Минкульт не выдал прокатного удостоверения фильму «Приказано забыть» режиссера Руслана Коканаева, что равносильно запрету на его демонстрацию в России. В центре фильма трагедия аула Хайбах, сожженного вместе с жителями в ходе депортации в феврале 1944 года. Противники фильма утверждают, что история гибели Хайбаха - это фальшивка, которая может только углубить межнациональную рознь.

В Чечне сегодня, как и на протяжении всех последних семидесяти лет, практически никто не сомневается, что аул Хайбах вместе с 700 стариков, детей и больных был сожжен войсками НКВД во время февральской депортации 1944 года. А что на этот счет говорят исторические свидетельства?

Впервые о трагедии Хайбаха рассказал в местной молодежной газете «Комсомольское племя» в 1989 году чеченец Дзияутдин Мальсагов в интервью Саиду Бицоеву. Он в 1944 году являлся заместителем наркома юстиции Чечено-Ингушетии и был очевидцем того, как было уничтожено 600-700 чеченцев. Мальсагов безуспешно протестовал против уничтожения земляков перед руководившим операцией Михаилом Гвишиани, бывшим начальником личной охраны наркома внутренних дел Берии.

Неоднократно публиковалась телеграмма Гвишиани Берии, в которой он сообщал об уничтожении более 700 жителей Хайбаха из-за невозможности их вывезти. Однако эта телеграмма больше похожа на фальшивку и выглядит как перевод с английского. На ней стоит гриф «Только для ваших глаз», в советском делопроизводстве не применявшийся, но характерный для американского делопроизводства (For your eyes only). Гвишиани назван полковником, хотя носил тогда гораздо более высокое звание комиссара госбезопасности 3-го ранга, а операция по депортации чеченцев и ингушей названа «операцией «Горы», тогда как в действительности именовалась «операцией «Чечевица». Теоретически можно предположить, что существовал английский текст, в котором все эти ошибки были сделаны при переводе с русского оригинала, а опубликованный текст - это обратный перевод с английского. Но подобная версия крайне маловероятна, тем более что английский перевод телеграммы до сих пор не найден. Телеграмма выглядит фальшивкой, созданной для подкрепления свидетельства Мальсагова.

Однако свидетельство Мальсагова этим не опровергается. Равно как не опровергается оно и официальным донесением Гвишиани, согласно которому в ходе депортации погибли от голода и болезней лишь несколько десятков человек. Если массовое убийство в Хайбахе было объявлено тайной особой важности, как, например, катынское дело, упоминать о нем в обычных донесениях было нельзя. Не исключено, что связанные с Хайбахом документы были уничтожены.

Первая попытка расследовать дело по партийной линии была предпринята еще в 1956 году, но оказалась безрезультатной: никакого решения принято не было. Трудности с расследованием были отчасти связаны с тем, что Михаил Гвишиани был тесно встроен в советскую номенклатуру. Его сын Джермен был женат на дочке Алексея Косыгина, а приемная дочь Лаура Харадзе была первой женой Евгения Примакова. Новое расследование было начато в 1990 году прокуратурой Урус-Мартановского района. Оно тянулось три года, потом было передано военной прокуратуре Грозненского гарнизона, а затем - прокуратуре Ростова-на-Дону и так и не было доведено до конца.

Однако в ходе этого и последующих расследований были найдены свидетели и обнаружено массовое захоронение в Хайбахе. Сохранились и документы, относящиеся к 1956 году. Вот что писали, например, посланные Хрущевым расследовать Хайбахскую трагедию заведующий сектором отдела административных органов ЦК КПСС В. Тикунов и сотрудник Главной военной прокуратуры Г. Дорофеев 31 октября 1956 года:

После увода переселяемых солдаты завели оставленных жителей в большой колхозный сарай и подожгли его, а находившихся там людей стали расстреливать из автоматов и пулеметов.
Когда сотрудники НКВД покинули Хайбахой, спустившиеся с гор чеченцы, вместе с некоторыми жителями окрестных хуторов, родственники которых были убиты в сарае, приступили к погребению останков погибших, зарывая их в неглубоких ямах недалеко от места, где стоял сарай.
Чеченец Гаев Джаидар, 1883 года рождения, в заявлении указывает:
«В Хайбахое людей загнали в скотный большой сарай, сарай заперли и стали его обстреливать. После такого обстрела сарай обложили сеном и со всех сторон подожгли. Люди в сарае сгорели, сарай обрушился на трупы. Это мы, то есть я, мой брат и другие, видели своими глазами. Думаю, что в сарае погибло не менее 300 человек. Много обгорелых костей было в сарае…
Из моих родных, из нашего дома погибли в том сарае в Хайбахое мои старшие два брата Гаевы Тута и Хату, их жены, жена сына Хату и его внук».
Хамзатов Эльберт, 1883 года рождения, чеченец, участвовавший вместе с Гаевым в захоронении трупов, показывает:
«Когда мы прибыли в Хайбахой, увидели обгоревшие останки коллективного сарая, принадлежавшего жителям хутора. Уцелели только две боковые стенки сарая, сложенные из дикого камня, а сделанные из переплетенных прутьев передняя и задняя стенки и крыша сгорели. В том числе, где была раньше дверь сарая, беспорядочно лежало, образовывая кучу, приблизительно семь трупов людей. На них лежали обгоревшие части сарая и камни. Метрах в 30-40 от сарая я увидел труп беременной женщины. Следов огня на ней не было, когда мы ее хоронили, увидели у нее раны на животе и на спине…
Когда мы сняли с пожарища остатки сгоревшей кровли, мы увидели под ними большое количество обгоревших человеческих трупов… По количеству трупов и по положению их я заключил, что сарай перед пожаром был полностью заполнен людьми».
Расстрел и сожжение части населения Нашхойского сельсовета в сарае на хуторе Хайбахой подтверждают шестнадцать опрошенных нами граждан, причем семь из них заявили, что были очевидцами этого.
…B результате выезда в Хайбахой мы убедились в правдоподобности заявлений о месте событий. На окраине имеются остатки большого сарая, стены которого сложены из плиточного камня: внутри на камнях обнаружены выбоины, напоминающие следы пуль.

Как видим, и без фальшивой «телеграммы Гвишиани» материала вполне достаточно. Я не сомневаюсь, что людей в Хайбахе действительно уничтожили. Другое дело, что точное число погибших (Мальсагов говорил, что их было 705 человек) пока неизвестно. Неизвестно и то, кто именно отдал приказ об уничтожении людей. Это мог быть или сам Гвишиани, или Берия, или один из его заместителей в НКВД - Серов или Круглов, которые занимались депортацией чеченцев.

Нет сил уже об этом говорить, честное слово. Все сказано давно.

И не надо, мне кажется, писать и подписывать никаких обращений и писем по этому поводу - по поводу грядущего «Сталинграда». Особенно писем, адресованных высокому начальству. Какое такое «глубокоуважаемый г-н такой-то»? Кем он так уж особенно глубокоуважаем, этот вагоноуважатый?

Ага, «а вернулись мы назад, а вернулись в Сталинград». Ну ладно, еще не вернулись. Только пока собираемся.

Пусть уже будет Сталинград, мне кажется.

Я, если бы не ленился, постарался бы - в рамках, конечно же, возвращения исторической справедливости и идя навстречу настойчивым пожеланиям широких трудящихся масс - еще инициировать какой-нибудь референдум про возвращение, например, Московскому метрополитену имени железного наркома Л.М. Кагановича. А то ведь теперь никто толком и не помнит, а я вот помню, что метро в моем детстве и раньше носило именно такое благородное и благозвучное во всех отношениях имя. А станция метро «Семеновская», кстати, называлась «Сталинская». Кому это, спрашивается, мешало? Хрущеву, что ли? Тому самому предателю народных интересов, который бандерам Крым в 54-м году подарил, обвязав его розовой ленточкой? «Вернули Крым – вернем и Сталинград», - веско скажем мы, слегка перефразируя висящий на всех углах предвыборный плакат с пухлым одухотворенным лицом какого-то дядьки-кандидата, борца с пробками.

А что еще должно быть в стране, в столице которой в рамках суверенного колхозного постмодернизма невозмутимо сосуществуют проспекты Сахарова и Андропова?

Что еще должно быть в стране, где площади городов и поселков городского типа утыканы изваяниями бесконечных Лениных, Кировых, Куйбышевых и прочих тонкошеих вождей?

Я давно думаю, что одна из главных проблем российской истории и, главное, осознания этой самой истории - это проблема недозахороненности. Еще в старину было известно, что чумные захоронения следует производить не просто глубоко, а очень глубоко. А иначе возвращение эпидемий неминуемо.

Что же поделаешь, если на просторах родины чудесной мертвые чумные тела лишь слегка присыпаются песочком. И это еще в лучшем случае. А то ведь некоторые и вовсе лежат на поверхности, вроде того, Самого Главного Трупа, в пожухлых лентах и фальшивых цветах вальяжно развалившегося прямо посреди великого города.

Я знаю, некоторые возразят в том смысле, что при чем, мол, тут конкретное физическое лицо по имени Сталин, если со словом «Сталинград» у целых поколений связаны представления о жертвенном героизме.

Лицемерить будем, ребята? А может быть, кто-нибудь из вас еще скажет, что «Сталинградская битва» была преступно переименована в «Волгоградскую», чтобы стереть ее из памяти людской?

Нет? Никто не скажет? Ну, спасибо хотя бы за это.

А может, кто-нибудь скажет, что это переименование вернет наконец-то городу его исконное имя, данное при рождении? Тогда на всякий случай напомню, что городу при рождении было дано совсем другое имя.

Так что ладно, пусть уж будет Сталинград. «Долой стыд», как значилось на некоторых лозунгах 20-х годов, хотя эти лозунги означали тогда нечто иное, а именно то, что в наши дни очень бы не понравилось некоторым из впавших в беспокойную и весьма деятельную стародевическую стыдливость депутатов и депутаток.

Пусть будет Сталинград и прочие «грады». Тем, кто и без того знает или хотя бы догадывается о том, в каком государстве он живет, это уже более или менее все равно. Те, кто не знает и не догадывается, пусть догадается. Пусть узнает. Знание, даже самое печальное, всегда полезнее, чем самое сладкое неведение.

Комитет по бюджетной политике Госдумы требует возбудить уголовное дело против Чубайса. Мол, по итогам проверки "Роснано" Счетной палатой есть "признаки как минимум девяти составов преступления".

Зампред думского комитета - Оксана Дмитриева. И дело, конечно, не в Чубайсе, а во внеочередных выборах губернатора Петербурга. Много лет госпожа Дмитриева пытается быть "оппозиционным" кандидатом на питерский престол. Удивительнее всего, что и часть оппозиции поддерживает ее в таком качестве.

Год назад в Москве единым кандидатом оппозиционеров выдвигался Алексей Навальный. К нему была тысяча претензий. Что он националист, ходил на "Русский марш" и дети его подозрительно белокуры. Что он популист, шутит в твиттере и не был в таком-то году на том самом митинге против сноса лавочки у дома 17-а. Что он не дает комментарии всем желающим журналистам, что у него дорогая машина и временами он изъясняется матом.

Матом изъясняться неприлично, неинтеллигентно. Вы представляете себе Оксану Генриховну в таком амплуа? Конечно же нет, она интеллигентная петербурженка. В университетские времена по линии комсомола ведала цензурой КВН. Тишайший и вежливейший однофамилец Михаил Дмитриев называл ее работу на посту министра “откровенно популистской”. На протестных митингах в Питере госпожа Дмитриева сдавала оппозиционеров ментам.

Впрочем, бог с ними, с теми оппозиционными активистами. Оксана Генриховна была одной из струй "бешеного принтера" и яростно поддерживала антисиротский закон, законы об ужесточении ответственности за все на свете и, конечно, аншлюс Крыма. Такой человек безусловно будет самым правильным, совестливым и протестным выбором интеллигенции и оппозиции.

Заявление Правозащитного центра "Мемориал"

22 апреля 2014 г. в Бутырском суде г.Москвы был оглашен приговор радикальному публицисту Борису Стомахину: шесть с половиной лет лишения свободы в лагере строгого режима. Стомахин был признан виновным по статьям УК РФ: ч.1 ст.205.2 («публичное оправдание терроризма»), ч.1 ст.280 («публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности»), ч.1 ст.282 («возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства») и ч.1 ст.30 ч.2 ст.205.2 («приготовление к публичному оправданию терроризма с использованием СМИ»). Ранее Стомахин уже получил по двум из этих статей максимальное наказание - пять лет лишения свободы, которые отбыл в 2006-2011 гг.

Поражает несоответствие наказания инкриминируемым деяниям. Многим пользователям интернета известны тексты Стомахина на различные политические темы. По нашему мнению, они заслуживают серьезного порицания, поскольку содержат призывы к насилию, - именно поэтому мы не сочли возможным признать Бориса Стомахина политическим заключенным. Однако эти тексты, по некоторым формальным признакам подпадающие под указанные статьи Уголовного кодекса, на деле способны вызвать ненависть (или, напротив, сострадание) лишь по отношению к их автору. Они не имели никакого реального влияния и не могли усилить террористическую угрозу для нашего общества и нашего государства. Это косвенно признает и обвинительное заключение, где указано, что сведений о потерпевших от деятельности Стомахина не имеется.

Кроме жестокости, отметим и другие странности в позиции суда. Судебные экспертные заключения по 282-й и подобным статьям УК часто становятся предметом общественной критики, но в случае Стомахина они похожи на дурной анекдот. В нарушение УПК РФ психолого-лингвистические экспертизы были назначены и проведены без участия Стомахина и его защиты. В итоге ему, воспитанному в СССР, вменяются, среди прочего: «умысел на публичное оправдание деятельности террористов, убивших Александра Второго»; умысел повлиять на террористическую деятельность Шамиля Басаева (в 2012 году - через шесть лет после гибели последнего!); такие заведомо неисполнимые аудиторией статей «призывы» (а в действительности - экспрессивные риторические формулы, выражающие степень негодования автора по тем или иным поводам), как «Эта страна должна быть… ядерными бомбами стерта с карты мира», и многие другие абсурдные обвинения. Привлеченные судом эксперты, а затем и сам суд фактически отмахнулись от необходимости изучить мотивационную составляющую вмененных Стомахину деяний, равно как и прочих обстоятельств, связанных с его личностью, ограничившись констатацией его психической вменяемости и поверхностным опросом нескольких соседей.

Очевидно, что в отношении Стомахина происходит показательная судебная расправа, по жестокости сопоставимая (если не превышающая) с наказаниями, которые зачастую получают в нашей стране виновные в насильственных преступлениях разной тяжести. По-видимому, для такой суровости нет никаких причин, кроме политических. Каково бы ни было наше отношение к публицистике Стомахина, необходимо признать: его преследуют не столько за человеконенавистническое содержание текстов, сколько за их противовластную направленность. Таким образом, Правозащитный центр "Мемориал" вынужден констатировать, что отмеченное многочисленными нарушениями уголовное преследование Бориса Стомахина и вынесенный ему приговор в значительной степени обусловлены политическими мотивами.

Мы требуем пересмотра дела Стомахина. В случае признания его виновным к нему не должно быть применено наказание, связанное с лишением свободы, - как к человеку, не представляющему реальной опасности для общества, единственному сыну пожилой матери-инвалида и уже отбывшему в СИЗО значительно больше времени, чем того требовала следственная необходимость. Наконец, мы просим проявить и милосердие к этому человеку, для которого длительный срок заключения не может иметь никаких позитивных последствий, но только еще более десоциализирует, озлобит и надломит его, а возможно - убьет.

Из-за возмутительности исповедуемых Стомахиным взглядов он практически лишен общественной поддержки, потребной всякому преследуемому по политическим мотивам. Правозащитный центр «Мемориал» подчеркивает свое категорическое неприятие творчества Бориса Стомахина как по форме, так и по духу и, тем не менее, призывает гражданское общество в России проявить особое внимание к этому делу как политически мотивированному и отмеченному серьезными нарушениями прав человека, подвергнутого уголовному преследованию.

Юридическая норма - просто текст на бумаге. Ее значение выражается в том, как она толкуется или применяется государственными органами. В случае с осуждением Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной статья Уголовного кодекса о хулиганстве была применена так, что ограничивала право на выражение критического мнения.

Мы с Толоконниковой подали жалобу в Конституционный суд, позднее к жалобе присоединится и Алехина. Дело Pussy Riot уже коммуницировано ЕСПЧ, и мы бы хотели инициировать как можно больше способов их правовой защиты. Однако главный смысл нашей жалобы не в этом: нам важно получить от КС официальные разъяснения конституционно-правового смысла 213 статьи УК РФ.

Как полагает суд, выносивший решение по делу Pussy Riot, мнение, которое было выражено участницами панк-молебна в храме Христа Спасителя, не было одобрено большинством. Это стало квалифицирующим признаком нарушения общественного порядка и хулиганства. Критерием правовой оценки деяния было мнение большинства, что, с нашей точки зрения, недопустимо: судят не за то, что я задумал и сделал, а за то, как другие обо мне подумали.

Кроме того, Толоконникова и Алёхина привлечены к ответственности не за нарушение светских правовых актов, а за нарушение религиозных норм. Мы полагаем, что такое истолкование статьи 213, когда под нарушением общественного порядка понимают нарушение религиозных обрядов и традиций, не должно иметь места. Конституция РФ закрепляет разделение церкви и государства, следствие и суд не могут руководствоваться нормами религии.

Наши положительные ожидания заключаются в том, что Конституционный суд разъяснит конституционно-правовой смысл 213-й статьи. В последнее время статья 213 наряду со статьей 282 (возбуждение ненависти либо вражды по национальному и другим признакам) начала очень активно применяться к гражданским активистам, которые совершают уличные перформансы, выражают общественную позицию. Это напоминает советский период: что-то сказал не так, как рекомендует партия, - и становишься хулиганом.

Хулиганство - это хулиганство. Хулиган - человек, который дебоширит, избивает людей на улице. А у нас эту статью применяют к кому ни попадя.

Как отреагирует КС? Не знаю, я не экстрасенс. Сначала жалобу будут проверять по формальным основаниям, потом судьи решат, будут ли рассматривать жалобу или ограничатся определением. Опять же неизвестно, будет ли это определение формальной отпиской или раскроет хотя бы частично смысл статьи о хулиганстве и ограничит ее применение.

В последнее время регулярно сталкиваюсь с попытками многих неплохих, в общем, людей занимать псевдообъективную позицию по украинским событиям. Мол, и та сторона хороша, и другая, а истина посередине.

Конечно же, так не бывает в принципе, чтобы на одной стороне были только хорошие, а на другой только плохие. Тем более так не бывает в ситуации войны, которая вообще поднимает пену и возбуждает в том числе и низменные страсти.

Но есть в этой связи хорошая аналогия, которую предложила, кажется, Юлия Латынина. Рассматривая отношения евреев и нацистов, нелепо обсуждать недостатки евреев (которые, разумеется, имели место). Истина в этом случае не посередине.

Так же она не посередине и на Украине, когда на одной стороне неприкрытое прямое военное вмешательство, пытки, тотальная ложь и провокации, а с другой - далеко не всегда успешная и складная борьба за свою Родину, достоинство и демократию.

Я безусловно на второй стороне, нисколько не закрывая глаза на ее ошибки и даже преступления ее отдельных представителей. Войн без ошибок и преступлений не бывает. Но на одной стороне это печальная неизбежность, а на другой - смысл и содержание.

Путинский Карфаген, эта постсоветская Империя Зла, развалится когда-нибудь под грузом лжи и накопившихся проблем, подобно СССР, но нормальным людям хочется этот процесс, конечно же, немного ускорить. Мы подумали и начать решили с Лубянки. Было это вечером 30 мая, когда мы с друзьями прогуливались по скверам в центре Москвы. В сумке у кого-то как раз завалялся подходящий случаю баннер "Стомахину - свободу, империи - смерть". Ну, мы развернули его и пронесли по Лубянскому проезду, в сторону здания ФСБ, перекрыв движение машин ( ВИДЕО), чтобы напомнить гражданам, что чекистскому Карфагену необходимо сопротивляться, он давит на нас репрессивными законами, наступает нам непосредственно на лицо полицейским сапожищем, и нам долго ждать придется хорошей жизни, если совсем ничего не предпринимать.

Число политически мотивированных приговоров по уголовным статьям растет, вот и публицисту Борису Стомахину, к примеру, за его радикальные тексты (с критикой власти Путина, отнюдь не за действия какие-либо) 22 апреля присудили 6,5 лет строгого режима. И сделать с этим мы ничего не можем, поскольку нет независимого суда, нет свободы печати, а есть одна возгонка "патриотической", беззастенчиво фашистской пропаганды из газет и телевизора.

Умы россиян заняты почему-то решением проблем соседней страны, Украины, якобы кишащей бандеровцами, обижающими русскоязычное население, и которую российские патриоты, чтобы спасти от гибели, решили захватить при помощи оружия. Кого они там защищают, где они там видели НЕ русскоязычных, сказать трудно. В Украине, как известно, все говорят по-русски. Но это азартное занятие очень помогает нашему населению отвлечься от собственных многочисленных проблем, экономических и политических. Отвлечься настолько, чтобы перестать их замечать вообще и заниматься только проблемами Крыма, Донецка с Луганском и даже трындеть о необходимости завоевании Киева, чтобы возродить наконец-то "Киевскую Русь". Что-то в этом роде я слышала недавно по радио. Потом Путин, глядишь, сам отдаст китайцам Сибирь и Дальний Восток, чем он уже и начал заниматься, а параллельно начнет возвращать в Россию при помощи "зеленых человечков" Приднестровье, Северный Казахстан, еще какие-нибудь куски Европы, и есть подозрение, что патриотически настроенный массив граждан будет этому рукоплескать.

А почему бы, на самом деле, нашему "нацлидеру" , находящемуся на пике популярности, и в Прибалтике, и в Беларуси, и в Польше не пошарить? Может статься, поблизости от РФ там плохо лежат какие-нибудь земли, двуглавоорлиной империи некогда принадлежавшие? Лимонов, Дугин и Проханов с Кургиняном подсказывают нашему пока еще нерешительному "генералиссимусу", заявившему об отводе войск от границ с Украиной, так и толкая его под локоть: надо срочно заграбастать добычу сейчас. Сейчас, пока Запад не опомнился после аннексии Крыма и вводит лишь жалкие экономические санкции против Кремля. Проханов, говорят, сына единородного не пожалел, подражая Создателю. Послал его на погибель - сражаться с "бендеровцами" куда-то на юго-восток Украины.

Нет предела самоотречению этих советских до мозга костей людей. Скоро жен станут отправлять на бойню, ведь полевой командир Стрелок набирает в батальоны и женщин тоже. Видела его личное обращение к прекрасному полу по этому поводу. Мы помним из истории, что управленцы из сталинского окружения легко жертвовали своими женами, как пешками в игре, когда женщин арестовывали по подозрению в "измене родине", шпионаже и всем таком прочем. Это традиционная совковая разновидность патриотизма - не жалеть ни своих, ни чужих. Ради мощи Мордора - всех строем в лагеря или на фронт.

Когда мы вышли с нашей растяжкой непосредственно на Лубянскую площадь, нас уже, конечно, ждали. Однако взяли нас не сразу, очевидна была растерянность дежуривших там полицаев. Они явно не привыкли к таким вольностям возле оплота непоколебимой власти в стране - здания ФСБ. А поскольку мы кричали, помимо"Смерть фашистской империи Путина" и "Свободу политзаключенным", еще и "Слава героям Майдана", нас заподозрили в прямом экспорте революции из самой Украины - непосредственно на Лубянку. Поэтому с большими почестями, так сказать, отвезли в приемную ФСБ, тем более, как мы поняли из переговоров по рации, ни "Китай-город", ни "Хамовники", никакой другой ОП нас брать к себе не пожелали. Места для нас, кроме как в ФСБ, не нашлось. Там попытались нас поочередно допрашивать, но на втором по счету подозреваемом в неблагонадежности сломались и отстали, не получив необходимого материала для заполнения бумаг.

В "Басманном" ОП, куда мы впоследствии были доставлены, мужскую половину нашей группы отпустили, составив протоколы по статье 20.2, а вот несговорчивую Лену Морозову решили оставить на ночь, выгнав предварительно из мусарни меня. В участке меня опознали в процессе общения, когда речь зашла о досмотре, - и начался скандал, поскольку я не позволила им это делать, и в итоге меня просто насильно в конце концов вынесли вон, чтобы я не мешала им обыскивать Лену. Но и Лена Морозова своим неповиновением так их расстроила, что они стали плохо за ней следить и в какой-то момент она просто сбежала оттуда на волю... Признаться честно, на такой благополучный исход - перекрыть Лубянку, побывать на допросе в ФСБ и мусарне и после этого спокойно вернуться ночевать домой, а не поехать на сутки в спецприемник - мы и не мечтали. Казалось, что хоть кого-нибудь да арестуют. Ан нет. Удивительный поход получился.

При всей кажущейся силе и прочности этого режима (после захвата Крыма - особенно), все больше напоминающего тоталитарный советский, не только полицаи в мусарне, но и завсегдатаи ФСБ произвели на нас впечатление из рук вон жалкое и беспомощное. Во-первых, они попытались нас обшмонать еще в автозаке, что было совершенно противозаконно ("А вдруг у вас взрывчатка?"), а также пробовали выводить по одному в приемную своего ФСБ. Но мы заявили, что выходим либо все сразу, либо садимся в сцепку - и им придется тогда нас вытаскивать силой, а мы еще станем скандировать что-нибудь крамольное, пока нас будут волочь по улице. Они испугались - и сразу пошли на уступки, мы вышли все вместе и без шмона.

Когда они изучили наши листовки, подобранные на Лубянке, а также развернули на полу наш баннер, надо было видеть их окаменевшие лица. То, что там было начертано, они прочли как "Свободу Стаханову" - тяжелое детство в СССР дало о себе знать. Про политузника Стомахина они даже не слышали, зато имена героев, дававших социалистической родине рекордные тонны угля да чугуна на душу населения, у них закодированы в генах. Что означает "империи смерть", они тоже не поняли. Пришлось им сообщить, в рамках небольшого политпросветвсеобуча, что империи вообще долго не живут и обречены умереть, а уж в XXI веке, да еще в Европе, такого рода конгломерат - это злокачественное образование, тянущее страну назад, в феодализм, азиатчину и рабовладение. Наша задача - лишь ускорить естественный процесс умирания этого нездорового конгломерата. Такие прописные истины для сотрудников ФСБ были большим открытием.

Приходится признать, что у нас нет сейчас надежд на поддержку населения страны, точнее, путинской Русни, которая нашей страной не является. Мы в ней - персоны нон грата, мягко говоря. Наши надежды связаны сейчас с Украиной, которая отстаивает свое право на независимое будущее в кровопролитной схватке с режимом, который мы, дикие аборигены Русни, вырастили себе и другим на голову. У украинцев есть все шансы на создание, пускай не сразу, своего незалежного национального государства, жить в котором будет нестыдно и комфортно. Тогда и нам будет проще, с такими цивилизованными соседями, своего дремучего царька с насеста сбросить. Только необходимо будет провести люстрацию всем, на ком этот злостный режим держался, чтобы он не возродился снова, как это случилось после 1991 года, - все завоевания бархатной революции постепенно оказались похерены. Людей, замазанных коллаборационизмом с путинскими, нельзя пускать во власть - ни силовиков, ни депутатов так называемых, ни "сотрудников администрации" всяких.

И надо помнить каждому из нас: делая какие-то шаги, пусть даже ничего не значащие, как может показаться, поступки, мы либо помогаем Мордору, либо понемногу убиваем его. Это лишь вопрос совести, личной ответственности каждого, вопрос выбора. Мы в ответе за ТАКУЮ страну, какую имеем, за ТАКОГО "президента", который имеет нас. И мы в ответе за войну, которую он развязал, а мы не помешали ему это сделать. Ответственность лежит на каждом, вот об этом забывать не следует.

СМЕРТЬ ФАШИСТСКОЙ ПУТИНСКОЙ ИМПЕРИИ

СЛАВА ГЕРОЯМ МАЙДАНА

ПУТИН БУДЕТ КАЗНЕН

Меня вызвали в суд Владивостока по заявлению прокурора Приморского края о признании книги "Ударные отряды против Путина" (совм. с А. Литым) экстремистским материалом.

2. Никакого оправдания терроризма в книге не содержится. Напротив, содержится осуждение терроризма. К примеру, про Саида Бурятского дословно сказано: "Саид, конечно же, террорист, и я не собираюсь его обелять". Далее в тексте книги говорится, что террор - следствие сложного клубка социальных, политических, экономических, религиозных и культурных проблем. Одним убийством террористов его не распутаешь. Поэтому необходимо комплексно изучать эту проблему.

3. Приведенная в тексте заявления цитата со стр.7 книги: "Только так, отрешившись от ненависти и предвзятого отношения к террористу и переключив свое внимание на воспитавшее его общество, мы сможем беспристрастно и спокойно исследовать мотивы его действий" находится в русле изучения проблемы терроризма. Она также не является оправданием терроризма. К тому же эта цитата принадлежит не авторам, а П.А. Кропоткину!!!

4. Цитата со стр. 13 "Но главное не это, а то, что вершиной пассионарного пика под условным обозначением Р6 на схеме Гумилев поставил именно самопожертвование, жертвенность для достижения поставленной задачи. Если мы станем рассуждать беспристрастно, то поймем, что Гумилев был прав - ведь именно тогда, когда люди были готовы пожертвовать своими жизнями ради идеи, возникали не только государства, но и целые народы" принадлежит опять-таки не авторам, а Саиду Бурятскому, авторская оценка деятельности которого приведена выше.

5. "Язык фактов", использованный в книге, не является "пропагандой взглядов" террористов. В предисловии к книге конкретно сказано, для чего он использован, и дано четкое и подробное осуждение их взглядов. Ниже привожу обширную цитату из предисловия.

"В принципе, есть что-то общее в утопиях современных исламских фундаменталистов и русских националистов - обе они обращены в прошлое, это такой обреченный, эсхатологический взгляд на нынешний мир. В их черно-белой картине видения для мира нынешнего не осталось цветных красок, он движется в никуда, все святое и чистое сосредоточено в мире прошлого. Но злые силы стремительно разрушают его остатки, он теряет последние кусочки, и вот, может быть, в отчаянной попытке задержать это падение, отстоять эти первозданные кусочки, люди готовы взять оружие, кого-то убить и даже пожертвовать собой.
...
У людей крайних взглядов сходно само восприятие действительности. И тем, и другим присущи схематичность и узость мышления, деление всех на своих и чужих, непримиримость позиций. В этом мог убедиться любой, кто хоть раз пытался спорить на каком-нибудь форуме с русскими националистами или исламскими фундаменталистами. Уверовавший в идею теряет способность внимать логическим доводам. Слова Абузагира Мантаева об абсолютном неприятии ваххабитами иного мнения вполне можно отнести и к радикальным русским националистам. Если же говорить о сходстве во внешних мотивациях, то и русские, и кавказские боевики в своих заявлениях называют свои действия ответом на чрезмерные репрессии правоохранительных органов, коррупцию во власти, безработицу, алкоголизм и прочие социально-экономические факторы. Некоторые наци-боевики героизируют северокавказское подполье и пытаются перенять его опыт. Это касается, например, «приморских партизан» и упомянутого в книге лидера российского отделения неонацистской организации «Blood&Honour» Сергея Голубева. В одном, правда, русские боевики пока что существенно отстают от их исламских «коллег» - это как раз в готовности к самопожертвованию. Нынешние русские террористы, в отличие от исламских, как правило, ей не блещут. Когда доходит дело до судов, они и вовсе отказываются признать свою вину, за редким исключением вроде Николы Королева. Однако нетрудно предсказать, что позиции будут меняться при ужесточении ситуации и дальнейшем развитии их относительно молодого движения.

И русские, и кавказские боевики указывают одинаковые причины своих действий, но прошлое, на которое устремлены их надежды, мифологизируют по-разному. Одни из них видят выход в националистической утопии, другие в религиозной. Однако религиозная утопия оказывается мощнее, стройнее и привлекательней. Популярная в среде наци-скинхедов языческая реконструкция или комбинированный православный сталинизм а-ля Квачков по многим параметрам проигрывают мусульманской идее. Объединительной идее против общего врага, с которым ассоциируется колониальный Запад и, как его представитель, теперешнее российское правительство, проигрывает и национализм раздробленных кавказских народов. Вот почему нередки случаи перехода боевиков-националистов разных этносов в ислам. Обратных примеров я не знаю. Эта тенденция продолжает сохраняться, несмотря на резкое осуждение и даже остракизм неофитов их былыми товарищами по национальным движениям.

И русские, и кавказские боевики на социальные вопросы ищут ответы не в социальной сфере, а в национальной или религиозной. Социальной критикой и мечтами о социальном равенстве наполнены тексты Анзора Астемирова и Ясина Расулова, приморских и орловских «партизан», которые я привожу в этой книге. Но их социализм сливается с национализмом или исламом, превращаясь в современный российский национал-социализм у одних и ваххабизм у других.

Что касается социального происхождения будущих террористов, то в целом оно достаточно обычно для нашей страны. Одни росли вовсе без родительского присмотра, другие в неполных семьях, третьи во вполне благополучных. Некоторые происходят из совсем простых семей, а некоторые из вполне интеллигентных. У многих, как, например, у Тихонова, Климука, Тамамшева, Мантаева, Луконина, Ковтуна и Савченко, кто-то из родителей или родственников работал в правоохранительных, военных или судебных органах. Обращает на себя внимание то, что у многих юных нацистов родители придерживались националистических взглядов. Но если родители выражали их лишь на словах, то с жаром впитывающие эти слова подростки пошли гораздо дальше.

Чтобы точнее понять побуждающие причины, для начала нужно попробовать выстроить саму цепь событий и узнать, что за люди в них участвовали. Это я и попробовал сделать в данном тексте. Я чередовал друг с другом биографии исламских и русских боевиков, полагая, что это позволит шире представить картину происходящего. В то же время из объемного списка террористов 2000-х героев для своей монографии я выбирал чисто субъективно. В поле рассмотрения попали лишь те их них, кто по той или иной причине вызвал у меня интерес - конечно же, я не претендую на полноту охвата. Есть немало и других, вполне ярких или известных персонажей, чьи биографии, тем не менее, не вошли в книгу.

Надеюсь, собранный мной материал послужит благодатной почвой для дальнейших исследователей. Я пытался говорить сухим языком свидетельств и фактов, свой собственный голос сводя к минимуму. Во многом ориентиром для меня послужила структура книги Вересаева «Пушкин в жизни», вообще целиком состоящей из расположенных в хронологическом порядке цитат из воспоминаний, переписки, дневников знакомых поэта и его самого.

Но, тем не менее, ошибок и неточностей избежать невозможно. Ведь одни мои герои жили совсем недавно, другие живут сейчас. Их биографии не прошли испытания временем. Да и сам зачастую конспиративный характер их деятельности не предполагает излишней огласки и публичности. В работе я старался использовать и сравнивать как можно больше разных источников, ссылаясь на наиболее правдоподобные. Но почерпнутые оттуда данные далеко не всегда могут быть надежны - среди них протоколы допросов свидетелей и обвиняемых, выступления в суде, материалы следствия, попавшие в прессу или переданные сторонами защиты и обвинения. Все мы понимаем, насколько достоверными могут оказаться сведения, полученные в результате действий нашей правоохранительной системы. Поэтому я стремился максимально сверять аргументы противоположных сторон, в сомнительных случаях предоставляя слово им обеим. Лакуны наверняка остались, и многое еще предстоит исправить, но дело за временем - в скором будущем обязательно всплывут новые материалы, проливающие свет на темные пятна в истории недавних событий".

Мы давно уже существуем в условиях какой-то затяжной, незатихающей войны, которая одну за другой уносит жизни самых незаменимых и самых лучших. Так что даже восприятие как будто притупляется уже, не давая в полной мере оценить величину и значимость этих потерь.

Сегодня вот – убит Андрей Миронов. Очередная жертва этой войны.

К сочетанию таких слов невозможно привыкнуть, не стыкуются они как-то друг с другом. Андрей Миронов, и – убит...

Лет шесть назад Андрей познакомил меня с Лейфом Ховельсеном, выдающимся норвежским гуманистом и последовательным христианином. В какой-то очень холодный дождливый день мы пришли в гостиницу при посольстве Литвы, где останавливался Лейф, и провели около трех часов в очень интересной беседе с этим удивительным человеком. Андрей не жалел сил помогать людям общаться друг с другом, выполняя как бы между делом роль переводчика. А встретиться или посодействовать встрече именно с этим человеком было для него чем-то особым, потому что идеи движения «морального перевооружения» или «инициативы перемен» были чрезвычайно близки Андрею. Он ездил в местечко Ко в Швейцарии на регулярные съезды движения, один из главных смыслов которого – стремление менять мир к лучшему через собственную личностную эволюцию к добру, через прощение и взаимопонимание. Рядом с Лейфом Ховельсеном, одним из основателей этого движения, Андрей смотрелся как родственник – настолько они были чем-то похожи. Несмотря на возрастную разницу - ведь Лейф участвовал в антифашистском сопротивлении еще в начале Второй мировой войны.

При содействии Андрея Миронова в России была переведена и издана книга Лейфа Ховельсена «Сквозь стену», кдючевой эпизод которой - момент прощения гестаповца, жестоко пытавшего Лейфа в застенках, когда роли поменялись и бывший палач оказался под стражей. Ненависть не останавливается, а умножается и совершает свою разрушительную работу в душах, сердцах и окружающем мире, пока кто-то не остановит ее состраданием, прощением и любовью, утверждал Лейф - и доносил теплоту этого понимания до множества людей в Европе. Андрей же был незаметным, но действенным проводником идей «морального перевооружения» в России.

Андрей был на удивление скромным человеком. Казалось, он специально стремится держать себя так, чтобы его не замечали, не приписывали ему заслуг, а воспринимали все, что он делает, как нечто само собой разумеющееся. При этом он умел проделывать в одиночку такую работу, какой могла бы заниматься целая организация. И конечно же, он был патологически бескорыстен.

Я познакомилась с Андреем в 1989 году, когда вместе с Нийоле Садунайте, бывшей политзаключенной из Литвы, зашла к Валерию Сендерову, у которого квартира была в то время одновременно пресс-центром для иностранных корреспондентов, штабом Международного общества прав человека и московским филиалом редакции «Русской мысли». Вслед за нами к Валерию пришел какой-то вдумчивый европеец с молодым переводчиком, и завязался разговор, касавшийся положения дел в стране и проблем прав человека. Переводчик работал мастерски. Узнав, что по основной специальности наш зарубежный собеседник – врач, Нийоле поделилась тревогой о здоровье Ольги Тихой, вдове погибшего в пермских лагерях украинца Олексы Тихого. Врач стал задавать детальные вопросы, с Ольгой связались по телефону, и меня удивило, как ловко справляется переводчик с фактически синхронным переводом, требующим специальных познаний. Лишь в конце беседы мы узнали, что он тоже политтзек, вернувшийся из заключения в первую волну горбачевской амнистии, что языки он изучил самостоятельно и что это вовсе не главная его работа.

Вскоре мы стали очень часто видеться с Андреем в связи с деятельностью наспех созданной группы в защиту политзаключенных. Регулярные собрания группы проходили у меня дома. Андрей жил недалеко от меня и почти не пропускал наших посиделок. В группу входили Кирилл и Пинхос Абрамович Подрабинеки, журналистка Марина Перевозкина, Ася Лащивер, другие заметные люди. Андрей был тихим и немногословным на фоне нашей довольно шумной компании, но советы давал всегда по делу и в работе был человеком, можно сказать, незаметным – и незаменимым.

К нам тогда регулярно приходили освобождавшиеся, но взять интервью у Андрея почему-то не приходило в голову. Наверное, потому, что он воспринимался как защитник политзаключенных, а не как объект защиты. Он много говорил о других людях, а о своем тюремно-лагерном опыте почти не рассказывал. Только по отдельным обмолвкам можно было понять, что он пережил тяжелый прессинг во время следствия.

А судебно-следственная эпопея Андрея такова. Его арестовали в августе 1985 года и держали под следствием в тюрьме Ижевска. В апреле 1986-го Верховный суд Удмуртии приговорил его к четырем годам колонии строгого режима и трем ссылки. Приговор, надо сказать, был диким: распространение (передача для чтения своим знакомым) "Колымских рассказов" Варлама Шаламова и работы «Социализм как явление мировой истории» Игоря Шафаревича, разговоры в узком кругу на политические темы с критикой режима и прослушивание зарубежных радиостанций – вот все, что вменялось Андрею. В Москве за такое вряд ли бы тронули. А вот в глубинке КГБ лютовал, и Москва это поддерживала. В конце июля 1986 года Верховный суд РСФСР оставил приговор в силе, несмотря на начинавшуюся перестройку.

Андрей наблюдал неутешительное поведение знакомых, дававших обильные показания против него, предательство друзей, способное приводить к полному упадку духа. Но своей вины он не признал, в содеянном не раскаялся, никаких показаний на других не дал. Срок отбывал в политической зоне в Мордовии. Освобожден был в первой половине 1987 года. И сразу же занялся деятельностью в защиту оставшихся политзаключенных, активно используя при этом знание языков. Ему легче, чем нам, было информировать о положении дел с правами человека в стране иностранных корреспондентов и представителей международных правозащитных организаций.

Когда политзаключенных советского периода уже выпустили (этот процесс длился около четырех лет), Андрей чутко следил за политическими делами новой эпохи. Помню его на процессе псевдошпиона Вила Мирзаянова. Мы стояли в пикете напротив здания суда, а Андрей общался с иностранцами, растолковывая им, по-видимому, суть происходящего.

Андрей очень переживал за Стаса Дмитриевского во время его процесса в Нижнем Новгороде. Мы часто говорили с ним об этом по телефону. Андрей говорил, что Дмитриевского судят так же, как нас судили в советское время, что пошли уже процессы в духе тогдашнего преследования инакомыслящих, что об этом нужно говорить. Он активно информировал об этом деле своих знакомых в Европе, и то, что Стаса не посадили тогда, отчасти и его заслуга.

В Чечню Андрей стал ездить с самого начала активных боевых действий. Его видели в самых опасных точках Грозного во время бомбежек в январе 1995 года. На протяжении всей первой войны Андрей был организатором и участником разнообразных переговорных процессов, относясь при этом сдержанно и беспристрастно к обеим сторонам конфликта.

Андрей участвовал в гражданских акциях, в пикетах и митингах, и его неоднократно задерживали. Однако он никогда не выходил в первые ряды, не разворачивал больших плакатов, а стоял где-нибудь сбоку, почти незаметно, разговаривая с кем-то или просто тихо присутствуя. Его можно было встретить и на Стратегии-31, на митинге на проспекте Сахарова либо на Болотной, но более всего – на мероприятиях против войны или в защиту политзаключенных.

В последний раз я видела Андрея у Замоскворецкого суда в день чтения приговора болотным узникам 21 февраля. Помню, я выразила радость, что много людей пришло, а он посетовал, что мало. Мы много говорили об Украине. И слушали рассказ стоявшей рядом девушки, которая побывала на Майдане и делилась светлыми впечатлениями.

Просматривая фотографии того дня, я с грустью увидела, что снимала в том момент все вокруг – толпу людей, автозаки, плакат «Свободу узникам 6 мая», повисший с воздушными шарами на проводах. А вот Андрея не сфотографировала. Видно, неловко было в упор снимать человека, не любившего сниматься. Но зато я обнаружила фотографию Андрея, сделанную месяцем раньше в холле Замоскворецкого суда во время прений сторон на процессе. Видно, это одна из последних его фотографий, и я рада, что многие перепостили ее уже у меня с фейсбука.

Андрей был убежденным противником войны, сторонником исключительно ненасильственных методов борьбы и мирного разрешения конфликтов. Он восхищался Майданом и горячо поддерживал его. Но он не мог поддержать силового решения проблемы Донбасса. Когда многие из нашей оппозиции, включая бывших правозащитников, высказались в том или ином виде за беспощадное подавление, Андрей просто поехал туда, чтобы наглядно показать, чем оборачивается подобное решение политических проблем и каково в результате приходится ни в чем не повинным жителям, многодетным семьям, старикам и детям.

За это и поплатился жизнью.

Может быть, вчитываясь в этот последний его репортаж, вглядываясь в фотографии, сделанные тридцатилетним Энди Роккелли, погибшим вместе с Андреем, люди убавят воинственный пыл и задумаются о том, что есть вещи куда более важные, чем политические настроения и пристрастия. Если не ради человеколюбия как такового, то хотя бы ради памяти об Андрее.

Обращение Правозащитного cовета

Через год после волны прокурорских проверок, затронувших сотни неправительственных организаций, власти вновь обостряют противостояние с гражданским обществом.

Неправительственные организации, получившие прокурорские «представления» и «предостережения», обжалуют результаты прошлогодних прокурорских проверок в судах. Суды между тем продолжают выносить решения против правозащитных организаций, требуя «добровольно» зарегистрироваться в качестве «организации, выполняющей функции иностранного агента». Прокурорские проверки возобновились в восьми российских регионах. Наконец, Госдума и Совет Федерации одобрили новые поправки в законодательство, предусматривающие принудительное внесудебное занесение в реестр «агентов».

Очевидно стремление власти поставить клеймо «иностранного агента» на любой независимой общественной активности.

Обозначение «иностранный агент» оскорбительно для правозащитных, экологических и социальных организаций. Их цель – помогать людям, отстаивать общезначимые правовые и демократические принципы. Этим они служат и стране, и народам России. Правозащитная и природозащитная деятельность невозможна без апелляции к власти и к общественному мнению, без привлечения активистов к гражданским кампаниям.

Клеймо «иностранного агента» в нынешней общественной атмосфере ксенофобии и ненависти к «Западу» подрывает саму идею гражданского контроля, поскольку делает бессмысленным любые публичные действия неправительственных организаций, и в первую очередь – их обращения к официальным лицам в интересах людей и общества. С таким клеймом работа правозащитных организаций теряет смысл, а в перспективе неизбежны их преследования, вплоть до ликвидации или самороспуска. Определение «политической деятельности», данное Конституционным судом РФ, неконкретно, допускает произвольное и расширительное толкование, позволяя отнести к ней любую гражданскую активность, любое осмысленное высказывание.

Общеизвестны конформизм и управляемость нашей судебной системы, и ссылки на возможность защиты наших прав в суде звучат, как злая издёвка. Эти опасения уже подтверждаются судебной практикой.

Нынешнее полицейское усердие ставит саму власть в нелепую ситуацию. Клеймо «агента» получат десятки и сотни общественных организаций, авторитетных как в российских регионах, так и в мире. В этих условиях диалог власти и общества превращается в разговор с «иностранными агентами» или в «разговор с самим собой» на руинах гражданского общества.

Правозащитный Совет:

Людмила Алексеева
Валерий Борщев
Юрий Вдовин
Светлана Ганнушкина
Сергей Ковалев
Олег Орлов
Лев Пономарев
Александр Черкасов

За последние годы мне приходилось бывать в Абхазии, когда там складывалась напряженная обстановка. В последний раз это было перед сочинской Олимпиадой, когда российские власти на всякий случай (в который уже раз) практически организовали блокаду государства, признанного Россией в качестве независимого. Абхазия и на самом деле осторожно пытается быть независимой, но она связана необходимостью все политические и экономические движения согласовывать с могучей соседкой. А та признает только клиентские отношения. Дотации спускает - но нужно же учесть при их расходовании нынешние российские обычаи. Деньги идут на одобренные проекты, а тем временем оппозиция нынешней власти, избранной вопреки давлению Кремля и Лубянки, шумит, что дотации расходуются неправильно.

Вот цитата из выступления на вчерашнем митинге в Сухуме, называвшемся общенародным сходом, который едва не закончился государственным переворотом. Привожу по сообщению официального агентства «Апсны-пресс»: По словам председателя «АРУАА» Виталия Габния, Абхазия плывет по течению, опираясь исключительно на дотационную помощь, без понимания и плана развития на перспективу. «Не может быть суверенной страна, бюджет которой на 2/3 состоит из дотаций другого государства», - сказал он. Виталий Габния считает, что система принятия единоличного решения привела страну к банкротству. Он также напомнил, что дату схода переносили более полугода, в надежде на то, что состоится диалог с президентом, но «встречных действий со стороны первого лица мы так и не увидели».

Он также сказал о необходимости реформирования политической системы власти. «В первую очередь изменения должны коснуться полномочий главы государства, системы выборов в местные органы власти, стандартов госслужбы. Действия чиновников должны быть открытыми и публичными, а расходы министерств и администраций публикуемы», - сказал он. Виталий Габния сказал о необходимости создания «команды с заделом на будущее, не разделяя нас на своих и чужих, на тех, кто во власти либо в оппозиции».

Вроде все правильно сказал представитель организации ветеранов абхазо-грузинской войны. Но примерно такие же слова я слышал десять лет назад на предвыборном митинге этой же организации, когда выступал ее любимец — Александр Анкваб, один из командиров на той жестокой войне. Перед этим Анкваб, как один из немногих абхазов, входивших в тбилисский госаппарат, пытался войну предотвратить. Потом стал министром внутренних дел самопровозглашенной республики и воевал. Потом, после освобождения Сухума, по свидетельству знающих людей, приказал расстреливать мародеров и этим остановил беспредел.

Не знаю, по этой ли причине, но что достоверно - у министра испортились отношения с кланом президента Владислава Ардзинбы, Анкваб был вынужден надолго уехать в Россию. И вот десять лет назад он вернулся и выставил свою кандидатуру на президентские выборы против человека из «клана» - Рауля Хаджимбы, бывшего офицера КГБ (Ардзинба тогда уже серьезно болел). Анкваба до выборов не допустили, Россия в очередной раз ввела блокаду под надуманным предлогом, но Хаджимбе победить не удалось. Были «майданы» и пересчеты, с помощью Анкваба президентом стал Сергей Багапш, Анкваб сначала стал при нем премьером, а потом — вице-президентом.

Россия все время правления Багапша пыталась поддерживать Хаджимбу - это сейчас он называется «лидером объединенной оппозиции», а сразу после выборов получил пост вице-президента. На Александра Анкваба начались покушения, продолжились они и после смерти Багапша, и после победы Анкваба на внеочередных выборах. Всего покушений было шесть, Анкваб уцелел чудом, а в прошлом году наконец арестовали организаторов покушения (по крайней мере, последнего), это были люди «клана», ранее руководившие силовиками...

И вот вчера на митинге Рауль Хаджимба, проигравший не только на президентcких выборах, но и на недавних парламентских, объявил, что оппозиция «берет на себя временное управление страной». Это выразилось в захвате телевидения и попытке захвата административных зданий, которые произошли после того, как представители оппозиции ушли с переговоров в администрации президента. Здание администрации удалось отстоять без применения оружия, хотя среди нападавших (в частности, на телецентр) были вооруженные люди.

Силовики не стали стрелять, а сегодня утром распространили совместное заявление о том, что они вне политики и выступают за соблюдение конституции. Сегодня же собралась внеочередная сессия парламента. Кризис будут пытаться разрешить мирными средствами. Абхазия невелика, а межгрупповые отношения настолько переплетены, что начинать гражданскую войну значит полностью разрушить складывающуюся политическую общность.

А общность эта за последние двадцать с небольшим лет все же обозначилась. Поэтому не считаю корректными мнения политологов, сравнивающих события в Донецке и Луганске, где провозглашены «народные республики», независимые от Украины, с самопровозглашенной Абхазией (которая, кстати, пробыла в составе Грузии только несколько десятков лет советской власти). Тут получилась обратная аналогия: опыт диверсионно-анархистского захвата власти, применяемый в Новороссии, перекинулся в субтропики.

Не могу утверждать, что лично Путин велел организовать «народное недовольство», но те люди в российской власти, которые все эти годы пытались навязывать Абхазии свои понятия и вели с помощью кубанского губернатора Ткачева свою негласную политику на Кавказе, наверняка в курсе действий Хаджимбы. По крайней мере понимают, что происходит в Сухуме.

Но вот понимают ли они, что, создавая одной рукой полицейское государство внутри России, а другой рукой - «народные республики» на ее границах, они подрывают (разрывают при натяжении) сами основы собственной страны? Те добровольцы-диверсанты, которые сейчас стреляют в "Новороссии", приобретают очень конкретный специфический опыт захвата зданий, создания «живых щитов» и тотального пропагандистского вранья.

Сибирская язва может дремать в скотомогильниках десятки лет. Дикое поле, которое стало называться Новороссией, обернулось Гуляй-полем Махно и прочих атаманов - временных союзников большевиков. Большевики справились с ними, потому что не боялись большой крови. Сейчас времена, хочется надеяться, более вегетарианские. И к ним можно применить другую аналогию: когда СССР вскрыл границу с Афганистаном, он внес заразу внутрь собственной страны. И вскоре распался. Не готовит ли нам печальник по «геополитической катастрофе» СССР катастрофу России - очень похожими методами?

Ошибаются те, кто думает, что путинскую Россию ждет унылое прозябание на задворках Европы, постепенная деградация и медленный распад. Ошибаются и те, кто считает, что
Россия сильно рискует через 7-10 лет попасть в жесточайший кризис, из которого не выберется, спровоцированный резким падением цены на нефть. Все эти риски ничтожны перед грядущей войной. Я не оговорился, именно войной, в смысле полномасштабного кровопролитного военного конфликта, по результатом которого Россия будет разделена на зоны оккупации между НАТО, Китаем, Японией и турецкими миротворцами на Кавказе. Причем в зоне оккупации НАТО – в европейской части бывшей РФ будет проведена принудительная депутинизация по типу немецкой денацификации после победы союзников в ВОВ, проведены реформы и созданы необходимые институты для нового русского демократического национального государства. Территории, что отойдут к китайской, турецкой, японской зонам оккупации будут потеряны для нового русского государства навсегда.

Цивилизационная пропасть

История учит, что цивилизации всегда вступали в войну, если разрыв базовых ценностей, ими исповедуемых, становится слишком велик. Третий рейх не мог не начать войну. Хорошего Гитлера до 1939-го года не существовало, кроме как в фантазиях невежд и политических спекулянтов. Вторая мировая война началась в 1933 году, когда нацисты пришли к власти и сделали нацистскую идеологию государственной. Очень скоро «культурные немцы» сошли с ума, стали обожествлять фюрера и нацистских вождей, требовать реванша за первую мировую войну, готовились все как один умирать за Великую Германию. Если бы Гитлер не пришел к власти, а Веймарская республика продолжила существовать, Вторая мировая война в Европе все равно бы произошла, но между СССР и странами буржуазного лагеря. СССР готовился к этой войне с момента создания. Причиной была все та же цивилизационная пропасть, которая уже в наше время заставила Путина в срочном порядке вторгнуться в Украину с целью подавления Февральской антикриминальной революции.

Никакой Крым Путину не нужен, тем боле Юго-Восток. Это обуза, создающая много хлопот и неприятностей. Действовать так заставила суровая необходимость – Майдан. Украинский народ нашел в себе силы свергнуть криминальную власть Януковича – копию путинского паханата и сделал выбор в сторону европейской модели развития. С учетом огромного взаимопроникновения культур, экономик, родственных связей граждан России и Украины экспорт Февральской революции становился делом ближайшего времени, представляя смертельную опасность для кремлевского режима. Точно также, как нацисты в Германии и большевики в СССР, Путин и его окружение стали искать спасение в создании образа внешнего и внутреннего врага, существование которого оправдывало бы репрессии в отношении инакомыслия, тотальный контроль над СМИ и укрепление личной власти. Предпринята третья в новейшей истории, после большевиков и нацистов, попытка создания в Европе государства - осажденной крепости с мессианской идеологией «русского мира», претендующего на захват новых территорий.

Джинн вырвался на волю

Ранее антизападничество использовалось как политтехнологический прием для поднятия рейтинга с помощью позиционирования новой власти «патриота-государственника» Путина как альтернативы непопулярной власти «либерала» Ельцина с его реформами 90-х. Элиты понимали, что антизападный курс - это понарошку для телезрителей. Более того, на практике режим Путина не давал ультранационалистам и ультра-левым высовываться из маргинальной резервации. Их партии и общественные объединения не регистрировались и запрещались, в легальном поле они не могли существовать, доступ в медиа был ограничен, наиболее активных преследовали и сажали. Одновременно с ними работали по каналам ФСБ и Управления по внутренней политике Администрации президента, подыскивали надежных и управляемых, внедряли своих, поддерживали лояльных. Эта политика успокаивала и подкупала системных либералов в окружении Путина, сторонников концепции правления просвещённого меньшинства.

Теперь же для противодействия влиянию Майдана некогда маргинальную идеологию легализовали и допустили в медиа, а ее носителей сделали политическим субъектом, задействовав в антиукраинском проекте, полагая, что могут их полностью контролировать. Все это сопровождается невиданным по масштабу разгулом антиукраинской и антизападной пропаганды. Далее по замыслу политконсультантов Кремля, решив задачу демонизации Февральской антикриминальной украинской революции, проект в нужное время прикроют, а массовку вернут в маргинальное стойло.

Задумано неплохо, только тут есть серьезная проблема - обратно не получится. Идеологии реваншизма, национальной или классовой исключительности, как нацизм или большевизм представляют серьезную вирусную опасность для любого народа, не имеющего иммунной системы в виде демократических институтов и гражданского общества. Российским телезрителям теперь невозможно объяснить, что антизападничество и имперский реваншизм - это понарошку, потом все вернем к прежнему состоянию. Они воспринимают власть как категорию сакральную, шуток из ее уст не поймут. В случае отхода от озвученного курса на собирание исконно русских земель, противостояния с ненавистным Западом, то есть на создание Великой России, сочтут, что их предали, и царь ненастоящий.

В миг оказалось, что тех, кто поддерживает российское вторжение в Украину более 85%, тогда как самого Путина ранее поддерживали 60%. Получается, что если от рейтинга Путина отнять реваншистско-имперскую составляющую, то и делу хана. Останется на уровне явлинских - мироновых. Хвост начал вилять собакой. Осознание того, что теперь режим Путина основан только и исключительно на его соответствии ожиданиям реваншистски настроенного большинства, делает его заложником выбранного курса, свернуть с которого равносильно самоубийству.

Акеле промах не простят

Российское вторжение в Украину имело следующие причины:
- желание Путина подавить Украинскую антикриминальную революцию, расчленив страну, дестабилизировав обстановку во всех частях и дискредитировав идеи Майдана;
- желание укрепить личную власть, повысить рейтинг, развязать себе руки для наступления на права и свободы внутри страны;
- желание отомстить за унижение со стороны Майдана, свергнувшего ставленника Януковича;
- желание потешить собственные амбиции сильного мирового лидера, бросающего вызов слабым западным лидерам.

Расчленить Украину не удалось, жалкий, временно оккупированный Крым – слабое утешение. Более того, украинский народ сплотился перед российской агрессией и впервые выбрал президента, который пользуется поддержкой и на западе, и на востоке страны. Дестабилизировать обстановку удалось только в двух областях, но и то без шансов сохранить это положение надолго. Рейтинг укрепился, но оказалось, что он в полной зависимости от продолжения политики воинственного имперского реваншизма. Отомстить за Януковича не удалось, Майдан выстоял. Мировая общественность тоже не побежала восхищаться удалью, смелостью и изобретательностью российского правителя. Напротив, более склонна его высмеивать и изолировать.

На сегодня ни одна из причин войны не устранена. Более того, причин для развязывания полномасштабной войны прибавилось. Среди них не только очевидный фактор засланных «казачков-ополченцев», имеющих огромную поддержку, которых нельзя просто так без рисков для устойчивости трона по-тихому слить, но и прежде всего фактор разрушения основы имиджа «победителя», все это время мочившего в сортире врагов России. Жалкий, проигравший войну, предавший «патриотов» правитель, становится в глазах народа царем ненастоящим, подобием жалкого и комичного Медведева. Чтобы удержаться у власти Путину нужна победа над украинским народом любой ценой. Причем, именно военная, а не экономическая или победа в газовой войне, так как именно в военной сфере Россия имеет превосходство, а в остальных Украина сможет отбиться при резко возросшей поддержке мирового сообщества.

Для войны, которая также ведется в информационном поле, потребуется повод по типу «обстрела из «Градов» мирного Цхинвала» или нападения «поляков» на радиостанцию в Глейвице. Вариантов на самом деле много, а с учетом развитой агентурной сети в Украине, создание повода не является неразрешимой проблемой.

После войны

Войну Россия проиграет. Российский Генштаб в силах спланировать новую операцию с учетом ошибок текущей кампании. Ресурсов и возможностей хватит. Кремлевские пиарщики в состоянии лучше подготовить мировое общественное мнение, потратив солидный бюджет, а дипломаты лучше вносить раскол среди мировых лидеров по украино-российского конфликту. Российские танки в состоянии дойти за пару дней до Одессы и Киева, но далее будет много трупов и полная изоляция. После наступит реальный экономический и политический кризис из-за вынужденного отхода части элиты от Кремля. Украина получит масштабную, в том числе военную помощь мирового сообщества, напуганного превращением России в серьезную угрозу мировому порядку. За этим последует выдавливание российских войск силами НАТО из Украины, что вызовет раскол в обществе, поставит режим на грань падения. Далее начнется парад суверенитетов, подогреваемый экономическими неурядицами, проблемами снабжения населения. Значительная часть регионов фактически выйдет из под контроля Кремля, переподчинив на своей территории себе армейские части, базы и взяв под контроль вооружение, включая ядерное оружие. Под предлогом предотвращения гуманитарной катастрофы, обеспечения безопасности ядерного оружия и по призыву региональных элит будут сначала в отдельные регионы введены миротворческие силы, потом страну поделят на зоны оккупации.

Но, кто знает, может быть, все это к лучшему. Германия и Япония после поражения во Второй мировой войне, хоть и потеряли значительную часть территорий, но создали современное процветающее общество, основу которого заложили те самые оккупанты. Если Россия не в состоянии сама создать эффективные государственные институты, самостоятельно провести реформы, избавится от имперских химер, то может быть часть территории - это справедливая плата доктору за принудительный вывод из состояния страны-зомби.

Оригинал.

А между тем в «Болотном деле» сегодня сразу два юбилея. Во-первых, ровно два года назад была задержана самая первая подозреваемая - Александра Духанина, которая даже и не задумывалась о том, чтобы скрываться от «правосудия», а активно участвовала в «оккупаях». С этого момента начался вал арестов.

Во-вторых, новый фигурант дела Дмитрий Ишевский, задержанный сегодня, стал тридцатым, если считать со всеми амнистированными, «анатомическими» и даже с теми, кто вообще не был на Болотной. Тоже ведь круглое число.

Следственный комитет утверждает, что он уже успел убежать за границу, а после вернулся.

Два года. 30 человек.

Где-то в конце июня 2012 года казалось, что следствие нахватало вдоволь жертв, но затем были арестованы Полихович и Кавказский, в сентябре из Вятки привезли Ковязина, а в октябре взяли Кривова. А уж казалось бы, зачем так долго искать Кривова, который постоянно стоял под дверями Следственного комитета с плакатами. По моим данным, он находился в разработке с самого начала. Оставили на потом: то ли невысока пропускная способность мясорубки, то ли чтобы не расслаблялись.

И тут же взялись за «организаторов» «массовых беспорядков» (всё приходится писать в кавычках) - Удальцова, Развозжаева, Лебедева. Снова перерыв.

Казалось, что на этот раз точно всё. Ноябрь, декабрь, январь. Обвинение «участникам» «массовых беспорядков» предъявлено в окончательной редакции, началось ознакомление с материалами дела... В начале февраля 2013 года взяли Гущина. «Вторая волна» была менее масоовой: 1-2 человека в месяц, аресты - более неожиданными. И казалось, что ну теперь-то уж точно всё: Гаскаров («крупная рыба») стал завершающим аккордом. На восемь месяцев машина Зингера остановилась.

В декабре 2013 года обухом по голове ударил релиз СКР о том, что новый фигурант дела Дмитрий Алтайчинов признал вину, а его дело передано в прокуратуру. Как долго продолжалось расследование, как складывались его отношения со следствием, так никто и не понял. Ждали, что он выступит в судах на стороне обвинения, но и этого не случилось: человек пришел один раз в суд, получил амнистию и исчез.

Прошли месяцы после этой странной истории, следствие по делу было в очередной раз продлено, но ничего не происходило. И снова стало звучать: «Да теперь-то всё уже...»

За время, прошедшее с мая 2012 года, утекло столько воды: сажали и выпускали Навального, участвовали вместе с ним в выборах мэра, Координационный совет оппозиции создался и распался, Ходорковского освободили, в Украине свергли Януковича, а Россия, отжав Крым, спровоцировала гражданскую войну в юго-восточных областях страны.

«Болотное дело» исчезло из сферы общественного внимания (а было ди оно там?), оно даже не стало резонансным. От 50-100 тысяч участников протестных маршей остались 5-10 тысяч человек, поддерживающих политзаключенных. О том, что происходит на болотных процессах, не знают даже многие политактивисты. Участники уличных пикетов жалуются, что прохожие частенько смотрят на них удивленно: «Болотников же амнистировали, чего вы стоите?»

Как получилось, что «Болотное дело» стало самым масштабным репрессивным процессом в последние годы в России? Возможно, оно оказалось слишком удобным крючком, который бесконечно высасывает силы и деньги из активистов, не позволяет вернуться политэмигрантам и отбивает всякое желание выйти на площадь. Можно креативить и придумывать более свежие обвинения, но удобнее взять по старым.

Два года и 30 человек. Конца никто не обещает. Судя по тому, что сегодня проводились обыски по делу «Анатомии протеста-2», а следствие в отношении Удальцова и Развозжаева давно окончено, подразумеваются другие обвиняемые и в «организации» «массовых беспорядков». Каждый «болотный» релиз СКР издевательски заканчивает словами: «Следствие намерено установить и привлечь к ответственности всех без исключения организаторов, участников массовых беспорядков и лиц, применявших насилие в отношении представителей власти 6 мая на Болотной площади Москвы».

Приходится слышать, что жители Донбасса в среднем отличаются от остальных украинцев большей склонностью к патернализму. Однако «совковая ментальность» донбассцев не российского образца. Она выросла из «совка», но незаметно стала основываться на патриархальной системе Ахметова, всесильного феодала из мафиози, который их эксплуатировал, но время от времени вел себя как добрый пан. Особенно по отношению к ближайшей обслуге (видевшая Ахметова только издалека уборщица, у которой сын заканчивал школу, могла неожиданно получить увесистый конверт с деньгами «сыну на университет»). Кроме того, Ахметов не ликвидировал свои убыточные предприятия в Мариуполе и Николаеве, чтобы «сохранить рабочие места».

В свое время я много бывал в Донецке и помню, что когда люди переставали клеймить проклятых бандеровцев-западенцев и припоминать, что жена Ющенко - агент ЦРУ, то на вопрос: «Ну, так чего же вы в Россию не вступаете?» они отвечали хором: «А вот это нам лишнее». К РФ на Украине никто присоединяться не хотел. Ни богатые, ни бедные, ни русскоговорящие с Восточной Украины. А вот из РФ туда ежегодно переселялось все больше мелких и средних предпринимателей, так как там их «кошмарили» несоизмеримо меньше.

Но вот начался Майдан. Сначала вполне мирный. И Ахметов мог еще в январе договориться хотя бы с Коломойским и устранить Януковича еще в январе (более полусотни «его личных» депутатов в Раде вполне для этого хватало). Тем более что Янукович в последние пару лет ему самому уже был костью в горле.

Но он предпочел «сидеть на заборе» и ждать, чья возьмет, а затем снова торговаться с Киевом о преференциях. Коломойский выбрал другой путь. И донбассцы почувствовали себя брошенными. Их феодал их предал. И если донецкая старушка слезно жаловалась в камеру; «Правительство нас забыло!» - то это, конечно же, была ее «совковость» (я сдуру подумал: «Как было бы здорово, если бы меня правительство забыло»), но еще и претензия к «феодалу».

Да и шахтеры быстро поняли свой экономический интерес . В Донбассе уголь высокосернистый, и добыча его нерентабельна. Дотации шли из Киева. Поэтому и полное отделение от Киева, а тем более присоединение к России грозило бы им голодной смертью.

Ахметов платил «ополченцам», чтобы иметь козырь для торговли с Киевом, полагая, что там будут думать, что только он может усмирить этих отморозков. Но они вышли из-под контроля – точно так же, как в свое время из-под его контроля вышел Янукович.

Ахметов проиграл, и вина за кровь Майдана и Донбасса в значительной степени на нем. Но если бы тогда во власти в Киеве сидели люди, не повязанные прошлыми «связями» и «договоренностями», и если бы они приехали в Донбасс не на два-три дня, а занялись бы им вплотную, то сторонников вооруженных люмпенов-сепаратистов было бы меньше.

Разговор в компании. Пожилой интеллигент, в целом типаж митингов на Болотной - проспекте Сахарова. Говорит что-то про преподавательскую деятельность, про родственников-белогвардейцев и т.д. Доходит до темы "крымнаш": "Я не поддерживаю внутреннюю политику Путина, но целиком и полностью поддерживаю его внешнюю политику". "Слушайте, но ведь это ж нераздельно - фашизм..." "Фашизм во Львове". "Да в чем же он выражается?" "Ну вот показывали жену Яроша, она говорила: мы особенные..." И далее в том же духе... Я: "Удивляюсь на крымчан, они имели возможности отвоевать себе расширенную автономию в составе Украины, вместо этого подались в рабство к кооперативу "Озеро"". Он: "Но зато русским людям никто не будет запрещать говорить на русском языке". "Да будто раньше запрещали?" На что следует гениальное возражение: "Ну, я вот был в Казахстане, так там русские живут плохо, потому что на всех должностях казахи". Тут мне вспомнился герценовский доктор Крупов, который именно такими примерами доказывал сумасшествие всего людского рода. "Можно добраться по нем (ответу кухарки) до странных законов мышления мозга, пораженного болезнию; ни одного слова нет в ее ответе, которое бы шло к моему замечанию, а при болезни мозга ей казалось, что она вполне опровергала меня".

Повторяю: это рассуждает не кухарка доктора Крупова, не дядечка из троллейбуса, не рядовой объект излучения зомбоящика, это интеллигент, читающий западную прессу в подлиннике. Но вычитывает он в ней странным образом только то, что сообщает по зомбоящику Киселев. "Я читал "Бильд", там пишут, что в СБУ сидят агенты ЦРУ и ФБР". "Ну разумеется, они иностранных специалистов пригласили, потому что при Януковиче все СБУ было филиалом ФСБ". "Не, ну этого не может быть. ФСБ тут ни при чем".

И вот, значит, его главный враг - не Путин, а Ярош с "украинскими фашистами". Спрашивается, что ему сделали эти самые "украинские фашисты"? Это они приняли закон об иностранном усыновлении, это они дают сроки людям за то, что те кидались лимонами в омоновцев, напавших на них с дубинками; это они воруют миллиардами и триллионами; это они превратили в фарс и выборы, и суды; это они закрывают независимые СМИ, это они устанавливают "скрепы", посадили "Пусси Райот" и т.д., и т.п.?

Почему же он все-таки считает своими главными врагами не тех, кто учинил все вышеописанное, а каких-то мифических "бандеровцев"? Что произошло, если вполне, в общем-то, вменяемые, образованные и интеллигентные люди начинают рассуждать на уровне кухарки доктора Крупова?

Ответ, собственно, один. Задействованы какие-то глубинные механизмы этнической мобилизации. Нация получила образ коллективного "мы", которое самореализуется в борьбе с врагом (образ врага прилагается) и совместных достижениях. И она упивается этим вновь приобретенным чувством единства, причастности к великой общей судьбе и Истории. Так были счастливы европейские нации в августе 1914 года. И так же были счастливы немцы в "немецкую весну" 1933 года и далее вплоть до Сталинграда.

Надо заметить, что механизмы этнической мобилизации задействованы и в Украине. Гимном украинской мобилизации является, разумеется, знаменитое "Никогда мы не станем братьями" Анастасии Дмитрук. Но тут-то и видна разница двух явлений.

Украинская мобилизация произошла вокруг позитивных ценностей - свободы и человеческого достоинства. Посыл стихотворения: украинцы внутренне свободны, русские - рабы и пытаются навязать свое рабство украинцам. Надо заметить, что эта мысль (во второй своей части) не новая и неоднократно рефлексировавшаяся в рамках самой же русской культуры начиная со времен Николая I (вспомним хотя бы "Поэму греха" Наума Коржавина). Оставляя в стороне вопрос, имеет ли смысл бросать такого рода обвинения целому народу, констатируем: украинцы мобилизовались в защиту совершенно определенных ценностей, которым реально угрожает враг - можно назвать его русским народом, можно российским государством, а можно и путинским режимом - и тогда уже он окажется общим врагом россиян и украинцев.

Как же отреагировали россияне на это стихотворение? Это же интересно: какие ценности, какое знамя противопоставили они тяжким обвинениям Анастасии Дмитрук?

Да никаких. В куче плохо зарифмованной ругани ("Говорите - "огни восстания", а по мне - вам сорвало башни") сияет пластмассовой жемчужиной опус некоего Леонида Корнилова. Корнилов пытается ответить условной "украинке" спокойно, вдумчиво и доброжелательно. И что же в итоге выходит? Обещание спасти ее, неразумную, даже против ее собственной воли. "Знаменем" оказывается имперская уверенность в праве распоряжаться судьбами чужих стран и народов. Одним словом, чем больше писали ответов Анастасии, тем больше подтверждали ключевой посыл антироссийской мобилизации.

И это не случайно. Если говорить об украинском конфликте как о конфликте ценностей, то "ценности", которые в реальности отстаивает Кремль, - это, и тут Анастасия Дмитрук совершенно права, "ценности" авторитаризма, произвола и коррупции. Но это не те ценности, ради которых можно идти на смерть. Это даже не те ценности, которые можно открыто артикулировать.

До Славянска и Краматорска я бы написал, что, поскольку конфликт фиктивный и враг фиктивный, то вся мобилизация обречена кончиться пшиком, ломкой и похмельем. Теперь, однако, я вижу альтернативу. Люди, идущие на смерть в Славянске и Краматорске, несомненно имеют к тому свою, весьма сильную, мотивацию. Да только эта мотивация не имеет никакого отношения к тому, что грезится в Москве в державно-патриотическом чаду. В украинском приграничье уже образовался слой людей, поверивших в свое право устанавливать правила и законы с оружием в руках. И чем дальше будет разрастаться конфликт, тем сильнее и мощнее будет этот слой. А это значит, что в конечном итоге мобилизация может обернуться против путинского режима. И сам Путин вполне может оказаться на пути того коллективного "мы", которое присоединяет Крым, борется с "укрофашистами" и т.д., и т.п.

Боже, какой ужас, погиб Андрей Миронов. По какой-то идиотской причине мне казалось, что с этим замечательным, добрым человеком никогда ничего не случится...

Я и Игорь Каляпин впервые познакомились с Андреем в январе 1995 г. в Назрани. На следующий день мы ехали в Грозный (это была наша первая в жизни поездка на войну), а он оттуда только вернулся. С кучей смертоносного железа; его так и звали в "Мемориале" - ответственный за сбор металлолома. И он нам целый вечер (есть видеозапись) рассказывал о том, какой вид вооружений (образцы боеприпасов были разложены прямо на столе) в связи с какой конвенцией международного гуманитарного права считается запрещенным для применения в густонаселенных районах. В основном это были кассетные боеприпасы с шариковым и игольчатым наполнением. Тут же по ходу дела он объяснял и показывал, как безопасно обезвреживать неразорвавшиеся кассетные боеприпасы. С тех пор мы и подружились...

Андрей был одним из самых последних советских политзаключенных, кажется, 1985 года посадки. Когда в 1987-м ему, как и многим диссидентам, предложили в качестве условия освобождения подписать бумагу с обязательством не выступать больше против советской власти, категорически отказался.

В первую войну он из Чечни практически не вылезал, не то что мы, туристы. Работал по обе стороны, всегда сохраняя строгую беспристрастность. Ездил туда и в самое опасное межвоенное время, когда похищения людей с целью выкупа захлестнули республику. Знал всех полевых командиров, никогда никому не льстил (Басаева в глаза называл террористом), со всеми был предельно, прямо-таки по-детски честен. За что его уважали даже самые отпетые. Благодаря этому спас кучу людей. Впрочем, сам он об этом никогда практически не говорил, разве в стиле байки, когда рассказывал о какой-то трагикомической ситуации. Скромен был невероятно. Настоящий русский интеллигент.

Андрей в какой-то момент в начале нулевых начал очень серьезно конфликтовать с отдельными людьми в тогдашним руководстве "Мемориала", полагая, что ими допускается отступление от высоких стандартов правозащитной деятельности. Не будучи внутри ситуации, не берусь судить, в какой степени он был прав. Но он был абсолютно искренен и абсолютно нетерпим к различного рода интриганству. Андрей знал в совершенстве несколько европейских языков, в том числе итальянский, испанский и английский, и стал зарабатывать в качестве переводчика для иностранных журналистов, работавших в России, в том числе в горячих точках, если таковые случались.

В 2001-м он приезжал с кем-то из корреспондентов к нам с Хамзаевым на процесс Буданова, где я был общественным обвинителем. В 2009 г., в роковой день 15 июля, он помогал организовать презентацию нашей книги "Международный трибунал для Чечни". Помню, мы ехали в такси с ним и Аркадием Бабченко (они тогда, кажется, и познакомились), и Андрей рассказывал про свое "диссидентское" уголовное дело. Через несколько часов мы узнали об убийстве Наташи Эстемировой... А еще как-то Андрею довелось жить с летчиком, который в первую войну бомбил Грозный, в те дни как раз, когда Андрей был в городе. И Миронов его, нарываясь на агрессию, постоянно стыдил, рассказывая о погибших стариках и детях: "Как ты мог?"...

Он был совершенно бесстрашным человеком. Как-то нашу машину с БТРа обстреляли в Урус-Мартаноском районе в 2000 или в 2001 году (мы тогда были в гостях у теперешнего политзека Руслана Кутаева): он сохранял поразительное спокойствие, кажется, вообще никаких эмоций - типа дело житейское. И это спокойствие передавалось другим, конечно.

Я никогда с ним не говорил о его отношении к религии, как-то это казалось достаточно интимной темой. Когда убили Наташу Эстемирову, я придумал для себя такую молитовку: "Прими, Господи, с миром душу убиенныя рабы твоея Наталии и всех тех, кто аще и не веровал в Тя разсудком, но сердце их горело правдою твоею, и кто положил живот свой за други своя".

Несколько лет назад все как-то переползли в Фейсбук, но Андрей не захотел на это тратить время (а соцсеть в любом случае - трата времени). Связывались с ним нечасто, в основном по скайпу. Последний раз он позвонил мне недели полторы назад и сказал, что давно уже сидит в Украине, и вот сейчас в Донецкой области. Я ему очень кратко рассказал о наших нижегородских пикетах против аннексии Крыма, о драках с местными титушками из НОДа... Я очень торопился, мне надо было убегать с работы к домашним, а ему было интересно. Я пообещал позвонить на следующий день, прислать ссылки на видозаписи, толком поговорить. Так я и не позвонил... Это из тех упущений, которые невозможно себе простить. Если бы знать...

Прости меня, Андрей!

Господи, дай нам встретиться там, где у нас будет Вечность!

Оказывается, врут философы, будто в одну реку не войти дважды, и зря я надеялся, что наши семейные дела (я уголовные имею в виду, отца, жены, мое собственное) устарели безнадежно и если какой интерес и представляют, так только академический. Увы, маятник метнулся назад, и напоминания о прошлом звучат теперь вовсе не так архаично.

Принято думать, что уж что-что, а «последнее слово» подсудимый в любом суде мог произнести. Ошибка.

Сергей Ковалев, суд в Вильнюсе в декабре 1975 года, судья Игнотас. Из-за скандала по поводу гласности судопроизводства подсудимый удален из зала и не получает возможности произнести свое последнее слово.
Уголовное дело № 423 в 30 томах, архивный № 47684.

Татьяна Осипова, суд в Москве в апреле 1981 года. Успевает произнести одну-единственную фразу.
Уголовное дело № 35 в 36 томах, архивный № Р-40847, том 36, стр 120-121.
«Я считаю защиту прав человека делом своей жизни и в первую очередь потому, что их нарушение порождает человеческие трагедии...»
Судья Лубенцова прерывает: «Подсудимая, вам предоставлено последнее слово. Что вы просите у суда?»
Осипова: «Я у суда ничего не прошу.»
Лубенцова, вскакивая и скороговоркой, выходя из зала: «Суд удаляется на совещание для вынесения приговора».

Иван Ковалев, суд в Москве в апреле 1982 года. Успевает произнести меньше половины последнего слова, до того как судья Богданов прерывает своим «Суд удаляется...» подобно Лубенцовой за год до этого. Однако этот документ сохранился в материалах дела, и я могу привести его полностью.
Уголовное дело № 78 в 16 томах, архивный № Р-40834, том 16, стр 99-104.

В Московский городской суд
От подсудимого
И.С. Ковалева

«Я как живу, так и пишу – свободно и свободно».
А. Грибоедов, 1825 (из письма Катенину)

«Как каменный лес онемело,
Стоим мы на том рубеже,
Где слово не только не дело,
Но даже не слово уже».
А. Галич, 1970-е годы

Судебное заседание подходит к концу, остается только мое слово и слово суда. Я слышал, что в «последнем слове» полагается просить суд – что ж, просьбы будут. Но прежде я хотел бы сказать о самом процессе и остановиться на некоторых неисследованных пока вопросах.

Этот процесс ничем по существу не отличался от остальных политических процессов. Так же очевидна была абсурдность предъявленного обвинения и его недоказанность – ни один старьевщик не даст за всю эту следовательскую мукулатуру больше 2 копеек за килограмм [1], так же на самом процессе была нарушена гласность, так же суд отказался удовлетворить ходатайства, направленные на полное, всестороннее и объективное исследование дела, так же прокурор поддерживал качающееся обвинение и в сущности не сказал ничего нового, так же адвокат и обвиняемый, опираясь на твердые факты, требовали оправдательного приговора. Словом, все происходило как обычно, как можно было предсказать (кстати, это заявление было написано мной заранее). Сейчас я могу даже сказать, что основной причиной, побудившей меня оформить свои показания письменно, в виде заявления, было желание заставить суд слушать то, что я хочу сообщить по делу: обычно обвиняемому ставятся препоны и в этом. [2]

Обо всем этом говорилось и писалось не раз – и мною, и другими. Я мог бы вообще ничего не говорить в суде – для внимательного слушателя и читателя моя невиновность и так очевидна. Так почему же я решил придерживаться иной позиции? Потому, что все, что я говорил, было основано на требованиях закона и здравого смысла. Потому, что своей деятельностью на воле я доказывал, что власти пренебрегают законом. Здесь своим серьезным отношением к закону я подчеркиваю его нарушение следствием, прокуратурой, а если будет обвинительный приговор (в чем, к сожалению, у меня нет оснований сомневаться) – то и судом; то есть делаю то же самое, что и на воле.

В деле имеется много документов, в которых говорится о нарушениях закона властями, я указывал на них и на документы следствия, свидетельствующие о том же. Основное утверждение, которое мне вменяется, – «в СССР нарушаются права человека» - подтверждается этими документами, прошедшими перед судом. И поэтому я требую оправдания не только за недоказанностью вины, а за доказанностью невиновности. [3]

В суде много говорилось о конкретных вмененных документах, говорилось кое-что и о других материалах. Я полагаю, никто не сможет сомневаться после всего сказанного здесь, что обвинение было сформулировано произвольно. Основным поводом для ареста я считаю свое участие в группе «Хельсинки», в «Хронике» и в выпусках «В». Следствие располагало достаточными доказательствами, чтобы говорить о моей причастности к этим изданиям, поэтому я могу говорить об этом свободно. По каким-то причинам это не вошло в мое обвинение. Думаю, что это были соображения политически-конъюнктурного характера о том, какие оттенки придать моему делу. [4] Я не стану говорить о форме и степени своего участия в «Хронике», оставив за ней право сказать об этом то, что она сочтет нужным. Иное дело с выпусками «В». Т.к. они изымались не только у меня и могут быть, следовательно, вменены другим, сказать об этом я считаю необходимым.

Я один несу полную ответственность за выпуск этих сборников.
Их появление было обусловлено естественным желанием – сохранить достоверную и полную информацию о происходящем. Сперва они никак не назывались, потом я дал им вместо названия первую попавшуюся букву. Разумеется, я понимал, что КГБ постарается пресечь их выход и начнет за ними охоту (но пусть никто, как бы ему ни хотелось, не истолковывает мои слова как то, что я сознавал «преступный характер» своей деятельности, – наоборот, я сознавал преступный характер деятельности КГБ). [5] Вскоре эта охота началась. За мной ходили пешком, ездили на машинах, подглядывали, вынюхивали – а «В» все-таки выходили. Желая сохранить издание, я не давал ему никакого «официального статуса», формально оно нигде не было объявлено и не существовало. Сегодняшний процесс дает такой официальный статус 55 выпускам «В». Клеветническими эти выпуски не могут быть хотя бы уже потому, что составитель объявил (В-26,27), что отвечает лишь за адекватную передачу информации и что будет благодарен за любые поправки и дополнения.

Я говорил уже о том, насколько доказана моя причастность к разным документам. Теперь, когда этот вопрос уже обсужден, я могу заявить, что если под документом стоит моя подпись – машинописная или иная – это означает, что я являюсь его автором или соавтором.

Вначале я говорил о просьбах. Вот они.
Я прошу суд приобщить это заявление к протоколу, чтобы мои слова были переданы точно.
Я прошу не писать в приговоре, что дело было рассмотрено в открытом судебном заседании, потому что это будет ложь – мои друзья, желающие попасть сюда, стоят на улице.
Я прошу не писать также, что дело было исследовано полно, всесторонне и объективно, потому что и это будет ложь – отклонены мои ходатайства, направленные на такое исследование.
Я прошу суд не писать в приговоре о доказательствах моей вины, потому что это тоже будет ложь – их нет, как нет и самой вины.
А если суд, взяв слово и оглашая приговор, начнет лгать, я не смогу признать право такого суда решать мою судьбу. [6]

И наконец – уже не просьбы, мне не о чем больше просить – один вопрос остался неисследованным. О моем отношении к своей деятельности и ее оценке.

Я не писатель, я не умею сочинять, а могу только говорить правду о том, что вижу и думаю. В этом и состояло то, что называется скучным словом «деятельность».

Как и миллионы советских граждан, я не знал, что где-то записано мое право получать и распространять любую информацию. Но ведь право существует независимо от того, знаем ли мы об этом или нет, потому что это естественное человеческое право. И я им пользовался. Я видел и раньше несоответствие между тем, что пишется в наших газетах, и реальной жизнью. Конечно, ложь таких грандиозных масштабов не могла не волновать меня. Читая неподцензурную литературу, я получал все больше информации и все больше задумывался. Потом был арестован и осужден мой отец. Я был на его суде и видел, как это происходило. Когда на моих глазах произошло то, о чем я раньше только читал и это волновало меня, но было где-то далеко, тогда мне стало по-настоящему страшно. Тогда я не мог уже больше оставаться в стороне. Я поборол свой страх и стал делать то, за что только что судили отца – я стал защищать его, а потом и других. Теперь мне выпала горькая доля защищать и свою жену.

Так случилось, что я стал заниматься защитой прав человека. С тех пор прошло уже много времени, я успел привыкнуть к такой деятельности, которая по форме близка к репортерской или журналистской. Мне понравилось работать с информацией, искать и получать ее, проверять ее достоверность и распространять, проверенную. Поэтому «В» не ограничиваются только правозащитной тематикой, там сообщается и просто правда о нашей жизни, чего вы не прочтете в газете.

Но то, что я почувствовал на суде отца, тот страх и то чувство моей личной причастности и ответственности за происходящее, это живо во мне и сейчас и уже не исчезнет. И поэтому я пишу и пишу о нарушениях прав человека и о тех страданиях, которые это приносит людям. Я делаю то, чего не могу не делать – открыто и громко говорю правду и ни от кого не скрываю своего мнения.

Теперь судят за это меня.

Надо ли говорить, что в любом цивилизованном обществе такая активность граждан считается полезной. В нашей стране власти считают иначе. Власти – но не я.

Это я называю тоталитаризмом.

Тоталитаризм - это когда неписаные законы становятся выше писаных, когда все должны думать и говорить как велят, делать как велят, дышать как велят. Когда про свободу говорят «наша» и «ихняя», а про права «так называемые», когда необходимость называют свободой, когда лгуны говорят что кто не с ними, тот против них, и судят правдивых – за то только, что те не лгали вместе с ними, когда судья клевещет в печати на осужденного им, когда эта ложь расходится миллионными тиражами и никого уже не удивляет и мало кто решается возразить. Когда висит замок на дверях «открытого» суда, когда обыскивают и бьют вольных еще родственников в таком суде, когда преступлением считают защиту отца и жены. Тоталитаризм - это когда из чиновных окон глядят «как бельма трахомы, давно никому не знакомы безликие лики вождей», когда министры и партайгеноссе лопают икру, а деревня ищет в городе мяса, а его продают только по «талончикам», когда люди мерзнут в очередях, толпятся за позеленевшей колбасой и гнилой картошкой, а газета толкует им про изобилие, про невиданные и невидимые успехи и достижения. Тоталитаризм - это когда книги «скомпроментировавших себя» писателей изымают из библиотек и на обысках – но жгут не на площадях (пока), а втихомолку, когда нет национальной литературы, а есть партийная, когда страна не может узнать, что ей нужно, потому что те, кто могли бы это сказать, обречены на молчание, когда нельзя называть даже имя этой болезни, а не только лечить ее. Тоталитаризм, это когда «были люди добрые – стало население», когда – тут мне на помощь приходит Ромен Роллан – народы послушно следуют за правительствами и покоряются им безропотно, говоря, что все устроила власть, которая сильнее людей, когда только и слышится этот вековой припев стад, которые из своей слабости делают идола и поклоняются ему. Тоталитаризм - это та воля к гордыне и к владычеству, которая желает все поглотить или подчинить, или сломить, которая помимо себя не терпит свободного величия.
Это я называю тоталитаризмом.

А когда стаду скажут: «Необходимость не знает закона, мы дадим вам обильные обед и ужин, вперед!», когда книги запылают уже не по подвалам, а на площадях, когда толпа хлынет на улицу и будет орать «даешь!», когда единственным законом снова, как когда-то, станет слово увешанного наградами Старшего Брата – тогда, тогда тоталитаризм станет фашизмом.

Вот – тот страх, который пришел ко мне на суде отца.

Я мог бы говорить и еще, я мог бы призвать на помощь своему косноязычию ЖОРЕСА и МОРРАСА, НИКОЛАИ и ФРАНСА, ЛИНКОЛЬНА и СОКРАТА, ГЕРЦЕНА, ТОЛСТОГО, ЧЕХОВА, ДОСТОЕВСКОГО... [7] Потому что это они – мои «единомышленники и сообщники», они научили меня думать самостоятельно и никогда не скрывать своего мнения, они, а не «Известия» или «Правда» учили меня видеть жизнь. Это их «чуждое влияние», под которым сложились мои убеждения. Это влияние мировой культуры, она стоит за мной и моими убеждениями, которые сейчас находятся под судом.

К чему говорить дальше, ведь «спор невозможен с тем, кто утверждает, будто истины он не ищет, но обладает ею».

Но одно нужно сказать. Тот, кто не хочет или боится встать и сказать «Я – против!», должен помнить, что от тоталитаризма до фашизма - один маленький шаг, и что тот, кто сегодня позволяет бросать людей в тюрьму за мысль и слово, признает тем самым право завтра и с ним поступить также.

Я сказал свое «против». «Я как живу, так и пишу – свободно и свободно».

Судите.

2 апреля 1982 г.
Иван Ковалев

===========================
[1] В те годы можно было сдавать макулатуру по цене 2 копейки за килограмм. Некоторые дефицитные издания нельзя было купить иначе, кроме как сдав какое-то количество макулатуры.
[2] Угадал, договорить мне не дали.
[3] В этом был основной смысл моего многостраничного (том 16, стр 23-98) заявления - показаний суду.
[4] Говоря о настоящих основных причинах своего ареста, я стремился подчеркнуть политический характер дела, направленного на пресечение планомерной и целенаправленной работы по обнародованию фактов нарушений прав человека, и стремление следствия и суда представить это как неизвестно откуда взявшиеся отдельные ни на чем не основанные клеветнические утверждения, которые подсудимый талдычил без конца, а западные источники перепечатывали, нанося непоправимый ущерб народному хозяйству и политическому устройству СССР. Беря на себя всю ответственность за «В», я стремился оттянуть неизбежные преследования А. Смирнова (арестован 10 сентября 1982) и В. Тольца (эмигрировал тогда же, осенью 1982).
[5] По-моему, именно в этом месте терпение суда иссякло. Судья и заседатели встали и быстро удалились из зала. Конвой был мой и их не задержал.
[6] На следующий день, на оглашении приговора, я сел на первых словах вранья в его тексте, которые пришлись на «...заслушав последнее слово...». Судья остановил чтение, последовала короткая перепалка, и я был удален из зала.
[7] Ну да, в Лефортовской следственной тюрьме отличная библиотека и масса свободного времени. Вообще прошу прощения за некоторую экзальтированность, обычно мне не свойственную. Подсудимый был молод (27 лет), горяч, а тут такое искушение бросить «им» в лицо что думаешь – вот и получилось, что получилось.

Заявление председателя Совета Правозащитного центра «Мемориал»

Вчера, 21 мая 2014 г., суд в Дагестане приговорил члена общественной организации «Правозащита» Зарему Багавутдинову к пяти годам лишения свободы. Правозащитный центр «Мемориал» считает этот приговор политически мотивированным, а уголовное дело - фальсифицированным.

18 декабря 2013 года, когда начался суд над Заремой Багавутдиновой, мы признали ее политической заключенной. Уже тогда было очевидно, что истинной причиной преследования подсудимой является ее правозащитная деятельность.

По версии обвинения, Багавутдинова с октября по декабрь 2011 года уговаривала своего знакомого Мамму Далгатова вступить в ряды незаконного вооруженного формирования (НВФ), обещая после этого выйти за него замуж. Далгатов был убит в конце сентября 2013 года в ходе контртеррористической операции.

Весь ход судебного процесса доказал нашу правоту.

Суд начался с грубого нарушения прав подсудимой. Государственный обвинитель А.П. Абдуллаев заявил, что проведение процесса в открытом режиме «может привести к разглашению тайны оперативно-розыскной деятельности, кроме того, должны быть опрошены засекреченные свидетели». Судья Н.А. Вагидов, вместо того чтобы сделать закрытыми некоторые судебные заседания, без каких-либо законных оснований постановил провести в закрытом режиме весь суд. Это, несомненно, было сделано, чтобы скрыть от общественности фальсификацию уголовного дела, которая неизбежно стала бы очевидна в ходе открытых судебных заседаний.

Но информация о происходящем в зале суда все равно просачивалась.

Дело начало разваливаться.

Обвинение строилось на показаниях четырех засекреченных свидетелей. Один из них в суде отказался от своих показаний, которые давал на предварительном следствии. Он заявил, что дать показания его вынудили, что они не соответствуют действительности.

Другой секретный свидетель (содержится в СИЗО по обвинению в участии в НВФ) дал крайне невнятные показания. На предварительном следствии он сообщил, что якобы слышал, как Багавутдинова убеждала Далгатова «выйти на джихад и вступить в ряды моджахедов». В ходе судебного заседания свидетель не смог вспомнить содержание того разговора и попросил зачитать его показания, данные в ходе предварительного следствия.

Третий засекреченный свидетель, проходящий под вымышленным именем и дававший показания из-за ширмы, смог сообщить лишь, что «по его информации, подсудимая завербовала в члены НВФ какого-то жителя Дагестана», имени которого он не помнит. При этом «свидетель» не смог описать внешность ни этого завербованного мужчины, ни даже самой Заремы Багавутдиновой.

Допрошенные в суде родственники и знакомые Долгатова показали, что уже задолго до своих предполагаемых разговоров с обвиняемой тот придерживался радикальных взглядов и поддерживал НВФ. Вербовать его в ряды боевиков нужды не было.

Другие свидетели защиты рассказали, что у Багавутдиновой в связи с ее работой были плохие отношения с местными правоохранительными органами. Были приведены примеры того, как представители местного отдела полиции препятствовали ее правозащитной деятельности.

Понимая, что «доказательства» обвинения совершенно неубедительны, в марте 2014 г. прокуратура ходатайствовала о допросе сотрудника полиции. Тот сообщил, что с лета 2011 года Далгатов был поставлен на оперативный учет полиции как приверженец салафизма. Однако, по утверждению этого свидетеля, у Далгатова «стали проявляться признаки экстремизма» лишь после того, как тот стал общаться с Багавутдиновой.

При исследовании письменных доказательств, имеющихся в деле, был оглашен документ из прокуратуры, который подтверждал, что Далгатов состоял на учете в правоохранительных органах как лицо, склонное к экстремизму. Его систематически приглашали в отдел для проверки его причастности к преступлениям, совершенным на территории Буйнакска. «Защита в очередной раз подтвердила, что Далгатов не нуждался ни в каких уговорах, чтобы вступить в ряды НВФ - он и так уже к октябрю 2011 года, согласно данным МВД, придерживался радикальных взглядов и подозревался в пособничестве НВФ», - заметил после судебного заседания З. Увайсов, адвокат Багавутдиновой.

Адвокат ходатайствовал об истребовании из Информационного центра МВД по РД дела оперативного учета на Далгатова. Изучение этих материалов могло бы позволить суду получить важнейшие дополнительные сведения и установить, когда же именно Далгатов реально вступил во взаимоотношения с НВФ. Эти материалы дали бы важные дополнительные аргументы либо защите, либо обвинению, но прокурор почему-то возражал против их истребования, а судья Вагидов отказал в удовлетворении ходатайства адвоката. Суд лишний раз показал, что не заинтересован в выяснении обстоятельств дела.

Сама подсудимая и на предварительном следствии, и в ходе суда полностью отрицала свою вину.

Теперь, несмотря на очевидную несостоятельность обвинения, суд вынес обвинительный приговор.

Правозащитный центр «Мемориал» будет оказывать помощь в восстановлении справедливости в деле правозащитницы Заремы Багавутдиновой.

Мы призываем коллег-правозащитников из России и других стран, журналистов. широкую общественность обратить пристальное внимание на это дело.

Позвонили из Цхинвала: Эдуард Кокойты отправляет людей на Украину. Снабжает деньгами и старыми машинами, уверяет, что вернутся ребята на новеньких иномарках. В Южной Осетии, как и всюду на Кавказе, «лошадей» ценят, к тому же в разрушенном многими конфликтами и воровством регионе работы нет, молодым мужчинам заняться нечем.

Кокойты, несмотря на поддержку Кремля, свою президентскую власть в Цхинвале пару лет назад упустил - после единодушных «майданов» Москва была вынуждена с этим смириться. Сейчас его приспешники под следствием и судом, указывая дорогу приспешникам Януковича. А компромисс новых югоосетинских властей с Кремлем состоит в том, что сам Кокойты пока не арестован.

Вот за это он и расплачивается с кураторами, направляя пушечное мясо в Донбасс. Как говорят ветераны, которые участвовали во многих конфликтах с Грузией, в том числе и в последнем, спровоцированном как раз Кокойты, соблазненная молодежь рискует вернуться на родину не в иномарках, а в цинковых гробах. Война на большой Украине гораздо серьезнее внутрикавказских разборок.

А еще волнуются те осетины, которые с кавказской предприимчивостью освоили украинское бизнес-пространство. Им теперь из-за приезда оголодавших земляков грозит потеря всего.

Более или менее пристально следить за думской законотворческой деятельностью уже не хватает ни сил, ни времени, ни азарта. Да и для душевного здоровья это не слишком полезно.

Но время от времени твой слух или глаз натыкается на что-нибудь такое очередное. И ты, вместо того чтобы досадливо отмахнуться от этих, прости господи, новостей, начинаешь зачем-то думать и зачем-то рассуждать. Что делать - привычка. Возможно, и вредная, но она есть, ничего не поделаешь.

Ну вот зачем, думаешь ты¸ они все это делают, да еще и в таких неперевариваемых объемах? Вот зачем? Цель-то какая?

Иногда создается впечатление, что они просто куражатся, весело подмигивая друг другу и шутливо тыча в бока друг друга острыми локтями.

А иногда кажется, что они посылают таким образом сигналы всем тем, кто и без того вполне открыто считает их идиотами. Типа, ага, мы идиоты. Но вы даже еще не знаете какие! А вот мы вам сейчас изобразим - вы будете приятно удивлены!

А иногда даже начинает казаться, что вся эта запретительская вакханалия имеет скрыто подрывную цель. Известно же, что бывает в конце концов, когда человеку, допустим, сначала говорят: «Вам направо нельзя, а можно только налево», - а через пять минут говорят: «Не, налево вам тоже нельзя, а только вперед и назад. Но чтобы «вперед», надо получить специальное разрешение», - а потом говорят: «Нет, только назад и не оборачиваться», - а вскорости выясняется, что и «назад» грозит штрафом и общественными работами по месту стояния на одной ноге. В этих случаях даже самый покладистый человек энергично и с неизбежным применением запрещенной лексики выдергивает из земли палочки с запретительными указателями и просто идет туда, куда ему надо, не обращая внимания на грозные крики за спиной: «Эй, ты куда? Мы что тут, зря, что ли, законов напринимали?» Может быть, они там такие глубоко законспирированные «революционэры», думаешь ты, и тут же понимаешь, что это, разумеется, глупость.

Скорее всего дело в том, что они таким вот образом попросту выстраивают вокруг самих себя густой частокол с башенками, бойницами и колючей проволокой с электрическим током, будучи не вполне – что совершенно справедливо - уверены в своем праве на существование в качестве «народных избранников».

Однажды я поехал к своему приятелю на дачу. Объясняя мне дорогу, он сказал: «Ты легко найдешь. Моя дача непосредственно граничит с хорошо укрепленным объектом».

Сначала я не очень понял, что он имел в виду, думая, что речь идет о воинской части или о пересыльной тюрьме. Когда я нашел искомую улицу, допустим, Калинина или даже Щорса, я сразу понял, что он имел в виду. На этой улице доминировал высоченный кирпичный забор, за которым не было видно самого дома. По верху забора тянулась скрученная в зловещую спираль колючая проволока. Рядом с бронированными воротами, увенчанными «фамильным» гербом, ошивалась парочка вооруженных мордоворотов с неприветливыми выражениями лиц.

«Чья же это дача - если это вообще дача?» - спросил я приятеля. «Дача. – ответил приятель. – Там живет какой-то местный авторитет. Торгует, кажется, церковной утварью». «А от кого это он так обороняется?» - поинтересовался я. «Не знаю, - ответил приятель, - Видимо, кого-то сильно обидел».