Если бы Андрей Дмитриевич Сахаров не был рационалистом и атеистом без всякой оговорки на "агностицизм" или "шесть доказательств бытия Божьего" по старику Иммануилу (которого многие Бездомные и Безголовые Иванушки видели за это в Соловках), его точно бы следовало канонизировать по всем правилам Рима. РПЦ для этого не годится, они скорее канонизируют Сталина.

Сахаров явно пребывал в состоянии благодати, потому что до последней минуты жизни боролся за дело Иисуса Христа, первого правозащитника человечества: за демократию, парламентаризм, за права человека, за то, чтобы СССР стал гуманным, свободным, рациональным, умным и милосердным сегодняшним Западом. Они с Солженицыным, за которого Сахаров заступался, были вечными оппонентами, потому что Солженицын хотел утащить страну назад, в кондовую, посконную, толстопятую монархическую Россию, которая, конечно, была несравнимо лучше СССР, но что значит этот печатный пряник по сравнению с западными марципанами!

Рационалист Сахаров был честнейшим, наивнейшим, святым идеалистом, который всюду искал Добро, даже там, где его не было, и веровал в Добродетель, как в Бога. Согласно безжалостному Булгакову, каждому воздается по его вере. Сахарова, чистого и праведного, доброго и беззащитного, убила его вера. Он мог бы жить еще долго, как старый лагерный волк, зубастый скептик Солженицын (не считайте период после возвращения, это был уже не сам писатель, а его бренная оболочка: дух гения отлетел на небеса).

Сахаров был праведником мира, а не отцом холодной войны. Просто советская действительность поймала его на блесну идеализма, на наив ядерного паритета, на что купились даже многие западные физики, не получившие за это полезное Советам заблуждение ни одного цента от КГБ. Перед самой смертью, в 1989 году, Андрей Дмитриевич понял, что нельзя было давать коммунистам ни ядерной, ни термоядерной бомбы, что Третья мировая все равно бы не началась. Никто не стал бы бросать бомбы на огромную территорию СССР, это же не Япония. Нужное для капитуляции Политбюро количество бомб вызвало бы на планете "ядерную зиму" и убило бы Европу. А вот отсутствие ядерного потенциала у СССР сделало бы нашу проклятую власть более сговорчивой. Хрущеву нечем было бы вооружать Китай. В этом случае Китай мог избежать ужасов "культурной революции". СССР не полез бы в Афганистан, и не было бы никакого "Талибана". С Африкой, Азией, Кубой и остальной Латинской Америкой у Советов без ядерного паритета не было бы такой лафы, там скорее всего не возникли бы коммунистические режимы. Запад выжал бы из СССР освобождение политзаключенных и снятие "железного занавеса", а перестройка могла бы начаться на 30 лет раньше. Это все мне говорил сам Андрей Дмитриевич. Но жалеть было поздно, и Сахаров сделал все что мог.

Комитет защиты прав человека и одинокая мокрая фигура Сахарова у подъездов советских судов, где шли закрытые политические процессы, на которые его не пускали. Офшор сахаровской квартиры, где не действовали советские законы и где даже обыски проводились тайно. Свет, исходивший от Сахарова, его известность на Западе и его положение хранителя ядерных секретов настолько страшили кремлевских старцев, что его боялись посадить и посмели только запереть в Горьком. Но разве такой источник сияния Правды и силы духа можно было скрыть, задвинуть, спрятать, даже отлавливая по дороге ходоков и посадив гэбульника на площадке лестницы у сахаровских дверей...

Сахаров был диссидентским магнитом, и все липли к ему, как опилки. Это была константа. Честь, совесть, долг. А Елена Георгиевна была даже не декабристкой, а полноценным декабристом. Она стояла у тех же судов, и именно ей "пришили" статью 190-прим о клеветнических измышлениях, чтобы не выпускать в антисоветские рейды из Горького под предлогом подписки о невыезде. Интеллигент Сахаров не был слюнтяем. Он дал пощечину гэбисту, толкнувшему Елену Георгиевну. Он настаивал на том, чтобы США и Канада, эти братья по НАТО, перестали наконец возить пшеницу в град-столицу Москву, подкармливая не только голодных совков, но и режим. При этом сахаровское милосердие зашкаливало. Он даже Гесса пожалел и предлагал не держать его в Шпандау до самой смерти.

Теория конвергенции - это ведь тоже жалость. Капитализм давал массу свобод, но если бы еще взять социалку из мифического социализма с человеческим лицом, и полное обеспечение лузеров за счет отличников, и чтобы экономика при этом работала! Андрей Дмитриевич не успел столкнуться с гайдаровскими реформами. Мы так и не узнали, просил ли бы он Гайдара обезболить или, наоборот, усугубить и довести до конца.

Действительность еще несколько раз ловила Сахарова на идеализме. Он аплодировал Горбачеву на завтраке в Кремле, еще до освобождения политзаключенных, полный веры и надежд, а ведь Горбачеву это было вредно, тогда надо было гонять его требованиями. Сахаров, полный жалости к узникам совести, уговаривал их писать "помиловки", а этого делать было нельзя, и кто сделал, диссидентом быть перестал.

Роман с Горби оказался недолгим. На съезде нардепов Сахаров позволил себе говорить правду, в частности, об Афгане, где советские войска расстреливали своих же, если они могли попасть в плен. Будущие красно-коричневые захлопывали и затопывали Сахарова, а Горби отключал этой ходячей совести микрофон. И тогда Сахаров понял, что "агрессивно-послушное большинство" не даст стране выбраться из могилы. Он, как всякий гений, умел смотреть до конца партии, на много ходов вперед. И это его убило. Сердце не выдержало.

Умерев на своем кресте, Иисус воскрес для Вечности, но не для жизни. Он тоже все понял про человечество и его дальнейший путь. А первые христиане и диссиденты-апостолы знали, что им делать: говорить правду и идти на арену ко львам. Сахарова, тринадцатого апостола, его львы настигли на Съезде.

Что осталось, спросите вы? Остался Сахаровский центр, где до конца чеченской войны пылился на здании антивоенный лозунг; где тусуются проигравшие демократы; где раздавали кассеты с фильмом о взрывах домов с помощью чекистского гексогенового "сахара" из рязанского подвала; где поминали Гайдара; где ученик Сахарова Юрий Самодуров защищал христианство от РПЦ; где читают лекции по правам человека и дают почитать бывший самиздат; где собирали подписи за выдвижение в кандидаты в президенты Владимира Буковского.

И остался путь, тернистая сахаровская тропка по бездорожью. "Уходят мудрые от дома, как лебеди, покинув пруд. Им наша жажда незнакома: увидеть завершенный труд. Им ничего не жаль на свете, ни ног своих босых, ни лет. Их путь непостижим и светел, как в небе лебединый свет".