Поединок Николая Сванидзе и Сергея Кургиняна в новом телевизионном ток-шоу "Исторический процесс" обречен проходить с большой форой в пользу второго участника. Это объясняется не только театральным опытом Сергея Ервандовича (способности провинциального трагика средней руки у него есть, равно как и своего рода харизма), но и общим настроением аудитории. Уже в самом начале программы, пока соперники еще толком не успели что-либо сказать или предъявить публике, Кургинян получает по результатам зрительского голосования подавляющий перевес, который в ходе передачи даже немного уменьшается. Позиция Кургиняна, ратующего за империю и власть сильной руки и отрицающего жизнеспособность демократии, близка основной массе российских обывателей. Имеет значение и агрессивное поведение Сергея Ервандовича, беззастенчиво перевирающего факты и заглушающего оппонентов криками.

В первой передаче, где речь шла о возможной связи между беззаконием и террором сталинских времен и смертью в Бутырском СИЗО юриста Сергея Магнитского, интеллигентный Сванидзе полностью пасовал перед своим напористым оппонентом, умело уводившим дискуссию в выгодную для себя сторону. В результате больше говорилось не о трагической гибели Магнитского, а о том, сколько миллионов он якобы украл вместе с фондом Hermitage Capital. Играло на руку Кургиняну и то, что их со Сванидзе позиции были прямо противоположны и не находили точек соприкосновения. Это позволяло максимально обострить дискуссию вплоть до перехода на личности. В таких "боях без правил" Сергей Ервандович чувствует себя как рыба в воде. Если для Сванидзе сталинский режим - это абсолютное зло, то для Кургиняна - это зло необходимое, неизбежное и порой творящее добро - в виде атомной бомбы, бесплатного образования и медобслуживания и, главное, великой советской империи в результате победы в Великой Отечественной войне.

Ко второй передаче Сванидзе подготовился лучше, чем к первой, и уже научился гасить агрессию Кургиняна сбивающими с толку вопросами и репликами. На этот раз сравнивали выступление (или мятеж) генерала Корнилова в августе (по новому стилю - сентябре) 1917 года и выступление ГКЧП в августе 1991-го. На пользу Николаю Карловичу пошло и то, по первой теме принципиального расхождения между ним и Кургиняном не было: оба оппонента похвально отзывались о генерале Корнилове и ругали большевиков и Керенского. Последнего, правда, Сергей Ервандович честил гораздо более вдохновенно. Но оба почему-то тщательно избегали упоминания о том, что все происходило в разгар Первой мировой войны. Между тем главным пунктом программы Корнилова было продолжение войны до победного конца, что и предопределило неудачу выступления, поскольку солдаты уже не хотели воевать. Столь же утопичным и одиозным было требование Корнилова восстановить смертную казнь на фронте и в тылу. Вот что предопределило неуспех плана Корнилова, а не разногласия генерала с Керенским или "предательство" последнего. Поэтому выступление Корнилова правильнее называть путчем - авантюрой, обреченной на провал и открывшей дорогу к победе большевиков. Но правда разрушает образ умного и благородного Корнилова, которому сторона Сванидзе даже задним числом попыталась приписать программу сохранения демократических завоеваний Февраля. На самом деле эта программа, как справедливо заметил Кургинян, была составлена Корниловым уже в заключении как раз для того, чтобы заполнить пробел, выявившийся во время неудачного мятежа.

Разногласия между сторонами касались сравнения корниловского выступления с путчем гэкачепистов. Кургинян настаивал, что действия ГКЧП были аналогичны действиям Корнилова в 17-м году. Сванидзе же подчеркивал коренные различия Корнилова и августовских путчистов. Генерал, дескать, выступал с демократических позиций, тогда как Янаев, Крючков и компания, наоборот, стремились подавить демократическое движение. Кроме того, Кургинян всячески подчеркивал сходство Горбачева и Керенского, а Сванидзе не слишком успешно противился такой оценке. Позицию Николая Карловича относительно общей оценки августовского путча подтвердили показания свидетелей Кургиняна, среди которых были дожившие до наших дней члены ГКЧП и примкнувший ныне к ним Александр Руцкой, который в августе 91-го как раз и занимался подавлением путча. Из их показаний следовало, что версия о том, что они действовали якобы с согласия Горбачева и в рамках Конституции страны, полностью несостоятельна. Выяснилось, что "согласного" с ними Горбачева пришлось изолировать в Форосе, лишив связи с внешним миром, а весь путч затевался для того, чтобы не допустить подписания 20 августа нового Союзного договора. К сожалению, правота Сванидзе почти не сказалась на позиции телеаудитории.

В конце передачи Николай Карлович договорился почти что до призыва к революции. Он заявил, что нынешняя власть, по крайней мере на низовом и среднем уровне, является реваншем ГКЧП и что чиновники погрязли в воровстве и коррупции, так что систему надо менять. Первых лиц государства Сванидзе постарался оградить от этого обвинения, но вряд ли большинство зрителей поверили, что президент и премьер у нас святы, а все дело в лихих супостатах-исполнителях. И Кургинян на этот раз не рискнул что-либо возразить своему оппоненту.