуть позже произошел инцидент – мужчина из числа заложников неожиданно вскочил и бросился на террористку. В него выстрелили со сцены, но попали в другого. Эту сцену видели и я, и мой ребенок с балкона. После этого мне стало понятно, что Ольгу Романову и мужчину, которого я принял за разведчика, террористы не считали заложниками, легко приняли решение об их расстреле и в конце концов расстреляли. Но когда произошел этот инцидент с ранением заложника в живот, Мовсар Бараев пришел в возбуждение. Это явно не входило в его планы. Он стал куда-то звонить, звать скорую помощь.
Когда пошел газ, я не почувствовал его запаха. В зале сильно пахло порохом, пахло из оркестровой ямы, куда все испражнялись, пахло людьми, которые три дня не имели возможности следить за личной гигиеной. Когда заложники догадались о газе, все начали мочить тряпки, мне передали намоченный носовой платок, но я не успел приложить его к носу и потерял сознание. В 13 больницу поступил в коме.
Министр здравоохранения по телевизору завил, что применялось вещество, аналогичное тому, что применяется при наркозе. Я считаю, что это неправда. При пробуждении у меня было чудовищное ощущение физиологического ужаса. Что сопровождалось сильными конвульсиями и очень сильной жаждой. Это явно свидетельствует об очень сильной интоксикации.
Я стал выяснять, что происходит с сыном – оказалось, что он в той же больнице с чертовым 13-м номером. Его выписали уже 27 октября. Мальчик был сине-зеленого цвета. Свидетельство о выписке – стандартный заготовленный заранее документ. За все это время ему был сделан только рентген грудной клетки. УЗИ брюшной полости сделано не было. Анализ белка в крови показывал, что отдельные показатели зашкаливали в 11–30 раз.
Когда хоронили его погибших ровесников – Кристину и Арсения – нам удалось встретиться с доктором Рошалем. Он узнал сына, поговорил с нами и взял ребенка на лечение в НИИ Педиатрии. Там ему поставили диагноз – острый нефрит и токсический гепатит. В НИИ он пролежал целый месяц. А в 13 больнице посчитали, что для лечения достаточно одного дня. Помню победные реляции: выписалось 150 человек.
У меня в больнице прихватило сердце. Два с половиной года назад у меня был инфаркт, врач рекомендовал мне все время носить лекарства. Я обычно так и делаю, но в этот день у меня не был с собой лекарств. В самом начале террористы выпустили несколько детей. За ними пришел доктор Рошаль, он принес лекарства. Вместе с ними было сердечное – гидросорбит. Мне удалось заполучить упаковку. К счастью, эта упаковка сохранилась у меня в карманах одежды. Она меня по сути дела спасла – в том отделе, где я лежал, по словам врачей, из сердечных средств был только валидол. Я потребовал, чтобы мне сделали кардиограмму. 28 числа кардиограмму сделали, но ничего особенно опасного в ней почему-то не обнаружили. Позже выяснилось, что у меня прединфарктное состояние. Сейчас я оформляю себе вторую группу инвалидности.
Дословно
Игорь Трунов
(О давлении на него со стороны правительства Москвы в связи с делом "Норд-Оста")
Я думаю, что правительство Москвы предпримет еще какие-то действия. Если уж они сегодня идут на крайние меры, которые, что называется, "режут глаз", то надо быть готовым ко всему. Они абсолютно не боятся оказаться в смешном, неловком положении. Договорились до того, что на всю страну заявляют: никакого террористического акта не было (это утверждал председатель Мосгордумы Владимир Платонов. - Ред.) Сегодня, когда меня вызвали в прокуратуру, я их прямо спросил: хотите превратить дело в обыкновенную "уголовку" в угоду властям? То есть очевидные вещи они пытаются представить совсем в другом свете. Сейчас я ожидаю любых приключений. Ведь адвокат, когда выбирает себе работу, понимает, что всегда идет против кого-либо. Практически везде, а особенно у нас в России, используются, мягко говоря, не совсем законные методы борьбы с защитниками. Я выбрал себе эту профессию и полагаю, что при поддержке, в том числе и вашей, когда-нибудь мы придем к правовому государству.
Грани.Ру, 20.01.2003
Борис Кузнецов
(О позиции ГВП в деле о гибели экипажа АПЛ "Курск")
Пока мне никто не угрожал. И не пытался купить. Может быть, и попытались бы, но у них на это денег не хватит. За мной пока не шпионят. У меня личные, нормальные отношения с руководством Главной военной прокуратуры. И эти отношения были нормальными вплоть до 30 декабря, пока не была подана жалоба. К сожалению, еще не получив жалобу и не прочитав ее по существу, потому что 44 листа за час не прочитаешь, ГВП именно через час через свою пресс-службу распространила информацию, что в жалобе мне отказано. Более того, в заявлении пресс-службы ГВП содержался непрозрачный намек на то, что я провожу свою PR-акцию. На самом деле на всех 44-х листах этой жалобы нет ни одного неюридического вопроса, ни единой строчки. Суть же дела такова. Следствие утверждает, ссылаясь на заключение экспертизы, что смерть подводников наступила в течение трех-восьми часов с момента взрыва. Я же говорю: в заключении судмедэкспертов говорится о трех-восьми часах не с момента взрыва, а с момента пожара. А это принципиальная разница. Но когда возник пожар, неизвестно. Следствие этого установить не смогло и, наверное, уже никто на этот вопрос не ответит. А стуки из затонувшей лодки продолжались до вечера 14 августа. И часть этих стуков идентифицирована, как стук металла о металл, и характер стуков говорит, что их производил человек. Следствие говорит: "Это не подводники стучали". Но тогда скажите - кто?
Я надеюсь, что мы все же узнаем правду о "Курске". Если бы надежды не было - я бы за это дело не взялся.
Грани.Ру, 20.01.2003
Статьи по теме
Он был за Россию ответчик
Начало процесса по искам жертв "Норд-Оста" к московскому правительству отложено до 24 декабря. Российская власть в некотором замешательстве. Кремль, опираясь на букву закона, дает понять, что если какие властные структуры и несут ответственность за массовую гибель людей при штурме Театрального центра, то это лишь столичное руководство. Из окружения Юрия Лужкова доносятся неожиданные мысли о том, что теракт на Дубровке есть следствие чеченской войны, которую ведет федеральное начальство, а значит, с него и спрос. Перспектива финансовых потерь заставляет московскую мэрию проявлять политическую смелость.
Теперь об этом нельзя рассказывать
23-26 октября у Ольги Романовой не было времени писать для Граней.Ру: в качестве ведущей новостей на REN-TV она следила за драмой на Дубровке. В следующие дни мы тоже не могли дождаться от нее желанного текста - г-жа Романова, как и многие другие тележурналисты, вынуждена была обсуждать прошедшие события и их информационное освещение с государственными чиновниками. Сегодня она делится своими впечатлениями и мыслями с нашими читателями.
Почему не взорвался "Норд-Ост"
Ответ если не на все, то на многие вопросы по поводу исхода трагических событий на Дубровке дает следующая версия. Мовсар Бараев и его люди на самом деле не собирались убивать заложников. Собственное самоубийство они и стоявший за ними Басаев организовали как грандиозную пиар-акцию. На то, что они тотчас добьются вывода войск, террористы не надеялись.
Победа массового поражения
В ситуации захвата заложников силовая операция в принципе правомерна. Но являлся ли оптимальным избранный конкретный вариант применения силы? И если сознательно допускалась гибель части заложников, то были ли эти жертвы абсолютно необходимы для спасения остальных людей от неминуемой гибели?
Простите, что мы вас убили
Утром в субботу страна и мир вздохнули с облегчением: страшная драма в Москве завершилась, заложники спасены, лидеры ведущих держав поздравляют президента России с победой над терроризмом. Но вот появились и стали расти пугающие цифры убитых при штурме. А потом стало ясно, что почти все они погибли вовсе не от рук террористов. Дожившие до понедельника задают вопросы.
Заложники власти
Полных восемь лет, по словам наших руководителей, Россия ведет антитеррористическую операцию в Чечне. Полных восемь лет население России безрезультатно пыталось узнать истинные размеры человеческих и финансовых потерь этой операции. Финансовые при этой власти нам не узнать никогда. А вот человеческие, после штурма Театрального центра и победных реляций официальных лиц от президента до депутатов, мы теперь можем представить. Десять процентов убыли вчера еще живых российских граждан они считают успехом. Это при локальной операции, которую проводили лучшие профессиональные "чистильщики" России против 3 или 4 десятков не самых, как показали события, умелых террористов. Вот для чего им срочно понадобилась перепись населения. Кремль хотел высчитать десятую часть, которой власть и спецслужбы готовы пожертвовать для продолжения чеченской бойни. А ведь профессионалы, "зачищая" Театральный центр, в десять процентов не уложились.