Все как подложено
Представьте себе, что следствие тщательно собрало и представило суду многочисленные улики, доказывающие вину подсудимого. А суд все эти улики отвергает на том основании, что они могли быть сфабрикованы следствием. Никаких реальных причин так считать у суда нет, но теоретически улики могли быть сфабрикованы. Этого нельзя исключить полностью. А следствие не представило неопровержимых доказательств того, что оно не фабриковало улики. Не принесло справку, что оно не верблюд.
А теперь поменяйте "плюс" на "минус" - и вы получите "дело" Даниила Константинова. Вот например, следствие утверждает (а судья даже не пытается возражать), что представленные защитой фотографии застолья в ресторане не доказывают алиби Константинова. Они теоретически могли быть сделаны в другой день. Неопровержимых доказательств, что они были сделаны в другой день, нету. Есть сомнения, которые однозначно истолковываются против обвиняемого, хотя по закону должно быть наоборот.
Теоретически, конечно, могло быть все что угодно. Теоретически семья Константиновых могла каждый вечер ужинать именно в этом ресторане и именно с теми друзьями, которые на фотографиях. Теоретически Даниил Константинов мог заранее замыслить убить первого случайно встреченного и заранее подготовить себе алиби: собрать в ресторане компанию, сфотографироваться и поехать убивать. Но только по закону, чтобы опровергнуть алиби, следствие должно было доказать, что фотографии сделаны в другой день, а не основываться на сомнениях. Но опровержением алиби следствие считает (а судья с этим не спорит) в высшей степени сомнительные показания единственного свидетеля. Те самые, которые опровергаются представленными защитой доказательствами алиби. Однако следствие не считает, что эти показания опровергнуты доказательствами алиби - оно считает, что доказательства алиби опровергнуты показаниями свидетеля.
И вот на такой игре в наперстки построено все "дело" Константинова. Я не буду утомлять читателя многочисленными примерами этой игры. Подробнейшие материалы дела находятся в общем доступе. К счастью, сегодня можно говорить, что дело Константинова не осталось незамеченным. Оно разворачивается, что называется, в свете прожекторов общественного внимания.
Правозащитников часто упрекают в том, что они занимаются лишь судьбами немногих известных людей, привлекающих внимание благодаря своей оппозиционной деятельности. Судьбы же тысяч обычных граждан, никак не связанных с политикой, их не волнуют. Это лукавство. Каждое резонансное дело позволяет лишний раз поставить вопрос о тех самых безвестных тысячах несправедливо осужденных. Каждое такое дело высвечивает механизм, который безотказно перемалывает тысячи человеческих судеб. Заставляет о них задуматься. Задуматься о том, может ли быть в нормальной стране 0,2% (две десятых процента!) оправдательных приговоров.
Судьи, выносящие заведомо нечестные решения по немногим резонансным делам с политическим подтекстом, могут руководствоваться разными мотивами. Могут хотеть угодить начальству из чисто шкурных, карьерных соображений. Но могут исходить и из собственных, вполне фашистских убеждений, требующих сжульничать ради высших государственных интересов. В любом случае, чтобы отправить заведомо невиновного в тюрьму на долгие годы, надо переступить определенный психологический барьер.
Чтобы власти всегда могли добиться вынесения политически мотивированного неправосудного приговора, совершенно необязательно, чтобы на это были готовы все судьи. Достаточно чтобы нужный судья всегда мог оказаться под рукой. Должно быть достаточное число судей, которым не нужно особенно преодолевать себя, для того чтобы смухлевать и закатать на срок невиновного. Судей, для которых не замечать явного надругательства над логикой закона – давно привычное дело. Потому что они делают это систематически в тех самых тысячах безвестных дел без всякого политического подтекста и заказа сверху.
Сначала судья сознательно не замечает, что Жеглов кошелек Кирпичу подбросил, потому что искренне верит, что кошелек Кирпич на самом деле украл. Потом быстро оказывается, что верить в это необязательно. Достаточно не желать портить отношения с прокуратурой. Потому что и суд, и прокуратура заинтересованы в том, чтобы не портить друг другу отчетность, по которой вышестоящие инстанции оценивают их работу. А уж кто там что и у кого на самом деле украл, становится совершенно неинтересно. А дальше такой судья становится послушным орудием исполнения избирательных политических заказов сверху на заведомо неправосудный приговор.
Власть, для которой "точечные" неправосудные приговоры являются важным инструментом осуществления ее политики, не захочет и не будет добровольно менять систему, выковывающую для нее развращенные кадры исполнителей и организаторов заказных политических дел. Не захочет и не будет, сколько бы команда Кудрина ни предлагала самые замечательные проекты полицейских и судебных реформ.
Эта система важна для власти именно тем, что ее можно легко использовать в ручном режиме по мере надобности. Но ее оборотной стороной является то, что без ручного управления оно уже всегда будет автоматически работать в режиме фальсификаций и беззакония. Я, в отличие от семьи Константиновых, отнюдь не уверен, что Даниила "заказали" на самом верху. Ну, попросили местные ребята-эшники своих смежников помочь угомонить беспокойного клиента. Ну, те и постарались: помогли вору-рецидивисту "вспомнить" и опознать Константинова. Сначала просто как участника драки. А потом уже как человека, замахнувшегося ножом. Ты уже дал показания, теперь придется идти в них до конца. А потом суд подыграл следствию, несколько раз продлив арест человеку, чья невиновность была очевидна. И вот теперь ни те, ни другие просто не могут пойти на попятный. Потому что пойти на попятный означает признаться в должностном преступлении.
Те, кто привык к подлогам, фальсификациям и подлостям, не боятся общественного мнения и позора. Не боятся того, что на них будут показывать пальцем. Этот внутренний барьер они уже преодолели. Но не боятся этого организаторы и исполнители заказных дел, лишь пока они уверены, что заказчик их всегда прикроет. Система взаимного подыгрывания и покрывательства работает, лишь пока действует принцип "пахан своих холуев не сдает".
Наивно видеть в освобождении части политических, стыдливо и лицемерно закамуфлированном под неполитическую амнистию, сигнал холуям о том, что они перестарались. Наивно видеть такой сигнал и в выдворении из страны Михаила Ходорковского под предлогом его освобождения. Это такая же подлость и произвольная игра с законом в режиме ручного управления, как и его посадка.
Действительным сигналом, побуждающим следователей, прокуроров и судей вспомнить о совести, было бы только официальное признание беззаконности и политической мотивированности наиболее громких дел. Далее – реальное наказание организаторов и исполнителей этих дел. Ну а самым мощным сигналом было бы наказание главного заказчика. Заказчика не какого-то одного конкретного дела, а самой системы политически мотивированного беззакония. Системы, в которой первое лицо несет всю полноту личной ответственности за любой неправосудный и несправедливый приговор. Даже если это лицо и вправду узнает о каком-то приговоре из СМИ. И это лицо будет нести всю полноту ответственности за приговор, который будет завтра вынесен Даниилу Константинову.
Хочется надеяться, что прогрессивная общественность не даст убаюкать себя коварными рассуждениями о том, что "надо бороться не за замену Путина, а за изменение системы". Изменение системы может начаться только с замены Путина.
Блоги
Статьи по теме
Безуличная преступность
Свидетельства Софронова остаются единственным доказательством виновности Даниила Константинова. Никаких вещественных улик нет вообще. Если, конечно, не считать таковой рисунок(!) ножа, сделанный по описанию свидетеля. Было темно, а сам свидетель находился в это время под градом ударов. Тем не менее он разглядел и запомнил нож, которым предполагаемый убийца замахнулся на Темникова.