Итак, гора «Русмарша-2011» родила мышь. Напрасно оба сопрезидента бежали из первопрестольной в Нижний Новгород (хотя их готовность чуть что «смазать салазки», как говорится в блогах, «символизирует»).

Несмотря на интенсивнейшую пиар-кампанию, вокруг сквера имени Артема Боровика ходила лишь треть торжественно заявленного количества демонстрантов. Не было ни смотра рядов «чистых и смелых», ни манифестирования широкой коалиции организаторов либо их солидного статуса, ни даже принятия торжественной программной резолюции (хотя бы с требованием освобождения «узников-282»)...

Не надо утешаться тем, что якобы впервые был выдвинут призыв бороться с «Едром». Очевидно, что в рамках новейшей стратегии Кремля «ПЖиВ» оказалась списана в отстой. Уход из списка ее знамени – Путина, придумавшего себе Нарфронт, и сдача так называемой «партии власти» в доверительное управление отставной козы барабанщику Медведеву, ныне упорно твердящему о своем низком рейтинге, - значительно более явный знак опалы, чем возможность притравливать «партию чиновников» на различных ток-шоу.

А ведь «Русмарш» должен был стать кульминацией 11-месячной послеманежной антикавказской кампании. Словом, постыдный во всех отношениях провал. Зафиксировавший явный спад движения, уже очевидный после провала митинга «Хватит кормить...» 22 октября на Болотной площади.

Но в данном случае важен феномен политического харакири Алексея Навального. Когда ему удалось очаровать химкинскую эльфийскую королеву Женю Чирикову и буквально размазать на зеленоградском Антиселигере Немцова и Каспарова, одновременно взорвав кампанию «Нах-Нах»; когда в рядах его трубадуров подвизалась «доступная по коду» Юлия Латынина, вообразившая его лучшим оппозиционным политиком и чуть не «аристократом национализма», когда – в «МК»! – лично Стас Белковский изобразил его «Ельциным сегодня», я уже было решил, что Навальный не просто большой жизнеутверждающий радужный политтехнологический пузырь, но сам по себе перспективный политик.

Сегодня мне интересно: когда ликующая националгопота требовала подпрыгнуть всех, кто «не чурка», наш выдающийся «РосПил» подскакивал козликом или просто делал вид, что не слышит этот хунвейбиновский рев, чуть приглушенный «антигриппозными», как он деликатно отметил в своем блоге, повязками? И чувствовал ли господин Навальный понимание слушателей, когда внушал хоругвеносцам необходимость судить Абрамовича и Березовского не лондонским, а родным судом - басманным?

Если бы жизнь еще больше напоминала дурной политический детектив, я бы предположил, что Навального вызвал куратор из органов и, предъявив жуткий компромат, потребовал срочно себя дискредитировать. Но жизнь сложнее боевиков и триллеров.

Все-таки давайте задумаемся, зачем популярному оппозиционному политику, причем расширяющему свою поддержку только в либеральной и умеренно-популистской среде, заявлять себя организатором такого неоднозначного мероприятия, как люблинский марш? Набрать очков и рейтингов? 22 октября на Болотной площади он (как и Владимир Милов) убедился, что его «цивилизованный национализм» малоинтересен. В выборах Навальный не участвует, и такая рискованная раскрутка ему не нужна – партии за ним нет, и его ньюсмейкерские достижения в копилку общей раскрутки движения не идут. Очевидно, что к следующим выборам в 2016 году у Навального не будет зарегистрированной партии. И даже если она возникнет, то при наличии здравствующей ПЖиВ никаких парламентских перспектив у нее не будет. Не думаю, что после произошедшего Навального ждет и какой-то альянс с Евгенией Чириковой, для которой, между прочим, очень важна ее международная репутация.

Ну а в том случае, если ПЖиВ будет «снесена могучим ураганом» и в стране будут восстановлены мажоритарные выборы, то никаких политдивидендов от своих старых разоблачений бывшей партии власти Навальный не дождется. Ведь в разоблачениях поверженного врага он будет явно не одинок. Как и в требованиях «разобраться с Кавказом». Бывшие едросовцы будут молиться, чтобы их миновала чаша люстрации, на Кубани и на Ставрополье будут спешно устанавливаться свежераскрашенные черно-бело-желтые пограничные столбы, и о бывшем суперблогере Навальном будут помнить только узкие специалисты по истории заката путинизма.

Поэтому мне очень интересно разобраться, зачем Навальный выбрал такой мучительный способ политического самоубийства, своей вычурностью напоминающий выстрел в рот через задницу? Была ли это ошибка заигравшегося популиста, решившего станцевать на всех свадьбах сразу; итог ультиматума таинственных закулисных сил, карающих отвязавшуюся марионетку; или беспощадный удар рока, наказывающий за беспринципность? Его пример – другим наука...

4 ноября 2011 года политическая бессодержательность закономерно обернулась фиаско. И для «Русмарша», и для отдельно взятого молодого политика, отныне вечно обреченного подавать «большие надежды». А куда смотрели политмудрецы типа Носика, Белковского и Латыниной, загипнотизированные этой хлестаковщиной? Видимо, на них тоже хватило простоты. Очень уж мечталось о яркой (и при этом управляемой) фигуре, которая могла бы похоже изображать харизматического лидера объединенной оппозиции следующего поколения.

Я не сторонник этнического национализма и на Русский марш не хожу. Поэтому я могу холодно, без эмоций высказаться об этом явлении нашей общественной жизни.

На мой взгляд, самой большой удачей националистов был собственно перехват у власти новорожденного праздника 4 ноября в 2005 году. Тогда, напомню, и прошел первый Русский марш, как реакция на учрежденный властью искусственный День народного единства. Фактически националисты впервые после 1993 года покинули свои кухни и вступили в политический конфликт с властью. Можно было ожидать, что явление будет все более политизироваться и проявит себя, например, в контексте выборов 2007-2008 годов, однако этого так и не случилось.

Причины мне неизвестны. То ли лидеры организаций-участниц не сумели договориться, то ли вообще не было желания развивать политическое измерение, но Русский марш так и не стал фактором политической консолидации националистов. Более того, со временем он все более стал походить на ритуальное действие, на какой-нибудь День святого Патрика (сравнение Лимонова) – шумное, но по сути фолклорное и для власти безопасное.

То, как развивается это явление в последнее время, лишь подтверждает этот тезис. Напомню, что Русский марш уже в третий год подряд проходит в Люблине. Организаторы каждый раз подают заявку на марш в центре Москвы, однако каждый раз Сурков указывает им на спальный район, и они, поторговавшись, соглашаются.

Как гласит известная арабская поговорка: то, что повторяется дважды, повторяется всегда. Но мы и без арабов понимаем, что, единожды дав слабину, а тем более прогнувшись несколько раз, лидеры националистов не смогут больше настоять на своем никогда. НИКОГДА. Фактически Люблино с ИХ подачи превратилось в этакий московский «гарлем» - гетто для русских, где русские могут, нарядившись в косоворотку, маршировать, пить водку, торговать матрешками и... не мешать всем остальным. Ничем, кроме как слабостью, такое положение вещей объяснить нельзя.

Неудивительно, что некоторые участники марша под стать своим лидерам. Замотанные в шарфы, с масками на лице, они съезжаются со всей Москвы в гетто вдоволь накричаться «Аллах – пи...рас!» и хоть на время забыть о своем ежедневном страхе и своей личной индивидуальной слабости. Именно такое впечатление у меня оставляют кадры трансляции с последнего марша - компенсация за ежедневные унижения.

От кого унижения? Возможно, от своих сверстников родом с Кавказа, которых в московских школах становится все больше. Эта проблема существует, и не замечать ее нельзя. Однако решается она в первую очередь личным персональным сопротивлением. Будьте мужчинами и оставьте Аллаха в покое, хочется посоветовать им.

Ну а если вы хотите русскую власть в Кремле, тогда идите к Кремлю, а не ходите строем в разрешенном Кремлем гетто. День выборов, 4 декабря, самый подходящий момент начать ВАШУ национальную революцию. Слабо?

Оперативный сотрудник Центра противодействия экстремизму Алексей Окопный ныне оказался в фокусе общественного внимания - благодаря своей нечеловеческой заботе о детях оппозиционеров, а равно о 16-летних девушках, которые одни, без сопровождения взрослых, выходят на улицу и подвергаются там разным опасностям. Порывшись в своем ЖЖ, я нашел пост, написанный 29 июня прошлого года – на следующий день после того, как попал в ОВД с очередного «Дня гнева» и увидал там крупного телосложения, коротко стриженного мужчину с типичными манерами средней руки «братка». Привожу этот пост почти полностью, как человеческий документ:

«Вчера видел убийцу и до сих пор нахожусь под впечатлением.
Убийцу я увидел в Хамовническом отделении милиции. Это был здоровый мордатый мужик, коротко стриженный, словом, чисто конкретный пацан. И держался он чисто конкретно, нагло и вызывающе. Никогда еще я не видел такого образцового типа прирожденного убийцы, так что когда мне сказали, что это убийца, и назвали имя убитого им человека (причем убитого зверски, забил до смерти вместе с шайкой таких же отморозков) - я сразу понял, что иначе и быть не может... Словом, Ломброзо рулит.
Убийцу звали Окопный Алексей Владимирович. До совершения преступления он служил в УБОПе Московской области. 22 ноября 2007 г. Окопный с корешами забил до смерти молодого нацбола Юрия Червочкина. После этого он был переведен в Москву.
Теперь он - следователь-дознаватель Центра противодействия экстремизму СКМ ГУВД г. Москвы.
Разгуливал по отделению и угрожал ребятам, задержанным вместе со мной. (...) Держался, как сказано, нагло и самоуверенно. Еще бы! Ведь убийца был - Власть, Закон и Порядок. А также столп путинской Стабильности и ангел-хранитель Суверенной Демократии.
Впрочем, когда его попытались сфотографировать - смылся. Ну не любят убийцы светиться. Это у них профессиональное».

Подробности о подвигах Окопного можно прочитать здесь. Наиболее известным его деянием считают убийство Юры Червочкина, главы подмосковных нацболов. Юра был избит бейсбольными битами вечером 22 ноября 2007 года (накануне Марша несогласных) около интернет-кафе в Серпухове пятью людьми крепкого телосложения. 10 декабря он скончался.

Ранее Юра сообщал, что сотрудники подмосковного УБОП Окопный и Цопин неоднократно звонили ему с номера штаб-квартиры подмосковного УБОПа (при здании МВД в Москве) и угрожали «проломить голову».

Днем 22 октября Червочкина и еще нескольких нацболов доставили в здание Уголовного розыска Серпухова, где пытались взять с них расписки, что они не будут участвовать в Марше несогласных, и всячески угрожали. В 20:00 Черовочкина и его товарища Терехова на автомобиле привезли на окраину города и высадили со словами: "Пройдись, подумай о своей жизни". Терехов уехал домой, Червочкин же пошел в интернет-кафе. В 21:00 он позвонил в редакцию сайта Каспаров.Ру и сообщил, что за ним идут четверо человек, двух из них он знает, это сотрудники УБОПа, которые участвовали в его допросах (в допросах Юрия участвовали несколько человек, в том числе Окопный). В 21:15 или 21:20 произошло нападение.

Следствие, как и следовало ожидать, было быстро завершено, «поскольку не установлен круг лиц, подлежащих привлечению в качестве обвиняемых». Правда, потом после жалоб дело было вновь открыто, передано почему-то в Каширскую прокуратуру и ею вновь приостановлено "в связи с неполучением оперативной информации".
По каковой причине мы и не имеем формально-юридического права называть Окопного «убийцей» - ведь он не только не был осужден, но наоборот, был с повышением переведен в Москву! Так что назовем его, для пущей презумпции невиновности, "человеком, подозреваемым в причастности к убийству".

На этом фоне такая проделка Окопного, как незаконное внесение другоросса Алексея Тишина в базу данных АИПС "Розыск" (хотя Тишин в розыске не находился), кажется просто детской шалостью.

Самый последний подвиг Окопного, т.е. проявленное им попечение о 6-летнем Ване Аксенове и 16-летней Вике Кузнецовой описан самой Викой Кузнецовой. Судя по ее первому посту в ЖЖ, поначалу забота о детях была проявлена на почве известной нелюбви Окопного к фотографированию. Вика пару раз сфотографировала его, после чего Окопный сказал: «Еще раз меня сфотографируешь - я тебя задушу» - и указал на нее полицейским. В заявлении в прокуратуру Вика подробно рассказывает, как она с маленьким Ваней Аксеновым была задержана по приказанию Окопного на достаточном расстоянии от митинга, как в ОВД, а затем в больнице Окопный требовал от нее показаний, что Сергей Аксенов ее якобы домогался, как угрожал, в частности тем, что она "проведет с ним ночь в отделении", как насильно сфотографировался с ней, обняв ее за плечи. Надо понимать, после задержания Вики Окопному пришла в голову гениальная идея: обвинить одного из лидеров другороссов в педофилии... То-то славное дело можно было бы раскрутить!

И подобно тому, как в греческих театрах постановку трагедий завершали комедией, чтобы развеять тяжелое впечатление зрителей, – так и здесь я закончу повесть об убийстве следующим комическим, но весьма характерным эпизодом, облетевшим недавно просторы интернета.

На акции «Выборы без оппозиции – преступление!», состоявшейся 18 октября, Окопный пытался помешать снимать его активистке «Солидарности» Насте Рыбаченко, а когда это не удалось (у Насти вдобавок было удостоверение прессы) – начал наступать ей на ноги. Настя ответила тем же. Джентльмен Окопный бросил Насте окурок за воротник куртки, развернулся и пошел. Настя не растерялась и дала джентльмену пинок в «пятую точку». Видимо, после этого в оппозиционных кругах за Окопным утвердилось прозвище «Копчик».

Пустые глаза, уголовные манеры, абсолютная уверенность в собственной безнаказанности и абсолютное же отсутствие любых сдержек и ограничений... Это не патологические черты отдельной личности. Это лицо существующей власти. В самом деле, ведь Окопный не сам по себе отмораживается: у него есть хозяева, у них свои хозяева, которые ручкаются с правозащитниками – и в то же время покрывали убийство, закрывали уголовное дело, переводили с повышением в Москву, а теперь вот объясняют, от лица ГУВД и общественной палатки при МВД, через все казенные информагентства, что издевательства Окопного над детьми вполне законны и служит исключительно защите интересов этих детей...

Да, наконец, пора отдать себе полный отчет: мы имеем дело не с «партией воров и жуликов» (если бы!), мы имеем дело с бандой уголовных отморозков. И достаточно-таки, граждане, смешно думать, что мы сможем адекватно выразить отморозкам свое «фи» с помощью высочайше разрешенных митингов под присмотром полиции или порчи бюллетеней. Единственный язык, доступный этой банде, – тот, на котором изъяснилась с Окопным отважная Настя Рыбаченко.

В России стали бранить не только «местных» националистов-русофобов, но и русских националистов. Боятся, что они сметут Путина, которого наперед равняют с Ганди. Другие боятся, что новоизбранный Путин возглавит националистов и наведет порядок. И кого только не кличут националистами - и озабоченных тяжкой судьбой русского народа, и уязвленных оскудением Русской империи, и создателей русского нацизма. Обсуждают «умеренный» национализм - терпеть его или пресечь, пока не ошалел. Коммунисты предлагают вписывать в паспорт «национальность», чтобы сразу видеть, кто русский. Для других русские - государствообразующий народ, уже не просто первый среди равных. Третьи хотят обратить Россию в плавильный котел и переплавить жителей - не иммигрантов, а живущих в местах, завоеванных Россией, - в русских.

Общего в этой пестроте лишь вера, что национальный вопрос решат сила и размер. Три чеченских лидера перечили - всех убили из-за угла, четвертый послушен - золотом обсыпают, не жадные. Но усвоить, что национальный вопрос - вопрос социальный, не хотят. Он стоит отдельно, хоть знают, что биологические различия рас ничтожны, да и различия культурных традиций - не преграда добрым отношениям, если одни не ущемляют других. А иначе главные проблемы - у нас это нужда преодолеть советский государственный строй - национальная рознь вымывает из повестки дня.

России необходимо самостоятельное всестороннее и эффективное развитие, невозможное без свободы. В 1917 году в борьбе за нее страна пришла к катастрофе и стала еще менее свободной, чем была. У советского правительства были иные задачи. А в августе 1991-го дух свободы воскрес.

Но, как после 1917-го, когда страна по ленинскому замыслу стала единым производственным комбинатом, Россия и после 1991-го висит на вертикали государственной власти и свободы не знает. Увеличение частной свободы, доступ к книгам и чужим странам, дарованный Горбачевым, - лишь первый шаг к экономической свободе, к возможности, по Конституции, производить и продавать что угодно, кроме наркотиков, не спросясь ни у местных, ни у московских начальников. Этот шаг к свободе не совершился. Номенклатурный капитализм, как и административный социализм, все еще зависим от спроса на нефть и газ, и на автомат Калашникова, за который еще не всегда платят. А главное, зависим от государства. По Медведеву, свобода лучше несвободы, но жить можно и при несвободе. А в XXI веке нельзя. Одностороннего развития мало. Нацелив водородные бомбы на весь мир, своих детей не прокормишь. России при несвободе не выжить. Не надо себя обманывать. Советский Союз потому и погорел, что не было свободы.

Дефекты техники, произведенной несвободными, не опасающимися конкурентов предприятиями могут сказаться не сразу. Но отношения людей не скрыть. Отсутствие свободы преобразило большевиков, в 1917-м певших «Интернационал», в шовинистов, перешедших на гимн Михалкова, поныне сохраняющийся. А добавочная трагедия русских в том, что Россия после Василия III, объединившего все русские земли, стала уже не национальным государством, а империей. И чтобы держать эту русскую империю, цари закрепостили русский народ, а потом советские вожди, следуя традиции, закрепостили его опять, на другой лад. Шовинизм, к которому они пришли, национальный по форме, по содержанию был имперским, и образцы этого шовинизма видны в изобилии. Он рядится национализмом, а на деле оказывается нацизмом, и его отношение к русскому народу, который империя посылает давить и душить покоренные ею прежде и новые народы, заметно по тому, как русский народ в массе своей живет.

Но нужно быть слепым или не знать свою страну, чтобы не видеть, что параллельно нацистскому складывается совсем другой, не агрессивный, а защитный, противостоящий империи русский национализм, стремящийся не усмирять чеченцев, а спасти русских, приносимых в жертву усмирению, и тратить силы не на то, чтобы внушать страх другим, а на благоденствие своего народа. Он не так хорошо слышен, поскольку пресекается, тогда как имперский поощряется.

(Читать дальше)

Сначала о своем, особо близком к сердцу.

Мы уничтожили свою профессиональную светскую музыку - кроме обрывков словесных описаний и остатков изображений, практически ничего не осталось от существовавшей мощной музыкальной традиции, которая могла бы вырасти в национальную русскую музыку - как выросла классическая и современная европейская музыка на своих национальных раннесредневековых корнях. Мы физически уничтожили мастеров, возами свезли инструменты и сожгли, ничего не осталось - уцелели только простонародные жанры (с которыми мы расправились позже).

Потом мы уничтожили свою, не имевшую аналогов, многоголосную традицию церковного пения (к подобным созвучиям и их теоретическому осмыслению Европа пришла только в XX веке), систему ее кодификации и символики; одновременно мы уничтожили монодию, остатки этой традиции донесли до нашего времени старообрядцы, с которыми мы тоже делали понятно что.

Потом мы придушили народные мастерские музыкальные традиции, вытравили эпос, создали искусственные псевдонародные жанры, свели народную культуру к быдляческому примитиву. Сохранением настоящих образцов народных традиций занимались отдельные подвижники вопреки общему положению вещей.

Всё это сделали мы - русские, сами с собой. Не говоря о прочем разном, для кого-то более существенном (братоубийство князей, добровольное превращение в провинцию Орды, уничтожение Новгорода и национально-русской демократии, геноцид соседних народов, дебилизм крепостничества, людоедская революция, победа злобного быдла и самоуничтожение при Сталине, тупость, пьянство и мелкотравчатость при Брежневе); мы все время занимаемся истреблением лучших из нас и лучшего из того, что у нас есть.

Сейчас многие пытаются пересоздать слово "национализм". Если попытаться понять его на уровне словообразовательной парадигмы, без коннотаций, оно означает "взгляд на вещи с точки зрения значимости национальности". То есть националист - в том смысле, который мне бы подходил, - это человек, который считает, что национальность - это вообще важно. Для меня это важно не в любых обстоятельствах - но в моих профессиональных обстоятельствах очевидно, что музыкальные сокровища имеют национальность, каждый народ несет свое уникальное послание. В этом смысле я не только "русский" националист, но и норвежский, грузинский и т.д. Так вот, как именно русский националист я ощущаю стыд и боль - мы не справились. Мне могут указать на иррациональность моего "мы", мол, какая на мне вина за гибель знаменного многоголосия, но любовь вообще иррациональна. Я, может быть, предпочел бы не любить "эту страну", но не получилось.

Я далек от мысли, что цивилизация, например, бывает только западная. Могла бы быть и наша. Но история моей страны - это история постоянной самопричиняемой катастрофы, мы много веков уничтожаем лучшее и лучших. Пока мы не поймем, что сами в этом виноваты, ничего хорошего не будет. И уж тем более бессмысленно говорить о "гордости". Знаете, что самое страшное в национальных стереотипах? То, что они верны. Не в "каждом конкретном случае", конечно - не каждый русский представляет из себя злобного, ленивого, вороватого и тупого раба. Но взгляните на историю, да, увы, и на сегодняшний день - именно так себя и ведет большинство. Именно таковы свойства нашего народа, а говоря "я русский" (а не "я, имярек"), мы же причисляем себя к большинству, отождествляемся с ним. Сейчас мы расколоты, одни именно по вышеозначенным причинам не говорят "я русский", а другие произносят эти слова с глупой агрессивной гордостью, не ведая стыда (печально, что в этот строй сейчас встают и те, от кого мы этого никак не ждали). Мне представляется продуктивным третий путь, типа групповой терапии: "Привет, меня зовут так-то, я русский, то есть ленивый, вороватый, злобный и тупой раб". Изменение этого положения вещей, в первую очередь в отношении самого себя, и есть задача "здорового националиста" или там "патриота". Человек же может исправиться - значит, может и народ. Именно этот путь и есть "путь национального возрождения".

Спорить с текстом Латыниной на ЕЖе я не буду по причине отсутствия не то чтобы предмета, но поля для спора. Потому что спорить можно с журналистикой, с расследованием, здесь же иной жанр. Назовем это литературой. Наверное, не стоит обсуждать по сути дело Умарпашаева с человеком, который основывается на энтэвешном материале и каких-то своих собственных герметических источниках. Я просто не рекомендую относиться к этому и другим чеченским материалам нашей героини как к журналистике.

Желающие могут прочитать про дело Умарпашаева в статье Тани Локшиной на Полит.Ру. Либо обратиться к первоисточнику, то есть материалам, которые публиковала Сводная мобильная группа.

Насчет достоверности. Напомню только два чеченских материала Латыниной. Во-первых, писала она про погибших псковских десантников. Один из главных аргументов: какие там сотни и тысячи боевиков могли сквозь эту роту десантников идти? Боевики толпами не ходят. Человеку, знакомому - может быть, по литературе - с тактикой партизанской войны, известно, что крупными группами они передвигаться не должны. Кроме исключительных случаев - например, выход из окружения.

Выход из окруженного Грозного 31 января – 1 февраля 2000 года двумя волнами, в каждой из которых было по несколько тысяч боевиков, выход части группировки, окруженной в Аргунском ущелье, в селе Комсомольское, где точно было более 1000 боевиков, как-то особо никем не оспариваются. Из того же Аргунского ущелья через псковских десантников прошли насквозь, потеряв сотню убитыми, отряды боевиков под командованием Басаева и Хаттаба общей численностью до 2000 человек. И потом они действительно, что называется, растворились и такими большими группами не ходили. Это тот случай, когда знание в общем и целом не заменяет знания в деталях.

Второй пример: Латынина комментировала дело убитого в Вене 13 января 2009 года Умара Исраилова и писала, что вообще-то Исраилов – преступник, который бежал из Чечни, потому что был связан с группировкой Майрбека Эшиева. Действительно, был такой полевой командир, перешедший на сторону Кадырова, но, как выяснилось, при этом прикрывавший боевиков, в том числе Басаева.

Но есть такая занятная вещь. Исраилов был вынужден перейти на службу к Кадырову, поскольку летом 2003 года ему поставили условие: либо переходишь на нашу сторону, либо тебя убивают. А в 2004 году бежал из Чечни и из России. Майрбек Эшиев со своим отрядом перешел на сторону Кадырова в 2005 году. Был раскрыт как двойной агент и «уволен» Рамзаном в 2006-м. Таким образом, Исраилов не мог быть связанным с Эшиевым просто по причине отсутствия машины времени.

Здесь вопрос достоверности источника. Очевидно, если журналист пользуется только одним источником, которому он доверяет, он может попасть впросак. Стиль Латыниной замечательный, но назовем это литературой. Для беллетриста важно сочинить хороший понятный сюжет. Впрочем, примерно то же самое относится и к оперативнику, следователю и так далее - сложная противоречивая реальность должна превратиться в прозу оперативного или уголовного дела.

Передача Латыниной на «Эхе» называется «Код доступа». Ну, прямая связь у нее есть, вопрос только с кем: с Господом или с опером?

Правозащитный совет России констатирует постоянное превышение полицией своих полномочий при разгоне оппозиционных политических и гражданских акций. Также определенно известно, что подразделение полиции, известное как Центр «Э» (Центр по борьбе с экстремизмом), осуществляет постоянную слежку за активистами и особенно лидерами оппозиционных организаций, их телефоны прослушиваются, а также осуществляется их оперативное сопровождение.

Подобное нарушение полицией конституционных прав граждан, особенно в Москве, создает прецедент и неминуемо провоцирует подобные нарушения в других регионах.

Два последних примера подтверждают эскалацию антиконституционных действий полиции и конкретно центра «Э».

1 ноября в 19 часов в Москве на станции метро «Павелецкая-кольцевая» были задержаны представители движения Левый фронт Сергей Удальцов и Олег Прудников, которые в этот момент просто общались между собой. Причиной задержания, по словам сотрудников полиции, было «выяснение личности», однако вскоре в дежурную часть приехали оперативники из Центра «Э», которые, не представляясь, стали проводить с задержанными «беседу», сопровождавшуюся оскорблениями и угрозами. Ближе к 21.00 подъехали сотрудники ОВД «Китай-город», которые заявили, что Удальцов должен проследовать с ними в отделение «для дачи объяснений». Удальцов ехать куда-либо отказался, потому что законных оснований для задержания у сотрудников полиции не было. После длительных переговоров по телефону со своим руководством, около 23.00 сотрудники полиции все же освободили оппозиционеров, напоследок сообщив Сергею Удальцову, что в ближайшее время его вызовут в суд, не пояснив при этом, по какому делу.

1 ноября около 20.00, во время проведения оппозицией акции на Триумфальной площади, около входа в станцию метро «Маяковская» по указанию сотрудника Центра «Э» Алексея Окопного были задержаны и доставлены в ОВД Тверское 6-летний сын активиста «Другой России» Сергея Аксенова Иван и сопровождавшая его няня — 16-летняя Виктория Кузнецова. Следует отметить, что девушка с ребенком находились не на площади, а у входа в метро, то есть Виктория не принимала участия в акции. Задержание произошло после того, как она стала фотографировать происходящее на площади и конкретно Алексея Окопного. В ОВД «Тверское» 6-летний Иван был опрошен сотрудниками полиции, копия протокола его опроса выложена в Интернете. В частности, в графе «образование» указано — «д/с (детский сад), 9-я группа». Позже Иван был передан матери, когда она прибыла в ОВД, а несовершеннолетняя Виктория оставалась в отделении до тех пор, пока туда не прибыли члены ОНК (Валерий Борщев и Анна Каретникова). На их вопрос, на каких основаниях несовершеннолетняя Кузнецова находится в ОВД уже более трех часов, сотрудница ОВД Тверское пояснила, что Кузнецова якобы находится в розыске и эта информация проверяется с момента ее задержания, то есть уже более 4 часов. Только после звонка членов ОНК дежурному прокурору Москвы для Виктории Кузнецовой была вызвана скорая и она была отпущена из ОВД. Очевидно, что без вмешательства членов ОНК отпускать Викторию никто не собирался. Кроме того, по словам Кузнецовой, тот же Сергей Окопный угрожал ей изнасилованием во время доставления в отделение.

Мы требуем наказания виновных в обоих инцидентах и принятия мер для предотвращения подобных происшествий в будущем.

Мы убеждены, что Центр «Э» в своем нынешнем виде не только не выполняет свои декларируемые функции борьбы с экстремизмом, но и прямым образом нарушает конституционные права граждан, фактически совершая экстремистские действия от имени государства. Поэтому необходимо либо ликвидировать Центр «Э», либо радикальным образом изменить его работу.

P.S. После опубликования данного обращения к Нургалиеву мы узнали о чрезвычайных обстоятельствах, происходивших позже, поэтому вынуждены сделать добавление к этому обращению.

Как стало известно из прессы, из ОВД «Тверское» Виктория Кузнецова была отправлена в детский приемник-распределитель при 21-й больнице. Туда прибыл Алексей Окопный, сотрудник Центра «Э», инициировавший ее задержание, и, по словам Виктории Кузнецовой, угрожая ей удушением, потребовал обвинить Сергея Аксенова в домогательствах. При этом, как утверждает Кузнецова, ее с Окопным оставили в комнате наедине. Таким образом, Алексеем Окопным в очередной раз был грубо нарушен закон, поскольку любые следственные действия и общение сотрудников полиции с несовершеннолетними должны происходить только в присутствии родителей, опекунской службы либо опекунов. Виктория отказалась писать ложный донос и собирается подать заявление в полицию с жалобой на действия Окопного.

Мы требуем немедленного отстранения сотрудника Центра «Э» Алексея Окопного от исполнения обязанностей, проведения дисциплинарного расследования в отношении его деятельности, увольнения его из органов и, при необходимости, дополнительного наказания по итогам проверки.

Члены Правозащитного совета России

Людмила Алексеева, председатель Московской Хельсинкской группы

Валерий Борщев, член Московской Хельсинкской группы

Юрий Вдовин, правозащитная организация «Гражданский контроль»

Светлана Ганнушкина, Комитет «Гражданское содействие»

Борис Золотухин, член Московской Хельсинкской группы

Сергей Ковалев, Комиссия по изучению наследия академика Андрея Сахарова

Лев Пономарев, исполнительный директор Общероссийского общественного движения «За права человека»

Лилия Шибанова, Ассоциация в защиту прав избирателей «Голос»

Юрий Шмидт, адвокат, член Правозащитного Совета Санкт-Петербурга

Выбрался наконец из отделений и судов, которые закончились у меня только сегодня. Заглянул в Интернет. Смотрю, страна на новом, очередном витке репрессий.

3 марта этого года на пресс-конференции, устроенной правозащитной организацией АГОРА совместно с арт-группой «Война», мне дали слово. Кстати, это именно та пресс-конференция, после которой на «Войну» было совершено нападение за то, что Наталия (Коза) сфотографировала оперов, следивших за ними (у Козы вырвали камеру, вытащили флешку). На пресс-конференции я рассказал, как у нас в стране уже год спецслужбы практикуют давление через отъем детей у политически неблагонадежных граждан. Я привел ряд случаев в нескольких городах страны, когда через органы опеки пытались под разными предлогами забрать детей; у некоторых даже забирали под тем предлогом, что в доме крошки на столе или куртки не повешены на вешалки.

Наталии Сокол обещали отнять Каспера Ненаглядного, Таисии Осиповой угрожали, что если не даст показания на мужа, дочка Катрина вырастет без нее. Правда, тогда я забыл упомянуть Евгению Чирикову, к которой также приходили "по сигналу" органы опеки. Видео об этом посмотрели чуть более тысячи человек, но особой реакции со стороны общественности и правозащитников не последовало.

Дети политзаключенных и очень зависимые от них родители острее всего переносят давление псов нынешней власти. Политический сыск это знает, туда и бьет. Но так далеко они еще не заходили. И теперь наша страна из страны Достоевского и Лермонтова уже точно превратилась даже не в страну Путина и Медведева, а в страну братков Окопных и Якеменко.

Я призываю всех правозащитников страны и всего цивилизованного мира: напишите обращение к министру внутренних дел Рашиду Нургалиеву. Журналистов призываю: идите на любые пресс-конференции с его участием, задайте ему несколько вопросов, может, он объяснится как-то по поводу своего верного бойца Окопного и других героев населяющих Тверское ОВД г. Москвы.

Может, Нургалиев объяснит, с какого жуткого похмелья его подданная старший инспектор ПДН ОМВД России Светлана Васильевна Понарина додумалась брать объяснение у шестилетнего мальчика? Ее где этому учили? В закрытых архивах НКВД? Кто ее в полицию принимал? И теперь что, это будет в порядке вещей? Теперь наших детей нельзя куда-то отпустить после 18:00? Вообще на улицу ребенка с соседкой или подругой отпустить нельзя в жутком городе Москве, где шастают Окопные в обнимку с Понариными, ВЫБИВАЯ ЧИСТУХИ из шестилетних детей? Они не в своем уме - или действуют согласно закону?

Спрашивайте Нургалиева, что делают представители его ведомства на улицах страны вообще и столицы в частности. Они сажают родителей, без стеснения подбрасывая наркотики, пытают и убивают их в тюрьмах, а теперь еще и издеваются над детьми. Они стали называться полицейскими, у них все получилось, прошли переаттестацию! Жизнь удалась! Вы, господин Нургалиев, за это им платите деньги, выбитые налоговиками из граждан страны? Вы такую собирали команду профессионалов? Окопный и Нургалиев, Нургалиев и Окопный. Как это звучит...

Мы должны не давать ему покоя. И если не хватает духу задать ему вопрос, сильно ли поранилась летом его жена, переехав своим кортежем двух работяг, то задайте вопрос о вашем будущем, о ДЕТЯХ. Кто защитит ваших и наших детей от полицаев, ведущих себя традиционно хуже оккупантов? Надеюсь, что кого-то спасти еще возможно.

2 ноября в Минске начался суд над Алесем Беляцким, главой правозащитного центра «Вясна» и вице-президентом Международной федерации прав человека (FIDH). Он находится под арестом с 4 августа 2011 года, ему предъявлено обвинение по части 2 статьи 243 Уголовного кодекса (сокрытие доходов в особо крупном размере).

Поводом для уголовного преследования правозащитника стала информация о его счетах в иностранных банках, переданная белорусским властям Минюстом Литвы и Генпрокуратурой Польши в рамках договоров о правовой помощи. Максимальное наказание по этой статье - лишение свободы до семи лет с конфискацией имущества.

Процесс проходит с ограниченной открытостью: в начале заседания была запрещена видеосъемка в зале суда, несколько человек были удалены из зала из-за надетых на них футболок с надписью "Свободу Алесю Беляцкому", а накануне в страну не пустили целый ряд европейских правозащитников. Несмотря на это, в зале суда присутствовали представители посольств США и ряда европейских стран, белорусские политики и бывшие политические заключенные, правозащитники, гражданские активисты, деятели культуры. При этом имена всех присутствующих и названия представляемых ими организаций были зафиксированы представителями службы безопасности.

Неприятно удивило, что Алесь Беляцкий находился в "клетке", при этом часть времени он был в наручниках.

Суд начался с ходатайств сторон. Алесь обратился к суду с просьбой изменить меру пресечения на подписку о невыезде и вести процесс на белорусском языке. По обоим ходатайствам ему было отказано. Первое позже было также продублировано адвокатом в письменном виде, но судья отклонил его повторно. Он мотивировал это тем, что Беляцкий обвиняется в совершении особо тяжкого преступления. Не были приняты и поручительства граждан с аналогичной просьбой. Также не было принято ходатайство об истребовании из пунктов пропуска госграницы актов таможенного досмотра Алеся во время его зарубежных поездок.

Прокурор на первом этапе суда заявил, что если Алесь будет искренне отвечать на вопросы и не мешать следствию и процессу, то прокуратура может ходатайствовать об изменении меры пресечения. Высказывание прокомментировал адвокат Беляцкого, заявив, что УПК Беларуси не предполагает какой-либо связи избираемой меры пресечения с ответами обвиняемого в ходе допроса в суде. По мнению Ольги Саломатовой, представителя Хельсинкского фонда по правам человека (Варшава) - организации-участника Комитета международного контроля за ситуацией с правами человека в Беларуси, присутствовавшей на заседании, подобное заявление прокурора можно расценивать как неуважение к суду, демонстрацию его зависимости от прокуратуры и давление на обвиняемого.

Вместе с тем было принято ходатайство о переводе с иностранных языков содержащихся в деле финансовых документов, в которых среди прочего отражена цель финансирования. Также обвиняемому был предоставлен переводчик, который первую часть процесса находился возле адвоката в 1,5 метрах от обвиняемого.

После рассмотрения ходатайств суд перешел к следствию. Прокурор зачитал обвинение и приступил к допросу об источниках доходов Алеся Беляцкого, его профессиональной деятельности и т.д. Алесь заявил, что виновным себя не признает, не понимает, какие суммы рассматриваются обвинителем в качестве его доходов и почему, считает, что предъявленные обвинения лишены всякий логики и все это дело есть преследование за правозащитную деятельность.

Алесь не подтвердил факты перевода средств с его счетов на счета других правозащитников, мотивируя это тем, что опасается преследования в отношении них со стороны КГБ. Кроме того, Беляцкий высказал недоверие представленным следствием копиям банковских документов. Алесь подчеркнул, что полученные на его счета деньги шли исключительно на поддержку деятельности правозащитного центра "Вясна" и других белорусских правозащитных организаций.

В 17.30 был объявлен перерыв в судебном заседании до 10.00 3 ноября.

Оценивая изложенные факты, Международная наблюдательная миссия Комитета международного контроля за ситуацией с правами человека в Беларуси подчеркивает, что

1. Избрание для Беляцкого такой меры пресечения является чрезмерным даже для белорусского законодательства, с учетом тысяч поручительств и позиции самого Алеся Беляцкого, а также его статуса на международном уровне.

2. Позиция Беларуси по недопущению международных наблюдателей из Европы путем непредоставления им виз по надуманным поводам является противоречащей международным обязательства, которые Беларусь на себя взяла.

3. Отклонение ряда важных ходатайств защиты вызывает сомнения в том, что судебный процесс будет проходить на основе принципов справедливости, беспристрастности и соблюдения прав человека.

После последней публикации стало известно, что 1 ноября к маме приехал дознаватель Назаров и сообщил о возбуждении уголовного дела против Павла Анатольевича Лихачева по статье 112 части 1 УК («умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью, не опасного для жизни человека и не повлекшего последствий»). Копия постановления направлена по почте. С Лихачева взята подписка о невыезде. Кроме того, стало известно, что он нанял адвоката.

Папе 2 ноября врачи сняли часть швов, в конце недели снимут остальные швы и выпишут его из больницы.

Лихачев по-прежнему находится в травматологическом отделении центральной районной больницы Михайлова.

На данный момент следствием собраны показания всех свидетелей, также собраны документы медицинского освидетельствования Геннадия Яковлевича Макарова и моей мамы. Однако Макаров отказался от госпитализации, поэтому до сих пор нет сведений о размере вреда здоровью, полученного в результате двух ударов по голове (об ковш трактора и кулаком Лихачева).

Следствием исключен мотив нападения за публикации моих статей, о котором в своем заявлении указала А.В. Дмитрошкина. Сам нападавший отрицает, что выкрикивал: «Я вам руки оборву, чтобы статьи не писали». При этом не отрицает, что с публикациями был знаком до избиения.

Большое спасибо за помощь и поддержку! Теперь важно будет качественно провести следствие и довести дело до суда.

Это просто иезуитское решение суда. Совершенно очевидно, что подобную сумму собрать и внести на счет Мосгорсуда вообще трудно, а за такой короткий срок просто невозможно. Видимо, это было сделано специально с целью показать: смотрите, какие мы все тут либеральные, к суду теперь не подкопаешься, меру пресечения Гулевич изменили, формально залог соотносится с той суммой, которая Наталье вменяется как причинение ущерба Номос-банку. А что она не может внести 100 миллионов рублей в течение одного дня – это, мол, ее проблемы.

Но почему в течение одного дня? А потому, что залог необходимо внести до истечения срока содержания под стражей, то есть до 7 ноября. 4, 5, 6 ноября – выходные, остается только один день – завтра. Если сумма не будет внесена, то будет решаться вопрос о продлении содержания под стражей.

Фактически это решение еще хуже, чем если бы просто оставили в силе решение Тверского суда, продлившего арест. А теперь вроде как изменили на залог, который, как совершенно понятно всем, в том числе и суду, просто нереален. Тем более при таких сроках.

Раньше, кажется, самый большой залог в российской судебной практике был за освобождение Василия Алексаняна. Я специально не слежу за этими цифрами, но о таких суммах прежде не слышала. Даже не знаю, Наталья пока единственная, с кого потребовали такой залог, или это у судов фишка теперь такая.

Теоретически это решение можно оспорить. Можно подать ходатайство о снижении залога. Но есть только один день - завтрашний, - чтобы обосновать это ходатайство, предоставить информацию об имуществе залогодателя и показать, что такая сумма непосильна. Но завтра короткий день, и даже если это ходатайство принести, реально никто его не сможет рассмотреть до 7 ноября. Замкнутый круг, иезуитское решение. По сути это просто издевательство над человеком.

25 октября 2011 года в фонд "В защиту прав заключенных" поступила информация от Нины Федоровны Толстой, матери осужденного Василия Анатольевича Толстого, 1986 г.р., отбывающего наказание в ФКУ ИК-7 Саратовской области.

С ее слов нам стало известно, что в колонии на протяжении длительного времени при непосредственном участии начальника учреждения М. Данилова и подчиненных ему сотрудников происходят регулярные издевательства над осужденными в виде жестоких избиений, оскорблений и моральных унижений.

Хотя сыну Нины Федоровны осталось отбывать только 11 месяцев, она совершенно не уверена, что он сможет вернуться домой живым. Он заражен ВИЧ-инфекцией, а отсутствие надлежащей медицинской помощи и постоянные побои создают пыточные условия отбывания наказания.

У нас нет оснований не верить словам матери, поскольку информация об издевательствах в ИК-7 Саратовской области, как бы ее ни пытались скрыть заинтересованные должностные лица, доходит до общественности. О безобразиях, творимых в ИК-7, мы узнаем от бывших осужденных, от адвокатов и из других надежных источников.

Сейчас в помощи правозащитников и просто неравнодушных людей нуждается также заключенный Анатолий Анатольевич Грицкевич, 1979 г.р., которому, по словам заявителей, обратившихся в наш фонд, начальник колонии и начальник оперчасти при избиении сломали руку.

К сожалению, выявить всех избитых и покалеченных в ИК-7 мы не в состоянии, но то, что многие осужденные из-за преступного бездействия со стороны местных органов прокуратуры, надзирающих за деятельностью этой колонии, ежедневно подвергаются унижениям и пыткам, не подлежит сомнению.

Сотрудниками фонда направлены официальные обращения к генеральному прокурору Чайке и директору ФСИН Реймеру с требованием провести проверки и привлечь к ответственности лиц, причастных к совершению преступлений. О результатах проверок и принятых мерах мы сообщим на своем сайте.

Вчера мой старший сын Иван, 6 лет, был впервые задержан полицией. Вместе с сопровождающей Викторией Кузнецовой он был доставлен в Тверское ОВД с Триумфальной площади, где прошла очередная еженедельная акция под лозунгом «Выборы без оппозиции – преступление!».

Виктория – мой младший товарищ по «Другой России». Расположенная к детям, она нередко выручала меня и соглашалась побыть с Иваном, если мне нужно было свободное время или грозило задержание.

Вчера был именно такой случай. Столичные власти традиционно отказались согласовать заявку на проведение акции, и сомнений в том, что полиция применит силу, не было. Однако и у меня не было выбора - призывая людей выходить протестовать на площадь, я должен выходить туда сам. Я и выхожу, оставляя при этом ребенка с кем-нибудь из товарищей, чаще всего с Викой. Потом его забирает либо мама после работы, либо я.

Для тех, кто не понял сразу, еще раз обращаю внимание: ни ребенок, ни Вика не участвуют в несанкционированных акциях с риском задержания, а находятся в стороне.

До сих пор этот механизм работал безупречно. Однако вчера впервые произошел сбой. Виновником стал некто Алексей Окопный, сотрудник московского Центра «Э». По какой-то странной причине этот персонаж не стесняется воевать с женщинами и детьми (спросите у Насти Рыбаченко и у той же Виктории). Видимо, он считает, что на войне все средства хороши. В том, что против нас, сторонников «Другой России», ведется война, я не сомневаюсь.

Так вот, вчера, после того как акция была подавлена превосходящими силами полиции, Окопный устроил задержание Ивана и Вики. Уже в ОВД он пытался преподнести мне это как заботу о детях. Впрочем, я его не слушал.

Я отказался представляться и разговаривать с сотрудниками до тех пор, пока мне не позволят поговорить с сыном. Мое предложение было разумным: вы даете мне возможность убедиться, что Иван в порядке, и объяснить ему, что мама уже едет, а я не мешаю процессу своего оформления. Полицию это не устроило – меня скрутили и кинули в «обезьянник».

Тем временем (это выяснилось впоследствии) моего сына допрашивала инспекторша по делам несовершеннолетних. Именно допрашивала, под протокол, фото которого публикую ниже. Насколько законны подобные допросы, нам, родителям, до сих пор неясно. По совету адвоката мама, приехавшая в ОВД за Иваном, подписывать его отказалась, но копию взяла.

Согласно протоколу, 6-летний Иван начал свою речь так: «По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее...». Далее он рассказал, что ходит с папой на Триумфальную каждый вторник и что папа отдает его знакомой – Вике, пока он вместе с другими людьми держит «длинную повязку» из ткани, на которой что-то написано белыми буквами, кричит и разбрасывает бумажки «про правду».

«Каждый раз, когда моего папу забирают в полицию, мы с Викой стоим на площадке, которая на улице, и ждем, когда меня заберет моя мама», - продолжал Иван. От себя добавлю, что речь идет о детской площадке на Патриарших прудах, недалеко от Триумфальной.

В графе протокола «образование» написано: «Д/С, 9-я группа». Д/С – это детский сад.

Вернувшись домой ближе к ночи, я помониторил Интернет и обнаружил, мягко говоря, не совсем адекватную реакцию людей на происшедшее. Многие недоумевали, зачем я «взял ребенка на несанкционированную акцию», а некоторые даже позволили себе нравоучительную брань в мой адрес.

Тот простой факт, что никаких «несанкционированных» акций быть не может, что согласно 31-й статье Конституции порядок проведения массовых мероприятий УВЕДОМИТЕЛЬНЫЙ, а значит, полиция должна не противодействовать протестующим, а охранять их, в том числе и Ивана, - это до отечественных моралистов не доходит.

Я догадываюсь, конечно, что моралисты имеют в виду. Интересы ребенка, считают они, превыше всего, и раз уж в стране сложилась практика запретов и репрессий, то следует им подчиниться - прекратить всякую протестную деятельность, сидеть дома и не вякать. Якобы ради детей. Именно этого и добивается Центр «Э». Однако, по-моему, как раз ради интересов детей и следует наращивать сопротивление. Ведь им здесь жить, в этой стране, не так ли?

А за сына моего не беспокойтесь. С ним все хорошо. Воспитанный в нацбольской среде, он вырос энергичным, бодрым и неустрашимым. Вчера в отделении он показывал полицаям кулаки. То ли еще будет.

(Ванино объяснение)

Чудовищная история даже по меркам путинской России. Во вторник после акции оппозиции на Триумфальной полиция задержала шестилетнего сына оппозиционера Сергея Аксенова вместе с его 16-летней няней. Они не участвовали в акции - Вика стояла в отдалении с маленьким Ваней и фотоаппаратом.

Ее задержали за фотографирование сотрудника Центра "Э" Алексея Окопного. Затем, уже в ОВД, сказали, что за участие в "несанкционированном митинге". Ребенка тоже отвезли в отдел и взяли у него "объяснительную". То есть шестилетнего ребенка допросили, к тому же без присутствия родителей. Скоро у полиции появятся детские наручники. Полицейские избили Сергея Аксенова, когда тот, также задержанный, пытался пройти к сыну.

Ребенка отпустили, когда за ним приехала мама. За девочкой-подростком никто не приезжал. Ее обвиняли в том, что она гуляла с чужим ребенком. Хотя, естественно, ни мать, ни отец мальчика не имели к ней никаких претензий. Обвиняли в участии в "несанкционированной акции". Но ответственность за нарушение порядка проведения массового мероприятия наступает с 18 лет. Да и не участвовала она ни в чем.

Она гражданка России с московской пропиской. Ее держали в ОВД до ночи за то, что ей 16 лет и она в 6 вечера оказалась на одной из центральных площадей столицы. Официально это был не арест, а проявление заботы государства о ребенке. Алексей Окопный, вот этот милый мужчина, сотрудник Центра "Э", российской политической полиции, заботливо угрожал молодой девушке изнасилованием.

Ни мать, ни отец не приехали за девочкой. Отпускать на поруки другим взрослым полицейские отказались. И глубокой ночью Вику Кузнецову отвезли в "центр временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей". Ее, не совершившую ничего противозаконного, могут удерживать там до 30 дней без решения суда, окружая всесокрушающей заботой нашего государства.

Оказавшись в этом положении выдавливаемого, я понял, что не могу идти вот так, и никто в этой толпе не мог и не хотел находиться в состоянии стада баранов, которых куда-то выжимают. А загородки, которые установили на площади, создавали полное ощущение загона.

В этой толпе были не только протестующие, но и просто прохожие – со всеми обращались как со скотом. Причем сотрудники полиции были агрессивны – и омоновцы, и обычные полицейские, они были возбуждены, грубы и невероятно эмоциональны в этой своей агрессии. Меня это удивило.

В какой-то момент я понял, что терпеть это невозможно, недопустимо, и тогда я повернулся к сотрудникам и сказал: «Пропустите меня». Мне казалось, что сейчас многие люди повернутся, потому что невозможно это выдерживать. Но меня сразу же схватили - я был задержан первым - и молча запихнули в автозак.

10 минут я сидел один, вспоминал юность – армейские дни, полтора года в Таманской дивизии, обращение с молодыми солдатами в армии. Я понял, что со всем эти стилем я уже знаком.

Потом в автозак набрали человек 30, в том числе была девушка из «Солидарности», которой повредили шею. Сотрудники полиции не вели с нами никаких разговоров, даже не реагировали на просьбы вызвать врача. Ни слова не было с той стороны сказано. Опять же – как баранов закидали и повезли. Мы не знали, куда нас везут, но с нами были несколько человек, которые неоднократно уже попадали в такую ситуацию, и они сказали, что нас везут в Замоскворецкое отделение. Там нас по 4-5 человек стали выводить в отделение, где уже демонстрировалась абсолютная вежливость. Все было вежливо, но долго. И не было ни одного этапа, сделанного по процедуре.

Поскольку все было очень вежливо, я даже подумал, что подпишу протокол, если в нем все будет указано правильно. Но в результате я получил на руки совершенно потрясающие в своем несоответствии действительности копии протоколов. Протокол задержания – я сейчас впервые в жизни говорю этими категориями – был составлен человеком, который вообще не имел отношения к моему задержанию. Мне предъявили, что я задержан за то, что выкрикивал нецензурные выражения, вел себя агрессивно по отношению к милиционерам, выкрикивал лозунги.

Учитывая, что я вообще ни слова не сказал и что выкрикивать лозунги с толпой – это не мой стиль, для меня важны не крики, а присутствие, я отказался подписывать этот протокол. Человек, который даже не видел моего задержания, описал меня как агрессивного крикуна, подзуживающего толпу. Видимо, они решили описать меня как некоего организатора, потому что я крупный и был в белом шарфе. Они так и спросили меня: «Вы же организатор?»

После моего отказа от подписи они сказали, что это, конечно, мое право не подписывать протокол, но им в этом случае нужно найти понятых, чтобы зафиксировать отказ. А для этого, пояснили они, потребуется еще два-три часа. К тому времени с момента задержания уже прошло три часа, и нам – от подписи отказалось еще несколько человек – совершенно не хотелось провести еще два часа в отделении.

Тут появился начальник отделения и сказал, чтобы мы не переживали, сейчас все быстро организуют. Через некоторое время они нашли где-то на улице двух молодых людей, понятых. Они были совершенно обалдевшие - то ли студенты, то ли аспиранты. Когда они пришли, я им объяснил, кто мы и за что нас задержали. Они сказали: «Стратегия-31? Мы сейчас подпишем, а в следующий раз сами придем на акцию!»

Прошедшей ночью я почти не спал, лег очень поздно. Меня очень поддерживают мои друзья – звонят, пишут. С одной стороны, я возбужден вчерашними событиями. С другой стороны, в принципе я отношусь спокойно к тому, что произошло. Наверное, у меня генетическая память. Мою маму в 49-м году забрали с третьего курса на 10 лет. От нее я знаю, что такое настоящий арест, и потому я не склонен излишне драматизировать происшедшее со мной.

Моя мама училась на третьем курсе ГИТИСа на режиссерском. За увлечение индийской философией ее забрали по доносу профессора, который потом просил прощения у нее всю жизнь, и осудили на 10 лет по 58-й статье. Она меня родила после Лубянки, Бутырки, Казанской тюрьмы и ссылки в Среднюю Азию. Мама, которая прошла через все это, воспитывала меня в том духе, что нужно жить и работать там, где ты родился, любить страну. Единственное, что спасло ее и сделало возможным мое рождение, это то, что она не в лагерь попала, а в ссылку.

Во многом все, что происходит сейчас, связано с судьбой мамы. Еще жива ближайшая мамина подруга, которая находилась с ней в ночь ареста, - тетя Женя. Причем это не просто тетя Женя, это Евгения Григорьевна Гнесина, последняя живая из семьи Гнесиных, основателей Училища и Института имени Гнесиных. Она мне сказала: «Мишка, я сразу поняла, что это твой ответ на мамину судьбу».

Мама ушла в 98-м году. Наверное, я хотел бы, чтобы она услышала эти слова тети Жени. Для меня это важно, это действительно ответ. Все взаимосвязано. Зная по рассказам мамы, что она перенесла, я очень боюсь, что все это может в нашей стране повториться.

Общественная организация «Смена» и движение «Свободные радикалы» проводят акцию «Вооружен - значит защищён», посвященную проблеме легализации короткоствольного огнестрельного оружия в России.

2 ноября мы соберёмся, чтобы заявить о необходимости повысить возможности самообороны граждан в условиях ограниченной эффективности государства.

Милиция, ушедшая в прошлое за излишнюю «народность» в названии, сменилась полицией, но радикального прорыва в вопросе личной безопасности граждан не произошло. Государство, как и прежде, имеет обыкновение редко оказываться в нужном месте в нужное время. А с «народностью» тоже разобраться не получилось, ибо, как и прежде, народ считает, что лучший правоохранительный орган – собственные мозги.

Разрешенное травматическое оружие, которое часто является оружием убийства, не воспринимается как таковое, что предполагает легкомысленное обращение и неизбежные жертвы. Настоящее оружие, оружие несущее смерть, которое предъявляет преступнику очевидный недвусмысленный ультиматум, а носителю полную меру ответственности, гарантирует как сокращение частоты случаев применения оружия, так и снижение числа самих конфликтов, перерастающих в преступления. Статистика показывает, что в относительно нормальных условиях, которые, смеем надеяться, укоренились в нашей стране, количество оружие на руках у населения приводит к снижению количества трупов.

Контролирующие органы особо не сомневается в способности нашего народа разобраться с айфоном, зубным имплантатом, сколковским проектом, но такая древняя и простая технология, как пистолет, почему-то вызывает оторопь у чиновника, будто бы право на защиту жизни требует каких-то особых заслуг перед государством.

Все, кто привык решать свои проблемы сам, не уповая на милость судьбы и уполномоченного дяди, кто привык терпеть собственную беспомощность перед лицом опасности, и, наконец, просто все те, кому есть, что защищать – приходите и поддержите изменения в законе об оружии!

Акция проходит с именем Хантера Томпсона – человека, пронесшего любовь к оружию через жизнь и смерть. Все, кто придёт на мероприятие, могут по его окончании в кинотеатре «35мм» бесплатно посетить фильм «Ромовый дневник», снятый по произведению писателя.

Начало в 19.00 на площади возле входа в Центральный дом предпринимателя и кинотеатр «35мм» по адресу Покровка 47/24. Проезд от ст.м. «Красные ворота» или «Курская».

Я полгода отсутствовал в Москве. И в последний раз снимал Триумфальную 31 января. Из "прекрасного далека", откуда я наблюдал московские события, все казалось чрезвычайно мрачным. Особенно, учитывая воспоминания о депрессивной прошлой зиме, когда казалось, что история про 31-е число стремительно пожирает саму себя.

Но вчерашние впечатления оказались несколько неожиданными.

То, что раньше называлось "милицией", медленно, но планомерно обретает осмысленность действий. Оно уже не просто топталось на месте, создавая бестолковую давку, а, постоянно прокатываясь волнами по площади, загоняло людей в узкие огражденные проходы, которыми было разрезано все пространство. Правда, эта тактика действует при условии, когда митингующих не более нескольких сотен: большая масса просто не влезла бы в эти щели, снеся их к чертям.
Также, несмотря на обычные жалобы, мне показалось, что охранители старались действовать по мере способностей цивилизованно. Поначалу даже почти галантно. Лишь подустав к концу акции, они стали заметно выплескивать раздражение.

Но интереснее другое. Настроение участников. Конечно, до апофеоза духа в мае 2010 года вчерашний день не дотягивал, но в рядах участников уныния заметно не было. Бодренько и весело акция прошла. Шлемы и доспехи охранителей не вызывали страха. Выдавливанию особо не сопротивлялись, но ведь не в драке смысл ненасильственной акции. Отвечали смехом и аплодисментами.

Еще более удивило появление незнакомых лиц - в основном молодых. Вообще давно не замечал, чтобы на акциях оппозиции молодежь явно преобладала над "ветеранами". К тому же это были отнюдь не только лимоновцы. Я бы даже сказал, что "прочих-разных" было гораздо больше. Да и народу оказалось больше, чем я ожидал, хотя в такой ситуации (давки и рассредоточенности одновременно) оценить число участников практически невозможно.

Похоже, идея 31-го числа все же не умерла.

Две недели назад мы с Юлькой Башиновой писали о том, как в Рязанской области были избиты за мои статьи мои родители, а также их сосед, пытавшийся им помочь. Писали о том, что скорую помощь невозможно было вызвать на протяжении нескольких часов, а сотрудники полиции приехали на место происшествия только через сутки.

В первые же дни после публикации было огромное количество звонков, писем и публикаций, в которых журналисты, гражданские активисты и друзья выражали мне поддержку и предлагали помощь. Именно благодаря такой бурной реакции полиции не удалось сделать вид, что ничего не было, и в последующие две недели они приняли заявления у моих родителей, взяли объяснения у свидетеля нападения – остановившего избиение Николая Овчинникова, а также у избивавшего родителей Павла Лихачева.

Сразу после избиения Лихачев чувствовал себя прекрасно, при встрече с моей мамой на следующий день угрожал ей продолжением избиения, без проблем ездил в районный центр. Бодро общался с журналистами газеты «Мещерская сторона» и съемочной группой рязанского РЕН ТВ, показывал им малозаметную шишку, которую якобы получил в процессе избиения. А 22 октября (на пятый день после инцидента) Павел вдруг лег в больницу.

На прошлой неделе моему отцу сделали операцию на плечевом суставе – восстановили связки и вернули на место ключичную кость. Когда я был у отца после операции, мне не удалось с ним спокойно пообщаться, потому что постоянно возле нас находился Лихачев, который не скрывал своего присутствия и открыто слушал все, о чем мы разговаривали. Каким образом и с чем он вдруг оказался в том же травматологическом отделении той же больницы, где лежит мой отец?

Две недели мы ждали реакции правоохранительных органов, но за это время так и не было возбуждено уголовное дело против ублюдка, избившего троих пожилых людей. Полиция передала материалы доследственной проверки в прокуратуру, а прокурор Игорь Витальевич Стеничкин вернул их обратно полиции. Я позвонил ему 31 октября и спросил, почему дело вернулось в полицию. Он ответил, что необходимо провести дополнительную проверку, а также привести в соответствие якобы расходящиеся показания свидетелей и избитых. «Я дал им на проверку три дня, решение будет принято не позднее 1 ноября», - сказал он мне по телефону.

Сегодня, 1 ноября, я снова позвонил Стеничкину, который совершенно спокойно заявил мне, что проверка еще идет, а когда она закончится, он теперь не знает. Я не могу сказать, давит ли на следствие Павел Лихачев или его супруга или полиция и прокуратура не выполняют своих обязанностей по другой причине, но, по-моему, очевидно, что конфликт пытаются замять.

Дорогие друзья, коллеги журналисты и активисты! Благодаря вам эта история получила огласку и заставила шевелиться неповоротливые правоохранительные органы Рязанской области. Но одного пинка им оказалось мало. Поэтому я снова вынужден просить помощи.

Пожалуйста, позвоните заместителю прокурора Михайловского района Игорю Витальевичу Стеничкину по телефону (49130) 2-10-80 и спросите у него, почему он вернул дело в полицию, вместо того чтобы обратиться в суд с ходатайством об избрании меры пресечения человеку, совершившему насильственные действия в отношении трех граждан?

Пожалуйста, позвоните дознавателю полиции Назарову по телефону (49130) 2-22-09 и спросите: сколько недель необходимо, чтобы выяснить, что нападение на трех пожилых людей является преступлением? Уточните у него: долго ли Лихачев будет находиться на свободе, угрожая потерпевшим и оказывая давление на следствие?

Если вам удастся поговорить с кем-то из них, вы можете выложить их ответы в комментарии к этой записи. Буду признателен за помощь!

Однажды Матвей Крылов пришел в кинотеатр со своей девушкой на фильм «Легко ли быть молодым?». На входе ему сказали, что сеанса в это время нет. Матвей не согласился и убедил администрацию в том, что показ должен быть, как указано в анонсе. Тогда зал открыли и фильм показали для них двоих. На выходе его спросили — как фильм? Матвей в ответ: да так, просто я там снимался...

На выставке в Сахаровском центре в поддержку Мохнаткина

Я познакомился с Матвеем Крыловым ровно два года назад Первое впечатление от знакомства - несоответствие прозвища Скиф и субтильной внешности и молодости Матвея, они определенно вступали в конфликт (много позже я узнал, что у него есть и другое настоящее имя). В тот день он проводил выставку израильского художника, нацбола Игоря Черченко на Триумфальной площади у памятника Маяковскому. Я считаю ту акцию одной из самых остроумных уличных выставок. Группа молодых людей держала в руках безликие портреты милиционера, попа, пацана и других знаковых «фигур» нашего времени. После того как милиция увезла художника в отделение, группа направилась с картинами в руках в Сахаровский центр, где их разрешили выставить на два часа. Мы договорились, что я возьму одну картину для квартирника. Потом мы довольно долго не виделись, у Скифа набирали обороты поэтические чтения и кипела агитационная работа в Сети, я проводил фестиваль.

(Читать и смотреть дальше)

Вчера в ходе акции на Триумфальной площади было задержано не менее 130 человек, приводит статистику у себя в блоге Сергей Давидис. В свою очередь, внутренние полицейские источники называют цифру 123 человека, пишет Эдуард Лимонов. Так или иначе, задержанных развезли по восьми(!) московским ОВД, от Басманного до Замоскворечья. Сам я оказался в Хамовниках.

В очередной раз наблюдая происходящее в ОВД, не могу не поделиться некоторыми соображениями.

Давно замечено, что некоторые оппозиционеры видят в сотрудниках полиции чуть ли не своих личных врагов. Оказавшись в отделении, они с жаром и страстью обличают их как пособников режима, стыдят, ругают и гневно строчат в твиттер о тех или иных нарушениях. Нередко менты сами дают повод для таких нападок, однако чаще они случаются от общего негативного отношения к полиции.

При этом оппозиционеры забывают, что сотрудники МВД, как и любой другой силовой структуры, прежде всего обязаны исполнять приказ и не дело бойцов, например, ОМОН обсуждать его. Они что, должны вынести этот вопрос на круглый стол? Устроить дебаты? Нет, они должны исполнять тот приказ, который есть.

Другое дело, что приказ этот должен быть законным. В случае с Триумфальной это не так. Однако надо понимать, что незаконный приказ об игнорировании 31-й статьи Конституции отдается не руководством МВД и даже не исполнительной властью Москвы, а политическим руководством страны. Они - власть, Кремль – наши враги. Менты же не более чем инструмент власти. Да, репрессивный, но только инструмент.

То же касается, кстати, и прокремлевских организаций. Их для того и создавали, чтобы дать оппозиции ложную цель. Власть только и мечтает, чтобы мы противостояли ментам, прокремлевцам и оставили ее наконец в покое. Не выйдет.

К чему я это все пишу? А к тому, что к ментам следует относиться спокойнее, холоднее. Как к снегу или дождю. Следует помнить, что линия фронта борьбы с властью проходит по улицам и площадям, а то, что происходит затем в ОВД, - протоколы, бумажки, печенье-минералка - это уже обозы, отдых после боя... Плюс не забывайте, что менты, особенно рядовые, – это все-таки часть народа. Того самого народа, за интересы которого мы все ратуем. Относиться к ним с барским презрением или тем более оскорблять – неправильно.

Так что, отстаивая впредь в ОВД свои законные интересы, будем помнить, что главным нашим врагом является власть, а не менты. И именно ей, власти, мы продемонстрируем свое несогласие в день выборов 4 декабря. Сбор на Триумфальной в 18.00. Готовьтесь.