6 ноября Министерство юстиции вынесло решение о признании Научно-информационного центра "Мемориал" в Петербурге "иностранным агентом". Этому предшествовала проверка нашей деятельности за 2012-2014 годы. Процедура была очень странная. Как всегда, управление юстиции по Санкт-Петербургу затребовало примерно пятьдесят килограммов разных бумаг и документов. Но просмотрели они едва ли сотую часть: их интересовала не наша деятельность, а только финансовые поступления.

В значительной степени это действительно зарубежные гранты: Фонд Макартуров, Фонд Сороса, деньги по договорам с различными зарубежными научными центрами. Но не только: например, в прошлом году мы выиграли конкурс на президентский грант на создание сайта - подробного каталога, описывающего места захоронения жертв государственного террора.

В акте проверки, который нам вручили 2 ноября, примерно сто страниц. Из них три четверти - акт осмотра информационно-аналитического портала cogita.ru, который в акте проверки расценивается как официальный сайт НИЦ "Мемориал", что является совершенной несуразицей.

Вся так называемая политическая деятельность, инкриминируемая нашему центру, - публикации на этом сайте. Действительно, лет шесть назад мы учредили такой сайт, но он существует совершенно самостоятельно. С чего они взяли, что это наш официальный сайт, - непонятно. Мы им никак не управляем. Публикации, которые перечислены в этом акте, самые разные. Две из них имеют отношение к нашим мероприятиям, а остальные совершенно посторонние: например комментарий адвоката к судебному делу не имеющему к нам отношения, или заявление правозащитного совета Петербурга, с которым мы никак не связаны.

Они записали эти публикации на наш счет. Как известно, под политической деятельностью они имеют в виду любую деятельность, направленную на формирование общественного мнения. Мы получили и использовали деньги на научно-исследовательские и просветительские программы, но это никому не интересно. Если мы получили хоть один евро и в то же время провели хоть одну акцию, потенциально вызывающую общественный интерес, то этого достаточно, даже если этот евро мы потратили на приобретение писчей бумаги.

В этом отношении наш случай не исключение - с нами проделали то же самое, что и с остальными "иностранными агентами". Оригинально то, что с нами это проделали сразу после того, как появился и был одобрен правительством законопроект о поддержке организаций, работающих над увековечением памяти жертв политических репрессий. Вот мы и видим первый пример такой "поддержки".

Фрагмент акта проверки:

До этого наши отношения с государством развивались вполне нейтрально, если не считать одного казуса в 2008 году, когда прокуратура Санкт-Петербурга устроила в нашем офисе обыск и были изъяты жесткие диски нескольких компьютеров. В результате суда, который мы выиграли, выяснилось, что они следили за какими-то экстремистами и им показалось, что один из них приходил в "Мемориал". А в остальном мы довольно плодотворно взаимодействуем с различными региональными и муниципальными властями. Иногда власти относятся к этому формально, но чаще позитивно.

Что касается федеральных властей, то печальный опыт тоже был. Еще во времена президентства Медведева мы сформулировали проект федерального значения - мемориальный комплекс на месте захоронения в Ковалевском лесу, где в 1921 году были расстреляны осужденные по делу так называемой Петроградской боевой организации, в том числе Николай Гумилев. Мы послали письмо Медведеву, который начертал резолюцию с просьбой поддержать эту очень хорошую идею. Мы создали общественную группу. Ее возглавил директор Эрмитажа Михаил Пиотровский, принявший активное участие в развитии этой идеи. Подробный документ с разработкой идеи мы отправили в администрацию президента, а он там пропал. Нас попросили прислать бумаги еще раз, другому чиновнику. И так повторялось примерно раз пять. Наконец им, видимо, надоело терять наши бумаги и они создали межведомственную комиссию, которая этот проект благополучно похоронила, несмотря на то что Медведев ее поддерживал до конца и несколько раз писал резолюции. Последний такой документ он подписал накануне передачи президентских полномочий. Последней инстанцией, которая этот проект спустила на тормозах и утопила, было Министерство культуры.

Но вся эта наша реальная деятельность в любом случае не интересует Министерство юстиции, и о ней в акте нет ни слова. Никаких разговоров на эту тему с нами решительно не было. 8 октября нам нанес визит представитель управления юстиции, в течение пяти минут объяснил, какие нужно сдать документы, и пообещал, что результат проверки будет 2 ноября. Получив 50 килограммов документов, они не подавали никаких признаков жизни, но нужно отдать должное - 2 ноября пунктуально сообщили, что акт проверки готов.

Общество "Мемориал", которое главным образом изучает государственный террор 30-40-х годов, не может на себя навешивать ярлык "иностранного агента". Мы прекрасно помним, что означали тогда слова "иностранный агент". Нам предлагают, чтобы мы сами признали себя шпионами. Мы собираемся обжаловать и акт проверки, и само решение Минюста в суде. Получая грант, мы не зависим от грантодателей, не выполняем их поручений и ни в каком смысле не являемся их агентами. Это блатная философия власти: кто платит, тот и заказывает музыку.

На мой взгляд, сейчас речь идет просто о "зачистке поляны" от любых общественно значимых независимых гражданских инициатив, независимо от того, носят ли они политическую окраску. Десятки организаций получили черные метки и перестали работать. Нынешняя элита не может не то что взаимодействовать - даже существовать рядом с гражданским обществом.

Но мы не собираемся прекращать нашу работу. Благодаря родной советской власти это будет более хлопотно, но мы найдем способы продолжить все наши программы. И конечно же, мы никогда ни на один наш продукт не поставим клейма "иностранный агент".

Ничего нет святого у этого Charlie Hebdo. Ведь любая карикатура, нарисованная в связи с трагическими событиями, высмеивает память погибших (судя по высказываниям оскорбленных). И даже после расстрела редакции Charlie выпустил карикатуру. Не щадят даже своих.

Пророк Мухаммед на ней стоял с табличкой Je suis Charlie и плакал, а подпись гласила: "Все прощено". О том, что это точно Мухаммед, а не какой-нибудь другой мужчина, мы узнали от Роскомнадзора. По логике оскорбленных, журнал издевался над погибшими коллегами и осмеивал выражение солидарности с ними (ведь все, что изображено на карикатуре, есть объект для осмеяния).

Но ни в России, ни в мире не заикались о том, что карикатура оскорбляет погибших журналистов, а говорили лишь о том, что она оскорбляет Мухаммеда и мусульман. На Западе некоторые издания добровольно отказывались публиковать изображение, чтобы не задеть чувства читателей, верующих в Мухаммеда, а у нас Роскомнадзор рассылал СМИ требования снимать такое с публикации, дабы не разжигать религиозную рознь. "Грани" не послушались, но это другая история.

На мой взгляд, в карикатуре нет не только ничего оскорбительного для Мухаммеда и настоящего ислама, но она даже лестна: пророк изображен добрым, прощающим, он солидаризируется с убитыми, а не с убийцами. Ну а что Мухаммеда изображать нельзя по Корану, так и по фигу: меня, как, видимо, и редакцию Charlie, предписания Корана не волнуют. Интересно только, почему под натиском ислама вот-вот должна пасть Европа, а за соблюдением Корана следит Роскомнадзор.

Вопрос на засыпку: что смешного в той карикатуре? Ничего. А кто обещал смешное? По-моему, это произведение с нотками идеализма, может быть, чуть приправленного иронией, по законам жанра. О вере в лучшую сторону религии, о том, что у журналистов нет претензий к Мухаммеду, только к террористам. Или, по крайней мере, они хотят верить в доброту Мухаммеда и его вменяемых последователей. Даже после расстрела коллег.

В общем, карикатура не несла негатива в отношении ислама, ни в отношении фразы Je suis Charlie, ни в отношении погибших. Почему же считается, что другие карикатуры полны негатива именно к тому, что нарисовано?

Вернемся вот к "задыхающейся от мусульман" Европе. Конечно, проблема беженцев породила острую общественную дискуссию, и Charlie высказался на тему в своем жанре. В форме, которая, казалось бы, должна быть доступнее тысячи слов, но оказалось, что нуждается в переводе, причем не только для россиян. Сообщество чернокожих адвокатов заявило о намерении подать на журнал в суд: по их мнению, это расистский журнал, который пропагандирует притеснения.

"Доказательство, что Европа христианская. Христиане дети ходят по воде, мусульманские дети тонут". Я бы поняла, если бы на карикатуру оскорбились христиане. Христос на ней изображен куда более неприятным персонажем, чем Мухаммед на той картинке, о которой мы говорили выше. Или обиделись бы те христиане, которые немало сделали для помощи беженцам, а теперь их всем скопом обвиняют в глухоте к чужим бедам. Но как можно было увидеть в изображении смех над погибшим мальчиком, негатив в отношении мусульман, беженцев и т.д. - я представить не могу. Очевидно, что это произведение о фарисействе, об упоении и умилении собственным благополучием, о ложных христианских ценностях.

"Так близко к цели. Два детских питания по цене одного (иногда переводят как: по цене одного ребенка)". Главное обвинение против беженцев со стороны той части общества, что негативно к ним относится, заключается в том, что они, хитрецы, ищут халявы и легкой жизни. Между тем дорога нелегала в Шенген - это русская рулетка: люди гибнут, их угоняют в рабство, в том числе в Россию (это история одной из моих учениц - и далеко не единичный случай). Надо обладать воображением овоща, чтобы предполагать, что кто-то готов погибнуть за скидку в "Макдоналдсе" или даже за пособие, которого мертвые не получают. Об этом и карикатура, автор которой задается вопросом: как вы себе представляете страсть к халяве? Так? Завидно? Хотите такой халявы?

На закуску карикатуры на убийство Бориса Немцова. Эта слишком понятная. "Прекращение огня? На Украине да, но я же не сказал, что в Москве". Тут почти прямым текстом написано, что Путин - убийца. Оставим ее, а то оскорбляться будет не на что.

Здесь вот менты, чинуши, церковники и Путин говорят, что Немцов прогуливался с девушкой, но был гомосексуалистом, а в России этого не любят. Налицо прямое заявление карикатуриста о том, что погибший - гомосексуалист и бабник, да как можно говорить такие гадости об убитом, смеяться над телом!? А нет, стоп, это не карикатурист говорит, а люди, которым полагается расследовать убийство, несут всякую чушь, и общество удовлетворено чушью.

Таких карикатур в 3D-формате можно увидеть много и на мосту, и на пикетах "Солидарности". Одна женщина, например, кричала: "Да какой Путин? Его с бабой поймали!" - и, наверное, для нее причинно-следственная связь была очевидной.

Даже не знаю, стоит ли объяснять, что в карикатуре на крушение самолета погибшие прямо предстают заложниками кремлевских понторезов. Это в какой-то степени похоже на шутки про "бомбежку Воронежа": хотели навредить врагам, а (пусть в данном случае косвенно) убили своих. Шутки про Воронеж, кстати, до сих пор никому жить не мешали.

Эта технология - вычленить из текста/изображения элемент, объявить его позицией автора и преследовать автора за это - активно используется российским государством. Людей, которые показывают, что притворяющиеся антифашистами бойцы ЛНР фотографируются со свастикой, привлекают за демонстрацию свастики. Недавно была наказана Юлия Усач за - внимание - публикацию картины Николая Терехова "Живи и помни", на которой советские солдаты кидают нацистские знамена со свастикой к стенам Кремля. Надо очень стукнуться головой, чтобы предполагать, что картина "Живи и помни" пропагандирует свастику или оскорбляет ветеранов: она их прославляет.

Pussy Riot обвиняли в том, что слово "срань" было произнесено по адресу Господа, хотя конструкция "срань Господня" не располагает к этому даже лингвистически (и вообще является почти междометием). РПЦ обиделась на "Тангейзер" за оскорбительное поведение отрицательного персонажа спектакля.

Таких примеров много. Предполагаю, что власть имущие делают так специально. Меня удивляет лишь то, насколько быстро и легко общество готово принимать позицию, с которой полемизирует автор, за позицию автора. Не только в России, очевидно. И ведь глупостью или недостатком образования это не объяснишь: болезнь косит вне зависимости от этих критериев.

Петр Павленский у горящей двери здания ФСБ (КГБ) 9 ноября 2015 года. Кадр видеозаписи

Когда-то давно, в советские времена, мне попалась в руки "диссидентская" книжка о России, изданная далеко-далеко. Ничего из нее не помню, кроме одной фотографии: на мутном размазанном снимке угадываются контуры здания на Лубянке и торчащий перед ним "железный Феликс". Сильнее всего врезалась в память подпись: "Снимок сделан из окна быстро едущего автомобиля". Здание КГБ фотографировать было нельзя. Передние парадные двери здания вплоть до сегодняшнего дня я ни разу не видел открытыми. Настоящий главный подъезд, с нависающим над дверьми массивным барельефом советского герба, выходил в маленький задний переулок и смотрел прямо на знаменитый "Дзержинский" гастроном. Когда я проходил мимо этого дома в те годы, мне всегда казалось, что он окутан густым облаком. Это было облако страха и недоверия. Не могу сказать, что за последние 25 лет мои ощущения сильно изменились.

Здание КГБ, 1980-е:
Уже в разгар перестройки, в январе 91-го года, только что созданная "Независимая газета" послала меня снять вблизи этот "закладной камень" для какой-то статьи о сталинизме - тогда эта тема обсуждалась вовсю. В голове у меня все еще жила та картинка из "антисоветской книжки". Для конспирации я зашел сперва в гастроном, там достал из сумки камеру, подготовился. Выйдя с толпой людей из магазина, сразу вскинул камеру, нацелившись на расположенный как раз напротив подъезд. И тут на мое плечо легла чья-то рука, а тихий ровный голос произнес в ухо: "А вот этого не надо". За мной стоял обычный мужчина в пиджаке, глядя на меня без злобы или страха - очень спокойно, даже с легкой улыбкой. Возможно, кто-то из сотрудников КГБ просто вышел в обеденный перерыв в магазин и случайно оказался за моей спиной. Или нет, я не знаю.

"Посягательства" на неприкосновенное здание я видел дважды. Первый раз - еще до моих опытов с фотографированием. 30 октября 1989 года недавно созданный "Мемориал" совместно с другими движениями отмечал День политзаключенного. Каким-то невероятным образом тогда, несмотря на угрозы "сверху", удалось единственный раз в истории "взять КГБ в кольцо" - несколько тысяч человек встали по периметру здания на Лубянке, держа в руках зажженные свечи.

Акция в День политзека 30 октября 1989 г.

Второй раз Лубянка оказалась окружена людьми 22 августа 1991-го, в день победы над путчем ГКЧП. Огромная масса людей праздновала, расписывала фасад и фиктивные парадные двери КГБ лозунгами, свергала "железного Феликса" с его постамента.

22 августа 1991 года.

А позади здания, из дверей истинных, выходили люди с коробками, портфелями и ящиками, наполненными какими-то бумагами, складывали их в багажники служебных "Волг" и уезжали в неизвестном направлении. Они покидали свой "дом" спокойно и без суеты. В их движениях чувствовалась уверенность, что они сюда еще вернутся. Никто их тогда не останавливал и внутрь не заходил.

"Настоящий" главный вход в здание с задней стороны. 22 августа 1991 года.

На Лубянской площади в последнее время прошло несколько смелых политических акций. Но к стенам самого здания активисты, как правило, не подступались.

Некоторым из моих знакомых все же довелось побывать внутри этого дома. Все они были там с одной целью: на допросах.

В "деле библиотекарей" открываются новые удивительные подробности. Если сопоставить документы следствия, получается, что целый том уголовного дела прошел через две инстанции, был внимательно изучен целым рядом сотрудников СК и преодолел несколько кругов бюрократического ада... всего за две минуты. Именно за это время, если верить документам, материалы совершили путешествие из одного следственного органа в вышестоящий, там обросли дополнительными решениями и резолюциями и вернулись в исходную точку.

Удивительные похождения бумаг и их авторов теперь будет изучать прокуратура. И есть вероятность, что это не последняя наша жалоба.

Методы, которые использует следствие в деле Натальи Шариной, иначе как сомнительными не назовешь. Одной из свидетелей, работнице Библиотеки украинской литературы, звонил некто. Представился сотрудником Следственного комитета. За отказ давать показания угрожал задержанием.

Другим свидетелям некие собеседники в следствии рассказали, что на допросе присутствие адвоката не только не нужно, но даже запрещено.

Наслушавшись таких историй от коллег Натальи Шариной, мы решили предложить свою помощь всем желающим фигурантам этого дела. Адвокату "Команды 29" Татьяне Прилипко уже удалось добиться отмены нескольких допросов без защитника.

Кстати, следователи интересуются не только сотрудниками, но и читателями Библиотеки украинской литературы. Некоторые из них уже обращаются к "Команде 29" за помощью. Поможем.

Говорить, чем это разбирательство закончится, пока еще рано. Однако уже сегодня очевидно: "дело библиотекарей" как нельзя лучше отражает изменения в нашем обществе. Как многие уже знают, впервые Наталью Шарину заподозрили в экстремизме еще пять лет назад. Тогда расследование шло ни шатко ни валко: директор библиотеки находилась под подпиской о невыезде, в 2013-м преследование прекратили, перед Шариной извинились. Теперь новый донос. Следствие возобновляют, появляется новое дело – и вот уже Наталья Шарина под домашним арестом.

Библиотекарь находится под домашним арестом за то, что в ее библиотеке нашли книги. Россия. 2015 год.

Учитывая тенденцию к росту бессмысленности и беспощадности системы узаконенного произвола в России, необходимо повышать и уровень гражданской бдительности и взаимовыручки. В частности, речь идет о тщательном общественном мониторинге ситуации в сфере т.н. "распространения экстремистских материалов". Слишком много уже историй, когда людей жестко преследуют лишь за лайки и перепосты текстов, которые оказались внесенными в пресловутый "список минюста". Причем делают это часто задним числом, отключая остатки здравого смысла и доводя ситуацию до замятинско-оруэлловского абсурда.

Показательный пример: в апреле 2015 года по многим СМИ прошла новость о том, что прокуратура подала иск о признании экстремистским материалом стихотворения "Советским "ветеранам", приписываемого политзеку, узнику совести Борису Стомахину. И больше на эту тему не проходило никакой информации. А это значит, что высока вероятность того, что "суд" давно проштамповал это идиотское требование, и теперь с обвинением в распространении экстремистских материалов могут прийти к любому блогеру или администратору интернет-площадки, на которой силовики обнаружат любое упоминание этого стихотворения.

В связи с вышеизложенным обращаюсь ко всем друзьям, соратникам и людям доброй воли, кто обнаружит любые следы упомянутого решения, сразу как можно шире распространить эту информацию или хотя бы сообщить об этом мне. Особо обращаюсь к москвичам, которые могут ножками сходить в Тверской районный суд Москвы и попытаться там получить точную информацию об этом деле, потому что через сайт найти его следы не получается...

P.S. Конечно, по-умному давно нужно все силы концентрировать на создании и укреплении целой системы гражданской самозащиты от наступления системы произвола, но начать можно хотя бы с малого - взаимного информирования об угрозах. Предупрежден - значит вооружен.

Отсюда

Начать стоит с того, что почти всю позапрошлую зиму я принимал участие в событиях харьковского Евромайдана. Я тогда еще не считал себя патриотом Украины, но уже любил эту страну и хотел не допустить здесь диктатуры, развитие которой уже наблюдал в России. Ходил на Майдан практически каждый день, иногда приходилось участвовать в обороне от титушек, которые периодически пытались нас разогнать, в ОДА почти все время стоял в первой линии обороны, в день захвата администрации сепаратистами чудом оказался в другом месте, буквально в трех минутах от здания.

Однако, поскольку тогда я находился в Украине фактически на правах туриста, в марте пришлось возвращаться в Краснодар, где также не хотелось быть просто наблюдателем. Поразил объем лжи в российских СМИ и особенно тот факт, что эта ложь принималась россиянами за чистую монету - даже мои родственники верили не мне, как очевидцу и участнику событий, а информации из телевизора.

Разумеется, таковыми были не все, я смог найти единомышленников, которых зазомбировать официальная пропаганда не смогла. Проводили с ними одиночные пикеты против оккупации Крыма и за освобождение политзаключенных, пытались противодействовать кремлевской пропаганде и в интернете, однако весь результат тогда ограничивался нашими страницами в соцсетях и несколькими публикациями в пабликах, по большей части украинских.

Тогда мы решились на более масштабные действия и как ответ сепаратизму на востоке Украины запланировали проведение так называемого Марша за федерализацию Кубани. Как известно, марш был запрещен, событие "ВКонтакте" было заблокировано на территории РФ, а на нас посыпались многочисленные угрозы. Однако все это не отменило наши замыслы, и мы сменили формат акции на народный сход, без атрибутики и аппаратуры, то есть просто собрание граждан. Тем не менее за день до акции задерживают Дарью Полюдову - основного организатора марша, а при самой попытке провести сход - уже меня, причем в обоих случаях это происходит по сфальсифицированным обвинениям, формально не связанным с акцией. На меня напали с сигнальным пистолетом, после чего меня же и арестовали на 15 суток. Стало очевидно, что находиться в стране небезопасно.

Уже когда срок ареста подходил к концу, я узнал, что Дарью из спецприемника вывезли в СИЗО ФСБ и обвиняют уже в уголовных преступлениях. Мне же пришлось побеседовать с сотрудником ФСБ, но удалось не сказать лишнего и все-таки выйти на свободу.

Когда после всего этого мне позвонил этот самый сотрудник и пригласил на очередную "беседу", я понял, чем это может обернуться, и в тот же день отправился автостопом в Белгород, где пересек границу и таким образом избежал необоснованного заключения.

На украинской стороне меня сначала не хотели пропускать, хотя по законодательству и были обязаны. Все-таки пропустили, после того как за мной туда приехал мой друг, за что я ему безмерно благодарен. В Украине я снова смог дышать свободно, увидел своих друзей и единомышленников и понял, что, наверное, уже никогда не вернусь обратно в Россию, где я чувствовал себя как во вражеской крепости.

Сразу после приезда я обратился в Миграционную службу, где написал заявление на статус беженца, после чего начался долгий и непростой процесс. Я уже успел связаться с харьковскими активистами и журналистами, поучаствовать в нескольких патриотических акциях, дать несколько интервью, когда получил первый отказ. "Заява э очевидно необгрунтованою" - таков был ответ чиновников, и это при том, что в России меня уже объявили в федеральный розыск, включили в "список террористов и экстремистов", а по уголовным статьям там мне грозило до 8 лет! После этого мои друзья - активисты, правозащитники, журналисты - подняли шум в СМИ и соцсетях, и мы обжаловали отказ. Даже начальник Миграционной службы Харьковской области назначил мне встречу и пообещал взять дело под личный контроль. После этого я выиграл суд, и дело пошло дальше.

В целом процесс шел больше года, за это время я нашел жилье у друзей в центре Харькова, работу дома за ноутбуком, не пропустил почти ни одной патриотической акции, мы с друзьями создали даже свое движение и дискуссионный клуб. Изменились и мои политические взгляды - с анархо-синдикалистских на либертарианские и националистические.

И вот 2 ноября я получил вместо временной справки постоянный документ, который дает мне почти все права гражданина, не могу я только избирать и быть избранным и не подлежу призыву в Вооруженные cилы.

Хотелось бы поблагодарить всех, кто меня поддерживал, помогал мне и освещал мой процесс. Это наш с вами совместный небольшой шаг на пути к будущим большим победам!

30 октября мы пришли к Соловецкому камню на Лубянке, чтобы продолжить давнюю традицию советских узников ГУЛАГа отмечать этот день как свой, особенный. Напомню, в этот день в 1974 году "антисоветчик" Кронид Любарский и "террорист" Алексей Мурженко организовали в мордовских лагерях праздник неповиновения - с голодовками, бойкотом и требованием от начальничков соблюдения по отношению к ним норм международного права, ведь они, как и тысячи других политических, были незаконно осуждены по уголовным статьям.

В 1991 году День политзека превратился в День памяти жертв ГУЛАГа. В то время, радуясь крушению коммунистического режима, аресту ГКЧП, мы по наивности полагали, что у нас теперь демократия и политзаключенных более не предвидится. Но мы ошибались. В 2000 году к власти вернулось КГБ (ФСБ), получив ее без борьбы, в виде опрометчивого подарка от Бориса Ельцина - Путину. Посадки по надуманным предлогам к 2015 году стали привычной вещью.

Теперь День памяти жертв репрессий отмечается 29 октября у Соловецкого камня оглашением списка имен расстрелянных и замученных в советские времена (акция "Мемориала" так и называется: "Возвращение имен"). Зажигаются свечи, возлагаются цветы. Приходит множество людей, чьи родные и близкие погибли от рук палачей в сталинские и позднесоветские времена.

Таким образом, День памяти сам собой перекочевал на 29 октября, и "Возвращение имен" имеет уже десятилетнюю традицию. Что хорошо. А вот День политзека, 30 октября, как бы повисает в воздухе, в пустоте. В этот день, конечно, тоже несут цветы к камню на Лубянке с утра и до ночи. Но списка имен живых узников, заложников режима нового, эфэсбэшного образца, почему-то никто не читает. Как будто их и нет вовсе. А они есть.

Мы, группа московских активистов, решили восстановить справедливость. И вовсе не в пику "Мемориалу", который 29 октября возвращает имена умерших, не оглашая по недосмотру имена живых 30-го (хотя это законный политзековский день в календаре). А чтобы возродить давнюю традицию Кронида Любарского и Алексея Мурженко, в которой снова есть необходимость.

Мы пришли на Лубянку, в сквер, где горели свечи и лежали цветы - как дань памяти жертвам, - чтобы назвать имена политзаключенных нового путинского периода. Список этот, который выложен в сеть составителями "Новой хроники текущих событий", конечно далеко не полный. В нем более двухсот имен, в перечне есть даже такой "спорный" политзек, как Борис Стомахин, но отсутствуют, например, Владимир Квачков, Иван Асташин и его группа, Илья Романов, "приморские партизаны", да и многие другие, чьи имена невольно ищешь среди прочих. Конечно, со временем они там будут.

К вопросу о "спорности" некоторых персон, кого правозащитники не готовы, не спешат признать узниками совести, хочу напомнить такой выразительный факт. Алексей Мурженко, один из легендарных учредителей Дня политзека в 1974 году, обвинялся в попытке угона самолета - как террорист. И такая попытка на самом деле была, без преувеличений. Но по нормам международного права - впоследствии - его мотивы были расценены как политические.

Около трех часов мы оглашали возле Соловецкого камня имена тех, кто нам известен. Михаил Удимов также провел одиночный пикет с плакатом "Свободу политзаключенным". Полиция приехала, но забирать нас в такой день все-таки не стала. Мы договорились и впредь собираться здесь с такой вот миссией. Причем не только в День политзека, а гораздо чаще. У нас ведь чуть ли не каждый день кого-то сажают, только успевай добавлять в список . Особенно полюбились карательным органам статьи "за экстремизм", "разжигание розни", которые легко применить к любому блогеру, учителю, журналисту. Что и делается очень активно.

Свободу политзаключенным.
Смерть фашистской империи Путина.
Лубянка будет разрушена

30 октября коллегия Свердловского областного суда под председательством судьи Шурыгиной оставила без удовлетворения апелляционную жалобу некоммерческой организации "Правовая основа" на решение Кировского районного суда г. Екатеринбурга, признавшего эту организацию "иностранным агентом".

Таким образом, организация, уже почти пять лет занимающаяся помощью заключенным и борьбой за права человека в пенитенциарных учреждениях, сама подверглась политическим репрессиям. За отказ добровольно надеть на себя ярлык "иностранного агента" "Правовая основа" была оштрафована на 300 000 рублей, что ставит под вопрос ее дальнейшее существование.

Выступившие в судебном заседании адвокаты Роман Качанов и Владимир Капустин и представитель "Правовой основы" Алексей Соколов, сам бывший политзек, в своих выступлениях обращались к закону и здравому смыслу.

Они попытались доказать суду, что действия, которые прокуратура и Минюст рассматривают как политическую деятельность, направленную на изменение политики России, на самом деле таковой не являются. Обжалование в суды действий сотрудников и различных чиновников ФСИН является правозащитной, общественной, но не политической деятельностью. И суды, удовлетворяя жалобы правозащитников, действуют в русле государственной политики.

Если же согласиться с логикой прокуратуры и Минюста, то именно суды влияют на изменение политики Российской Федерации, вынося различные судебные акты. Ведь у самих правозащитников нет таких полномочий! В таком случае суды занимаются антигосударственной деятельностью, а политикой России как государства является поощрение пыток, убийств, унижений человеческого достоинства и содействие коррупции в местах лишения свободы.

Прокурор Цивилева, представители Минюста Ксель и Кудряшова сообщили суду, что, по их мнению, права некоммерческой организации "Правовая основа" не нарушены, сам термин «иностранный агент» никакого негативного смысла не несет, а деятельность по обжалованию в суды является политической. Также политической является деятельность по опубликованию на сайте "Правозащитники Урала" информации о нарушении прав заключенных, так как сам факт публикации такой информации является попыткой формирования общественного мнения.

При этом прокурор Цивилева заявила, что она никак не оценивает деятельность некоммерческой организации, так как позитивная или негативная оценка деятельности "Правовой основы" не имеет отношения к сути рассматриваемого дела.

Суд, посовещавшись всего несколько минут, оставил решение Кировского районного суда без изменения, а апелляционную жалобу некоммерческой организации "Правовая основа" без удовлетворения.

Предвижу комментарии здравомыслящих людей: то, что случилось с Натальей Шариной, - это результат нагнетания в стране истерии, создания атмосферы ненависти и охоты на врагов. В этой атмосфере уверовавшие в собственную безнаказанность опричники совсем распоясались. Система пошла вразнос, и отдельные ее звенья в своем служебном рвении действуют вразнобой, не думая о последствиях.

Стоп, одну минуточку. Когда опричники из СКР издевались над Шариной, дело против нее комментировал сам спикер бастрыкинской ОПГ Маркин. А это значит не только то, что решение об открытии уголовного дела принималось на уровне высшего начальства «русиш гестапо», но и то, что «концепция» этого дела разрабатывалась и согласовывалась там же. Считать, что руководство СКР не просчитывает последствий своих действий, значит недооценивать противника. Точно так же, как и считать, что Бастрыкин не контролирует своих подчиненных.

В СКР точно знали, что дело будет резонансным. Более резонансным, чем дело Светланы Давыдовой. Предполагать, что руководство ведомства могло допустить в этом деле «эксцесс исполнителей», значит держать Бастрыкина совсем уж за идиота. Нет, все действия «исполнителей» носили демонстративный характер и именно на резонанс и были рассчитаны.

Команда Бастрыкина - вполне самостоятельный игрок на российском политическом поле, имеющий свою идеологию, программу, политические цели, стратегию достижения этих целей. Эта команда последовательно выступает за приоритет «интересов государства» по отношению к правам человека, не признает верховенства международно-правовых норм, лоббирует введение новых и новых идеологических запретов, ограничений на критику власти. Фактически это активная и влиятельная часть условной «партии тоталитарной реставрации», причем способная осуществлять эту реставрацию на практике. Прямо сейчас. То, чем занимается СКР последние несколько лет, - это реставрация сталинской машины репрессий. Каждое громкое политическое дело, организованное СКР, - это «ходовые испытания» очередной извлеченной из исторического чулана детали машины террора. Пока на уровне модели. Как бы в миниатюре. Но в результате все детали распакованы, смазаны, проверены и соединены друг с другом. Осталось только запустить машину в целом.

Смысл дела Шариной не только в создании прецедента уже совсем недетских репрессий за «запрещенную литературу». Это еще и демонстрация не регламентированного никакими процессуальными ограничениями насилия над жертвой репрессий. На немедленно возникающие ассоциации с практиковавшимися в 37-м пытками лишением пищи, воды и сна все и было рассчитано. Жертве репрессий (а заодно и всему обществу) показывают: ты лагерная пыль. Ты никто, и с тобой могут сделать все что угодно. И никакие «медицинские показания» тебя не защитят.

«Партия тоталитарной реставрации» прекрасно понимает неэффективность идеологических запретов в современном мире информационных технологий. Поэтому технические ограничения на перекрытие доступа к «идеологически вредной литературе» она обязательно будет стремиться компенсировать запугиванием несогласных. С тем чтобы сломить волю к сопротивлению, к неподчинению идеологическим запретам. Поэтому бастрыкинская охранка обязательно будет не только добиваться дальнейшего ужесточения репрессивного законодательства, но и демонстрировать свою способность осуществлять нерегламентированное насилие в духе 37-го года. Даже если сегодня власти как бы отыграют назад и закроют дело Шариной «за отсутствием умысла на разжигание», эффект запугивания уже достигнут.

Жестокие и не регламентированные правовыми нормами расправы с несогласными будут обязательным элементом политической системы, предполагающей наличие обязательной государственной идеологии, идеологического воспитания и идеологической мобилизации граждан государством (через образование, массовые организации, начиная с детских, контролируемые государством масс-медиа и т.д.). И неважно, называется ли эта обязательная государственная идеология «марксизмом-ленинизмом» или «исторически сложившейся в России системой ценностей», из под которой откровенно торчат уши уваровской триады «православие-самодержавие-народность».

В раннюю перестройку вожди КПСС любили поговорить про «исторически сложившуюся однопартийную систему» и сделанный в 1917 году «социалистический выбор советского народа». Который, естественно, окончателен и обжалованию не подлежит. Так исторически сложилось. Главное здесь то, что этот невесть когда сделанный «исторический выбор» сакрализируется и табуируется. Попытки его пересмотра объявляются предательством. Исторически сложившиеся «наши ценности» противопоставляются «чуждым нам ценностям», влияние которых угрожает нашему «историческому выбору». От чего, естественно, надо защищаться - в том числе и идеологическими запретами. Так вот, подобная система никогда не работала и не будет работать без репрессий.

Поэтому жаловаться Путину на Бастрыкина столь же нелепо, как жаловаться Бастрыкину на его подчиненных. Бессмысленно также спорить с режимом по поводу правильности применения его антиэкстремистского законодательства. Каждый, кто защищал правомерность этого законодательства, рассчитывая на его использование против фашистов и антисемитов, сегодня несет личную моральную ответственность за то, что делают с Натальей Шариной.

Удастся ли остановить тоталитарную реставрацию, в конечном итоге зависит от того, сколько людей готовы будут сказать, что они не признают никаких идеологических запретов на книги и не будут им подчиняться. Что они действительно хотят разрушить исторически сложившуюся в России систему ценностей. Потому что это ценности домостроя, крепостничества, кнута и нагайки. Ценности цепей, колодок и решеток.

Позавчера у меня проводился обыск по делу о Библиотеке украинской литературы. Это старое дело, возбужденное еще в 2010 году, тогда оно формулировалось как "распространение экстремистских материалов в Библиотеке украинской литературы неизвестными лицами". По нему тогда уже проходили обыски, на допросы по спискам абонемента вызывали многих читателей, в том числе и меня. Судя по всему, тогда следствию не удалось соорудить обвинение и подкрепить его доказательной базой. Судебной перспективы у него не было, оно было тихо похоронено, лежало и пылилось. Сейчас его решили возобновить, с большим грохотом провели новые обыски, задержали директора библиотеки - скорее всего ее, к сожалению, арестуют.

Ко мне сейчас пришли как к особо активному лидеру украинской общины. Но в самой библиотеке я бываю редко, никакого влияния на формирование фондов не оказываю, а уж тем более не имею отношения к какому-либо распространению. По делу я прохожу как свидетель, хотя в нашей жизни теоретически возможно все.

Обыск проводило много оперативников, человек восемь. Вместе с ними - "маски-шоу" с автоматами и чулками на голове. Оперативники показали постановление, но не представились. Предполагаю, что они были и из Следственного комитета, и из ФСБ. Протокола изъятия мне не оставили, воспользовавшись тем, что я не знал своих прав. Изъяли много книг, компьютеры и оргтехнику, мои записи. Многие материалы касаются российско-украинских отношений, в которых представлены разные точки зрения, разнообразные "за" и "против". После обыска пригласили поехать с ними в Таганскую межрайонную прокуратуру. Это был не допрос, а примерно двухчасовая беседа о библиотеке и о директоре библиотеки Шариной. Адвоката со мной не было.

Назвать Шарину козлом отпущения язык не поворачивается, но ситуация к этому весьма близка. Она абсолютно аккуратно и законопослушно вела дела. Библиотека хорошо выполняла свою работу, соответствуя своему предназначению, чтила все российские законы. По любому запросу правоохранительных органов сотрудники библиотеки выдали бы им любую информацию. После 2010 года, когда там были первые обыски, сотрудники работали очень аккуратно, как говорится, дули на воду. Поэтому трудно понять, откуда взялись эти претензии. Мне кажется, что обыск в библиотеке и задержание Шариной - формальный повод для более широких действий.

Участие в этом деле муниципального депутата (Дмитрия Захарова. - Ред.) - это формальность. Точно так же, по заявлению какого-то деятеля, в 2012 году было по суду закрыто Общественное объединение украинцев в России, сопредседателем которого я был. Официально - не по политическим причинам, а на организационно-технических основаниях. И так же бегали вокруг заранее осведомленные телевизионщики типа НТВ. (В итоге сейчас я заместитель председателя общественной организации "Украинцы Москвы" - региональной организации, официально и активно работающей на культурно-просветительской ниве.)

Еще в библиотеке работал такой сотрудник Сокуров, которого вполне можно назвать великорусским шовинистлом. Он считает, что украинского народа никогда не было, что украинский язык - это испорченный русский, а сама Украина - выдумка австрийцев. Сокуров всюду публично пропагандирует эти взгляды. По-моему, им-то и могли бы заняться правоохранительные органы, поскольку он явно унижает украинцев по национальному признаку и разжигает к ним ненависть. Работал он там с подачи людей из разных департаментов, таких как Захаров. Потом возник конфликт: Сокуров написал некую книжку под названием "Новая руина", подразумевая под новой руиной Украину. Сокуров хотел эту книгу презентовать, а Шарина этому воспрепятствовала, сказав - вы что, украинцы же встанут на дыбы. Тогда он и стал писать на нее докладные записки...

Сейчас война закончилась, и нужно прилагать усилия, чтобы хоть как-то сближать людей и народы, а делается все с точностью до наоборот.

В занятное время живем. То, что еще недавно казалось абсурдом, быстро становится реальностью. Прямо по Оруэллу. С оттенком «451 градуса по Фаренгейту» Брэдбери. Приставы охотятся не за мной - что несомненно было бы более неприятно, но в то же время более объяснимо, - а за моей книгой «Ударные отряды против Путина». Серьезные здоровые мужики гоняют за ней по всей Москве. Несколько разных бригад. Как будто заняться им больше нечем.

Заезжали к моему соавтору - он по прописке не живет, напугали его мать. Были в издательстве. Ищут-рыщут, охотятся за тиражом, который судом велено уничтожить. В издательстве резонно говорят: тиража нет, давно распродан. Заявились ко мне домой. И не одни приставы, а в компании целой армии спецназовцев-автоматчиков. Я тоже дома не живу, сейчас в отъезде нахожусь. Для начала напугали консьержа - то ли узбека, то ли таджика. Зачем-то грозили ему, что взломают дверь. Уверяли, что еще вернутся. В итоге чуть ли не до полусмерти напугалась пожилая женщина, которая снимает у меня квартиру вместе с дочкой и малолетним внуком.

Задача, поставленная перед цепными церберами системы, представляется мне абсолютно нелепой. Пусть даже разыщут они пару уцелевших экземпляров книги. Но что значат все их усилия в эпоху цифровых технологий? Ровным счетом ничего. Книга преспокойно продолжит существовать в виде файла в виртуальном пространстве. И сможет там расходиться бесконечно, гипотетически куда большим тиражом, чем напечатанный. Я думаю, если бы им и тут поставили задачу найти и уничтожить файл, они бы и ее бросились выполнять. Но это рассуждение уже из области киберфантастики. Впрочем, как я отметил выше, в нашей стране фантастика быстро становится реальностью.

Больше всего во всей этой истории меня занимает реакция людей. Не то что никакой поддержки, но даже минимального сочувствия. Женщина-съемщица, к примеру, сразу же стала требовать, чтобы я немедленно вернулся на родину. И вскрыл шкафы на лоджии. Вдруг я чего-то там незаконное припрятал.

Страх перед властью в лице нагрянувшего спецназа оборачивался и у съемщицы, и у консьержа страхом передо мной. Консьерж спрашивал про меня у съемщицы, а она, в свою очередь, у моей бывшей жены: «Он что, писатель, что ли?» Слово «писатель» в их устах звучало эквивалентно понятию «безумец». Оруэлл уступал место Мишелю Фуко. Ведь прямо по Фуко общество в лице жильцов дома отчуждало от себя безумца. Старалось его извергнуть. «Писатель», то есть безумец, превращался в чужака. Он, то есть я, нарушал покой и привычный миропорядок. И именно поэтому казался обществу опасным, таившим в себе неясную, но вполне осязаемую угрозу.

Фуко пишет о кораблях дураков, на которых в Средневековье бороздили моря и реки изгнанные безумцы. «Плавание сумасшедшего означает его строгую изоляцию и одновременно является наивысшим воплощением его переходного статуса». Переходный статус я бы понимал как пограничное состояние между свободой и несвободой. Ты не можешь стать полностью свободным, поскольку по-прежнему прикован социальными нитями к взрастившей тебя стране. Но ты уже и не несвободен, поскольку - хотя бы формально - находишься за ее границами. Эти корабли существуют вновь. И их становится все больше и больше. На фигуральных «кораблях дураков» бороздят пространство нынешние отъезжающие - по своей и чужой воле, временные или постоянные. Такие же, как я. Определение «безумия» оказывается инверсивным. Ведь если для общества, судя по социологическим опросам, в большинстве своем поддерживающего нынешнюю власть, безумцами являются инакомыслящие, то отъезжающим безумным кажется само общество.

Однако это безумие вовсе не амбивалентно - безумие спаянного единой идеей общества выглядит отвратительно, в то же время безумие индивидуума притягательно, поскольку несет в себе неведомое знание. Тот же Фуко отмечал, что хранителем этого знания, столь недоступного и столь устрашающего, выступает Дурак. Это знание является предвестьем конца нынешнего миропорядка. Нам остается лишь наблюдать, как один за другим корабли дураков отправляются в плавание. Плавание за границы общественного сознания. Внутреннее или внешнее - это неважно. И ждать, что их станет еще больше.

27 октября началось рассмотрение по существу дела о вымышленном следственными органами и эфэсбэшным экспертом Мочаловой экстремизме матери-одиночки Екатерины Вологжениновой. Судебное заседание, прошедшее в Железнодорожном районном суде Екатеринбурга, продолжалось всего около сорока минут. Ни один из свидетелей обвинения в суд не явился.

Судья Иванова решила подвергнуть свидетелей приводу и назначила новое судебное заседание на 10 ноября. В судебном заседании выступила помощник прокурора, государственный обвинитель Бессонова. Она, не мудрствуя лукаво, почти дословно процитировала заключения эксперта Мочаловой. Все эти утверждения о разжигании национальной розни к органам власти и прочая, на мой взгляд, в серьезной обстановке судебного заседания выглядели еще более абсурдно.

Выступивший вслед за государственным обвинителем адвокат Роман Качанов заявил, что ему вообще непонятно предъявленное Вологжениновой обвинение. В частности, он сообщил суду, что критика государственной власти является нормальным явлением в демократическом, цивилизованном государстве, а такой национальности, как органы государственной власти, вообще не существует.

После окончания судебного заседания мы с одной журналисткой решили выяснить, почему не явились свидетели обвинения. Для этого мы приехали в магазин, где работала продавцом-кассиром Екатерина Вологженинова, и поговорили с ее сослуживицей Екатериной Симоновой. Как оказалось, она понятия не имела о том, что обвинение назначило ее своим свидетелем. Никакой повестки для явки в суд она не получала и не подозревала о судебном заседании. Не знаю, что сможет вытянуть обвинение из этого свидетеля, но сама Симонова не считает, что со стороны Вологжениновой было какое-то разжигание ненависти и вражды. Было выражение своего мнения, с которым сама свидетель не во всем согласна.

Других свидетелей обвинения нам найти не удалось, но вполне возможно, что и они не явились в суд просто потому, что даже не подозревают о своем статусе.

Все желающие могут прослушать или скачать интервью со свидетелем обвинения Екатериной Дмитриевной Симоновой:

https://drive.google.com/open?id=0B9L3cAEupWUAR0VzaV9TaUNCelk

И ознакомиться с аудиозаписью судебного заседания от 27 октября 2015 года:

https://drive.google.com/open?id=0B9L3cAEupWUAc2ZNQks5bnNxWW8

Стороны процесса и судья

Выступает гособвинитель

Екатерина Вологженинова в суде.

Фото автора

На митинги против платных парковок в спальных районах Москвы выходят люди, которых раньше нельзя было уличить в политической активности. Но в результате политика пришла к ним в дом: решение о платных парковках, не имевшее разумных оснований, было политическим. В мэрии все-таки работают не дураки. Было понятно, что приход платных парковок туда, где и так дефицит парковочных мест, где живут небогатые люди и есть большие проблемы с инфраструктурой, вызовет у людей раздражение. Социальное напряжение явно прогнозировалось, и политическое решение было принято сознательно.

При этом при организации платных парковок подменяется сама цель реформы. Если бы целью действительно было наведение порядка на улицах, мы бы это только приветствовали. Но наведение порядка подменили понятием "платные парковки". Возникает вопрос - почему связывается теплое с мягким? Одно дело соблюдение правил дорожного движения (и даже правил приличия), а другое - сбор денег. Да, многие получили возможность зарабатывать на эвакуации, на самих парковках, приносящих миллиарды рублей. Но в итоге главная цель - не наведение порядка, а коммерциализация автомобильного движения в городе.

По числу автомобилей Москва сопоставима с Лондоном, но в Лондоне на каждую машину приходится в четыре раза больше дорожного полотна. Однако строить улицы и дороги в Москве слишком хлопотно для чиновников. Похоже, власти решили сократить количество личных автомобилей в Москве чуть ли не в два раза, сделав слишком дорогим содержание машины для рядового москвича.

У наших митингов два основных требования - отставка заместителя мэра по транспорту Максима Ликсутова и отмена решения о расширении зоны платных парковок в спальные районы. Эти требования объединяют всех участников движения.

В итоге даже "непротестные" жители стали приходить на митинги. Но в то же время мы видим низкую солидарность: жители не приезжают на митинг в другие районы, демонстрируя атомизацию общества. Официальная пресса и власти реагируют сдержанно, подчеркивая низкую посещаемость, хотя для спального района пятьсот человек - это довольно много. Опираясь на небольшую, по их мнению, посещаемость митингов, чиновники делают вывод, что всех остальных жителей ситуация устраивает. Они даже объявили, что до конца года вновь расширят зону платных стоянок.

Зато при организации митингов нет проблем с властями: они и сами хотели бы взглянуть на протестный потенциал своих решений. Увидев, сколько людей приходит на митинги, они совсем расслабились.

Кроме того, для организации больших митингов у нас не хватает ресурсов для агитации и распространения информации. Все делается кустарным способом. Посторонних ресурсов мы не привлекаем, и по сути у нас нет вообще ничего кроме собственных средств, энергии и свободного времени.

При этом наше движение абсолютно не замечается известными оппозиционными активистами. Возможно, в случае с Навальным это объясняется тем, что в своей предвыборной кампании он прямо выступал за платные парковки. В итоге им несподручно сейчас выступать против. Дискуссий нет: они нас просто игнорируют.

В то же время мы имеем случай, когда люди разных идеологий объединились вокруг конкретной проблемы и партийная принадлежность перестает играть роль: мы сотрудничаем с общественным движением автомобилистов Москвы, которое выступает против платных парковок в целом. Есть активные группы местных жителей. Есть муниципальные депутаты - как независимые, так и от партий "Справедливая Россия", КПРФ, ЛДПР.

Параллельно мы пытаемся повлиять через суд. Завтра у адвоката Евгения Именитова апелляция в Верховном суде: предыдущие инстанции отвергли иск с самыми смешными формулировками. В иске же постановление правительства Москвы оспаривается на трех основаниях: сборы за парковку дублируют транспортный налог; действующие акты не соответствуют федеральному законодательству; кроме того, парковочные места должны быть отдельным элементом дороги. Нельзя делать платной обочину.

Заседание не раз откладывалось, но завтра будет финальная стадия. Мы не очень рассчитываем на решение в нашу пользу. Это тоже политический вопрос: мы видим, что Путин оценил деятельность Собянина как "хорошую", и вряд ли суд признает решение мэра незаконным. Хотя надежда на частичное признание незаконности платных парковок есть, и возможна коррекция законодательства.

Если жители Москвы не окажут сопротивления, Собянин с Ликсутовым зачистят город от машин так, что автомобилизация времен СССР покажется буйством роскоши. Поверьте, они смогут. Им вообще наплевать на вас, не ждите от них человеколюбия. Любой человек, который попал во власть, либо абсолютный циник, либо очень хорошо шифруется. И единственное, что может их реально остановить, - это общественный протест.

В Петербурге случилось ужасное. Маленький Умарали Назаров был разлучен с родителями, задержанными дома при облаве на мигрантов, и умер в больнице.

Разлучать его с родителями не имели никакого права. Если кого-либо помещают в закрытое учреждение, то обязаны помещать родителей вместе с детьми. Если у вас для родителей нет специального места, то и в этом случае нет оснований отбирать ребенка у родителей. По правилам, даже если родители уже приговорены к депортации, они должны помещаться в специальное учреждение временного содержания иностранных граждан (так называемый СУВСИГ) вместе с детьми. Достаточно открыть постановление правительства о СУВСИГах, где четко сказано, что семья должна содержаться вместе с ребенком. А если вы родителей не сажаете под стражу, то тем более не можете разлучать его с матерью.

Мне известны подобные случаи, когда забирали детей, например на улице. Видимо, выполнялся какой-то план по "заботе о детях". Девочка четырнадцати лет пошла в булочную, и "Гражданскому содействию" пришлось ее вытаскивать. Она была гражданка России, чеченская девочка, но мать была без регистрации, и ей не отдавали ребенка. Был случай, когда мать была в больнице и бабушка хотела взять ребенка, а ей долго не отдавали, собираясь отправить в закрытое учреждение.

Могут быть случаи, когда это правильно. Например, отец избивал детей - мы сами тогда обратились в органы опеки, и детей отправили к матери. Отец просил здесь убежища (причем политического), а с детьми обращался очень жестоко, и они от него убежали. То есть бывают случаи, когда это правильно, но в данном случае, конечно, никаких оснований забирать ребенка у родителей не было. Совершенно непонятно, для чего это было сделано.

Конечно, сейчас они будут говорить, что с ребенком не так обращались, или будут придумывать, что нашли его на улице. Могу только себе представить, как они будут оправдываться: никакого другого основания быть не может, и родителям попытаются инкриминировать плохое обращение с ребенком.

Обычно к таким ситуациям приводит то, что в советское время называлось кампанейщиной. То у нас ловят террористов - и тогда террористом может стать любой человек с Кавказа. То ловят наркоманов - и тогда приходят на дискотеку и совсем невинных детей провоцируют. Подходит наркоман: "Меня ломает, мне уже не продают, купи мне одну дозу". Подросток покупает ему дозу и становится наркодилером. И так на одной и той же дискотеке один и тот же наркоман тридцать четырех человек превратил в наркодилеров только за то, чтобы его самого не трогали. А в углу сидит человек и торгует, и никто как будто этого не замечает. То у нас борьба с педофилией, когда отца собственных детей пытаются сделать педофилом.

...Еще можно было бы понять, если бы Назаровых задержали и приговорили к содержанию в закрытом месте. Но родители-то Умарали остались на свободе, хотя и приговорены к выдворению по статье 18.8 КоАП. Кстати, это жуткая статья. По ней могут выдворить любого, разлучив с семьей, с женой, - это никого не волнует. После чего человек три года не может вернуться в Россию, и его еще забывают "вынуть" из базы. Мне постоянно пишут: прошло уже три года, а я к жене и детям въехать все равно не могу.

То, что рассказывает эта несчастная женщина - как к ней с шумом-гамом ввалились несколько человек и что дальше произошло, - не вписывается ни в какие рамки. На данном этапе "Гражданское содействие" может только предложить им нашего адвоката, и мы это уже сделали.

"Десятка"

Борис Стомахин отбывает третий срок в ФКУ ИК-10 Пермского края - в просторечии "Десятка". Как историк по первому образованию, не могла не прочитать об истории колонии. Вот кратко то, что я узнала.

ИК № 10 ведет начало от страшного сталинского Понышлага, который был создан для строительства Понышской ГЭС на реке Чусовой. Здесь, в поселке Всесвятский, рядом с железнодорожной станцией, в 1942-1948 годах находился один из пяти лагпунктов вместе с конторой Понышского ИТЛ. Поселок застроен старыми сталинскими двухэтажками, в которых до сих пор живут семьи сотрудников колонии. Первые заключенные лагеря строили Понышскую гидроэлектростанцию, которая должна была стать частью грандиозного каскада ГЭС на реке Чусовой, связав ее с великими сибирскими реками. В 1946 - 1952 годах это был специализированный лагерь для политических, численность которых доходила до 4600 человек.

После почти двадцатилетнего перерыва, во время которого здесь держали уголовных преступников, в 1972-1991 годах зона снова стала "политической". В это время здесь сидели Натан Щаранский, Глеб Якунин и пермский скульптор Рудольф Веденеев. Поблизости от этой колонии, около поселка Центральный, находится колония строгого режима, известная всему миру как "Пермь-35". Среди заключенных там были Буковский, Ковалев, Марченко, Мейланов, Сендеров, Смирнов, Пореш и многие другие.

"Десятка" - это самая большая мужская колония строгого режима в Пермском крае. Здесь отбывают наказание около 2300 осужденных, и единственный сейчас среди них политический - Борис Стомахин.

На дальней станции

Я впервые была в Пермском крае. Первым впечатлением была станция Всесвятская, которую и станцией-то трудно назвать - скорее полустанок. В сравнении с ней Потьма и Зубова Поляна в Мордовии - оплоты цивилизации. Первым, кто меня встретил, была кошка - пушистая, белая с пестрыми пятнышками.

Схожу с поезда, ночь, кругом снег, лес, стук удаляющихся колес, огонек в окошке дежурного станции, лай собак вдалеке, вдали - огни поселка, и эта кошка ластится к ногам. Проводила она меня до дежурной, которая и пояснила, как добраться до "гостиницы". Гостиница напоминает общежитие коридорного типа советских времен: общая кухня, общий туалет, общая умывалка. Живут в ней как сотрудники колонии, так и те, кто приезжает на свидания к осужденным или, как я, в командировку. Просто, бедно, но чисто.

Жизнь поселка подчинена ритму жизни в колонии: почти все местные жители работают здесь. Поскольку колония - одна из самых крупных не только в Пермском крае, но и в России, сюда приезжают на службу сотрудники из Чусовой, Скального, Пашии, Горнозаводского, утром и вечером курсируют дежурные автобусы. В поселке есть почта, два маленьких продуктовых магазина и один вещевой. Это самые публичные места в поселке, где местные дамы обсуждают новости, начиная от глобальных мировых и заканчивая семейными. Никому и ни во что не верят, надеются только на себя. Я была свидетелем разговоров, когда оформляла Стомахину подписку на "Новую газету". Он единственный в колонии подписчик этой газеты, и благодаря ему о "Новой" знают и читают ее как сотрудники колонии, так и "спецконтингент" - печатное слово идет в массы.

Мобильная связь работает плохо, дозвониться куда-либо из помещения очень непросто.

В клетке

Мое появление в колонии удивило администрацию и вызвало определенное напряжение. Все документы на допуск к Стомахину оформлял лично начальник отряда СУС (строгие условия содержания) и сопровождал меня он же.

Досматривали меня тщательнее, чем в "Лефортово". До нижнего белья раздеться не просили, но верхнюю одежду и обувь заставили снять. Проверили все швы и карманы. Гаджеты и телефоны, естественно, пришлось тоже сдать. Не дали пронести к Стомахину и его книгу, изданную в Германии, - "Избранные письма" с фотографией на обложке. Без комментариев: не положено, и все тут.

Здание СУС довольно большое. В комнате свиданий есть железная клетка, куда и поместили Бориса для встречи со мной. Хотя после московского СИЗО он похудел и осунулся, но заполнил собой всю клетку и с трудом умещался на стуле. В таком положении он общался со мной в течение четырех часов. Борис не только похудел, но изменился внешне - у него сбрита борода, и он острижен наголо. К его новой внешности пришлось привыкать.

Сам Борис называет себя в колонии трижды "крещеным" или "три в одном". На сленге местных заключенных "крещением" называют процедуру взысканий - помещение в СУС, ПКТ (помещение камерного типа), ШИЗО (штрафной изолятор). Борис прибыл 28 августа, а уже 1 сентября был помещен в СУС на год без каких-либо объяснений. До 8 октября был в камере СУСа, с его слов численностью примерно 60-70 человек. Было очень тесно: ни вещи сложить - нет тумбочки, ни присесть. Со специфическим контингентом и не пообщаешься - все это вместе превращает камеру в пытку.

9 октября, игнорируя необходимую процедуру, перевели в ПКТ. Устно объявили, что он нарушил правила внутреннего распорядка: не застегнута одежда (в колонии не нашлось одежды по его размеру), а также не заправлено по форме спальное место (как и у каждого второго в СУСе). 19 октября из ПКТ он был вызван на комиссию, где ему объявили, что помещают в ШИЗО сроком на 14 суток, поскольку он вновь нарушил ПВР: не прикрепил нагрудный знак к форменной одежде и не сделал доклад сотрудникам при его посещении как дежурный по камере. Так за три месяца пребывания в колонии Стомахин оказался трижды крещеным.

Правила

Чтобы было понятно, куда попал Стомахин, перечислю особенности условий содержания в ШИЗО, ПКТ, ЕПКТ, одиночных камерах.

Запрещены личные вещи и продукты питания. Можно взять только полотенце и средства гигиены, а также выписанные заключенным газеты и журналы. В ШИЗО можно пользоваться библиотекой.

Письменные и почтовые принадлежности выдаются только на время написания писем. Продукты сдаются на склад, а если портятся, то по акту уничтожаются.

Курение в ШИЗО запрещено.

Постельные принадлежности выдают только на время сна. При выходе на улицу выдается одежда по сезону.

Телефонный звонок разрешается только при исключительных личных обстоятельствах (смерть или тяжелая болезнь близкого родственника, угрожающая жизни больного; стихийное бедствие, от которого сильно пострадали родственники, и др.).

Посылки выдаются после отбытия ШИЗО. Администрация обеспечивает их сохранность, но при естественной порче ответственности не несет. В этом случае выдача производится под контролем медицинского работника.

Если осужденный отбывает наказание в исправительной колонии строгого режима в обычных условиях, то ему разрешены 3 краткосрочных и 3 длительных свидания в год; в облегченных условиях - 4 краткосрочных и 4 длительных свидания; в строгих условиях - 2 краткосрочных и 1 длительное свидание.

Осужденным, водворенным в дисциплинарный изолятор, запрещаются длительные свидания.

У Бориса Стомахина больной позвоночник, и для него строгие условия содержания в колонии являются пыткой.

Пишите письма

Конечно, в течение четырех часов мы обсуждали не только взыскания. Я поинтересовалась разнообразием и качеством пищи в колонии, хотя все было понятно и по внешнему виду. Кормят в колонии плохо, в основном каши, без разнообразия. Несколько недель, к примеру, сечка, затем несколько недель пшенка. Иногда каша пахнет тушенкой. Хлеб чаще всего ржаной и кислый. Осеннее лакомство - свежая картошка. В магазине в основном консервы, а открывалки в колонии запрещены.

Самой большой радостью для Бориса являются письма от друзей и близких и, безусловно, чтение новостей из "Новой газеты". Искренне благодарит всех, кто ему пишет письма. Ждет их с нетерпением и шлет всем привет.

Адрес для почтовой корреспонденции: ФКУ ИК-10 ГУФСИН России по Пермскому краю: 618232, Пермский край, город Чусовой, поселок Всесвятский

Спешу сообщить посетителям портала «Грани», прочитавшим в свое время частично или полностью мою повесть-феерию «Вторжение», опубликованную в эмигрантских журналах «Литературный европеец» и «Мосты» (Франкфурт-на-Майне), в сборнике «Кокосовые шарики» и отдельной книгой в издательстве Сергея Юрьенена Franc-tireur в Нью-Йорке, - эта вещь доступна теперь и как аудиокнига здесь:

Известный омский правозащитник, журналист, блогер, гуманист, художник, социальный исследователь, координатор Международного комитета защиты Бориса Стомахина и прочая и прочая… короче, универсальный мастер ВИКТОР КОРБ взял на себя нелегкий труд прочитать мою повесть своим бархатным баритоном. И справился со своей задачей мастерски. Мой текст засиял… засверкал… получил новое, звучное, рельефное аудио-тело.

Запись, сделанная на МИЛИССА-СТУДИИ ОМСК, длинная, на два с половиной часа. Можете слушать ее в дороге, лежа в московской ванной или в гамаке на прекрасных Гавайях, во время приготовления роскошного обеда для всей семьи или во время марафонского бега.

Для тех, кто не читал повесть «Вторжение», привожу тут краткое содержание и послесловие к ней, написанное в декабре 2014 года.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ

После ограниченной атомной бомбардировки Украины российские войска вторгаются в Германию.
Главный герой, берлинец, эмигрант - свидетель вторжения.
Двое солдат арестовывают его и заставляют...
После чего его увозят в Москву...
Там он неожиданно для самого себя делает престранное открытие...
Оказывается, гротескный мир, в который он попал, - это чье-то представление, и он сам - не более чем чья-то фантазия...

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Эта повесть написана во второй половине августа 2014. В то время мне казалось, что Украина сможет защитить себя от российской агрессии и выкинуть путинцев из Крыма и Донбасса. Мне было интересно, что будет дальше - с Украиной, Россией, Европой и главное - с моим лирическим героем...

Я был уверен, что Путин, после того как его с позором выкинут из Крыма, применит против Украины ядерное оружие. А потом потопит сдавшуюся Украину в крови и бросится в ярости на Европу... оккупирует в том числе и Германию... уничтожит Японию.

Жизнь показала, что война за независимость Украины не закончится так быстро... непонятно вообще, закончится ли когда-либо... потому что у мужественного народа Украины нет сил и возможностей одному защитить себя, а западный мир, очистив свою политическую совесть смехотворными «санкциями», подобострастно склонился перед злобным кремлевским карликом...

Антиутопия, как известно, пишется для того, чтобы сценарий не осуществился. Описанный мной сценарий действительно не осуществился, что само по себе не так уж плохо. Надеюсь, неисповедимый закон самоуничтожения зла сработает, большая война так и не начнется и жизнь в ближайшие годы расставит все на свои места. Путинские агрессоры получат то, что заслужили, а Украина станет процветающим европейским государством назло российскому пропутинскому быдляку. Пока же до этого далеко.

Дочитавшие повесть до конца знают, что «политика», «война», «вторжение» на самом деле не являются главным предметом рассказа, они нужны мне как декорации, в которых происходят странные «приключения» моего героя, выдавливаемого жестокой властью зла все дальше из реальности в воображаемые миры.

Мы, эмигранты, сидим уже несколько месяцев в интернетном амфитеатре и молча смотрим на бойню, которую устроила наша бывшая Родина на юго-востоке Украины. Главное наше чувство - гнев на государственную ложь России, на ее послушный Путину народ, готовый к любой санкционированной государством агрессии, готовый убивать и пытать невинных людей, на ее бэтээры, танки, грады, буки...

Гнев бессилия убивает. Вторгшийся в Украину Путин убивает не только ее борцов за свободу и попавших под обстрелы обывателей, но и нас, симпатизантов новой Украины. Путин убивает правду. Этого нельзя допустить.

Мой лирический герой получает сублимированную из нашего гнева способность менять реальность. Но как он ей пользуется? Выращивает флоксы в московском автобусе и превращает мавзолей в часы с кукушкой... И только когда он понимает, что лишен настоящего бытия, что он всего лишь «ончепир»... начинает действовать и уничтожает Россию. Но, увы... не настоящую, а существующую только в его сознании...

Закон о применении в системе ФСИН физической силы, давно уже поименованный общественностью "законом садистов", принят уже Госдумой в первом чтении.

На этом фоне в стране идут уголовные процессы, в которых преследованию подвергаются заключенные, осмелившиеся пожаловаться на произвол администрации, на истязания и жестокие побои. В Мордовии заключенный Решетов пожаловался в Следственный комитет на сотрудников колонии, жестоко его избивших, однако вскоре получил отказ в возбуждении уголовного дела по своей жалобе и... возбуждение уголовного дела против него самого. В минувшем июле районный Зубово-Полянский суд приговорил Решетова к заключению за "заведомо ложный донос".

В Оренбурге аналогичному уголовному преследованию подвергся заключенный Селиверстов.

В Саратове идет процесс по обвинению заключенного Сергея Хмелева в заведомо ложном доносе на сотрудников колонии ИК-17 города Пугачева. 15 октября дали показания заключенные, назначенные свидетелями обвинения. Их роль была - рассказать, каким комфортным санаторием является ИК-17, да случился прокол: один из них, Вячеслав Ефимов, рассказал, какой чудовищный произвол творится в колонии, как часты случаи жестоких избиений.

"Хоть убьют, но врать я не буду, буду говорить правду", - сказал заключенный Ефимов.

На заседании 21 октября судье Богдановой было подано заявление, в котором Вячеслав Ефимов попросил суд принять меры для его защиты как свидетеля и исключить его этапирование обратно в ИК-17 города Пугачева. "Я дал показания, подтверждающие правоту сведений, изложенных Хмелевым, и изобличающие противозаконные действия сотрудников администрации ИК-17. В мой адрес поступают угрозы... У меня есть все основания полагать, что после возвращения для отбытия наказания в ИК-17, в отношении которой очень часто делаются разоблачения относительно репрессивной и беззаконной атмосферы в этом учреждении УИС, над моим здоровьем и даже жизнью нависнет самая непосредственная угроза, включая принуждение к отказу от данных мною ранее правдивых показаний", - пишет в заявлении в адрес судьи Вячеслав Ефимов.

Судья Богданова, поинтересовавшись мнением прокурора и "потерпевших", отказала Ефимову в защите: исключить этапирование – это не в ее компетенции, а для защиты Ефимова как свидетеля нет, как сказал прокурор, никаких оснований...

Подсудимый. Фото автора

Я присутствовала на этом заседании Кировского суда Саратова не только в качестве наблюдателя. Сергей Хмелев попросил меня быть его защитником наряду с адвокатом, о чем и заявил ходатайство. Однако судья Богданова слово в слово повторила мнение прокурора: у Хмелева уже имеются два адвоката, и в дополнительных защитниках он не нуждается.

Жутковато наблюдать процесс, на котором против абсолютно бесправного, истощенного, как с картинки из Освенцима, заключенного активно работают и прокурор, и судья, и "потерпевшие", все до единого отличающиеся крупными и плотными габаритами и непроницаемыми лицами.

"Потерпевшие". Фото автора

"У меня в СИЗО отняли все бумаги, заявления, записи, которые я готовил к суду", - говорит заключенный.

Судья Богданова отвечает, что это вне ее компетенции.

Все дальнейшие ходатайства Хмелева и его защиты были на этом заседании судом отклонены. Ходатайства же прокурора удовлетворялись без выслушивания мнения защиты, что является грубейшим нарушением процессуальных норм. Этим возмутилась адвокат Маргарита Ростошинская, заявив отвод судье и затем прокурору, на что, конечно же, получила отказ.

На заседании 21 сентября были опрошены два свидетеля, оба врачи системы ФСИН: терапевт колонии ИК-17 Дубинкина и врач областной тюремной больницы Саратова ОТБ-1 Деветяриков. (В ОТБ-1 Хмелев был доставлен в конце января 2015 года с травмами после избиения: переломом носа и трех ребер со смещением и повреждением левого легкого, пневмотораксом, а также разрывом кишечника и подозрением на разрыв селезенки.) Стыдно было наблюдать, как путались в показаниях эти врачи, отвечая на вопросы защиты. Хмелева оба они "не знали, не помнили".

"Вы боитесь потерять свое место? - как-то тихо, по-человечески мягко спросил Сергей Хмелев врача Девятерикова. - Вы действительно не помните мои переломанные ребра? Вы же сами помогали мне их стягивать простыней..."

"Вопрос задан не по форме", - перебивает Хмелева судья.

Следующее заседание по делу Хмелева состоится в Кировском районом суде Саратова 29 октября.

Система ФСИН, наследница сталинского ГУЛАГа, давно уже стала рассадником садизма и безнаказанности силовиков, призванных быть защитниками правопорядка. Общество может получить еще более жестокий ГУЛАГ, не знающий пределов беззакония и произвола, если не обеспокоится, наконец, этой ситуацией, если не обратит более пристальное внимание и на "закон садистов", принимаемый Госдумой, и на процессы, подобные делу Сергея Хмелева.

В минувшую среду Татарский общественный центр планировал провести встречу актива Закамского региона с писателем Айдаром Халимом, который должен был представить свою новую книгу. В Елабугу приехали руководители национальных и общественных организаций из Набережных Челнов, Казани и Нижнекамска. Сразу после начала собрания в помещение ТОЦ ворвались сотрудники полиции и некие люди в штатском и стали требовать документы у присутствующих. Полицейские объяснили свое вторжение звонком в дежурную часть: якобы помещение Елабужского отделения ВТОЦ вскрыто незаконно. Всех присутствующих стали выгонять на улицу.

Активисты решили всем вместе идти в администрацию города, которая находится неподалеку. Как только люди стали выходить из штаб-квартиры, полицейские их хватали, насильно укладывали на землю, и применяя грубую силу, заталкивали в служебную "Газель". Большой группе собравшихся, крепко взявшись за руки, удалось вырваться и добраться до здания администрации. Остались только люди в возрасте 60-80 лет, их отвезли в отделение полиции. Среди них были писатель Айдар Халим, председатель Елабужского ТОЦ Рафик Махмутов, председатель Совета старейшин Татарстана Раиф Галиев, писатель Фирдавес Хузин, корреспондент радио "Азатлык" Гафиулла Газиз и другие. Журналисты, которые пришли на собрание, пытались снять творившееся на свои камеры, но им этого сделать не дали. У Гафиуллы Газиза повредили видеокамеру и разбили фотоаппарат. Уже в отделении из поврежденной аппаратуры изъяли карты памяти и стерли всю информацию.

Встреча актива до вторжения полиции.

Тем временем в здании администрации активисты Татарского центра безуспешно пытались встретиться с руководством города. Полиция требовала покинуть помещение администрации в обмен на освобождение захваченных руководителей, которых использовали как заложников. Через два часа противостояния активисты вышли из здания. Но и они были схвачены и доставлены в отдел полиции. Никаких обвинений никому не предъявляли, протоколов не составляли, но всех незаконно задержанных, как отъявленных преступников, фотографировали и снимали у них отпечатки пальцев. Задержанных отпустили только к десяти вечера.

ВТОЦ расценивает незаконные действия силовых структур как продолжение политики запугивания властями России руководителей и активистов национальных движений. Какой-либо логики, а тем более соблюдения законности в их действиях, мы не видим уже давно. Мы столкнулись с тотальным запретом любых акций, проводимых оппозицией. Мы не получаем разрешения ни на митинги, ни на шествия и даже пикеты. По любому поводу возбуждаются уголовные и административные дела.

Месяц назад закончился условный срок председателя Милли Меджлиса татарского народа Фаузии Байрамовой, две недели назад возбудили уголовное дело против писателя Айдара Халима за его выступление на митинге "Дня Памяти". Его под конвоем доставили на допрос в Казань, и в тот же день освободили по амнистии. 15 сентября за поддержку Украины и крымских татар осужден на 3 года председатель набережночелнинского отделения ВТОЦ Рафис Кашапов. Административным делам и присужденным штрафам мы потеряли счет.

Ежегодный День аамяти, посвященный воинам-шахидам, павшим при захвате Казанского ханства, в этом году проводился 11 октября. Рано утром из Нижнекамска, Набережных Челнов и Елабуги должны были выехать активисты ВТОЦ. Заказанный автобус и машины не смогли выехать из своих городов. Их останавливали сотрудники полиции и некие люди в штатском, устраивали обыски людей и транспортных средств. Людей под надуманными предлогами доставляли в отделы полиции и удерживали "законные" три часа.

Все последние события показывают, что путинский режим тупо наращивает репрессии в отношении оппозиционеров и инакомыслящих, которые не приемлют войну, бесконечное вранье, антинародную и аморальную сущность власти. Мы все воочию видим как в силовых структурах и в судебных органах возобладают и утверждаются незаконные методы работы. Приходиться повторять банальную истину, что история никогда, никого и ничему не учит. Власти все делают своими руками, чтобы дестабилизировать не только экономическую, но и политическую ситуацию, как внутри страны, так и за ее пределами. Никому не стоит забывать, что войны, вкупе с экономическим коллапсом - это путь к распаду страны.

Один из немногих сохранившихся видеокадров: момент вторжения полиции в помещение ТОЦ:

Процесс по делу "уголовника" Владимира Ионова продолжается - и остается таким же позорищем. Сегодня, например, выяснилось, что это адвокат Ольга Чавдар политизирует дело. Ей даже вынесли замечание за то, что задает свидетелям такие вопросы, которые переводят процесс в политическое русло. Без ее вопросов "суд" за мирное публичное выражение политической позиции был бы совсем не политическим.

Как сказала на одном из заседаний помощник прокурора Воеводина: "Подсудимому вменяется не то, что он выразил мысль и слово, а то, что он нарушил установленный порядок выражения мысли и слова".

Один за другим приходят менты, задерживавшие или наблюдавшие задержания Ионова. "Ваш гражданский долг рассказать всю правду", - говорит им ведущий процесс Леонид Гарбар. Но они почему-то все равно врут. Достаточно немного посидеть на судах, чтобы отчетливо видеть, в каком месте свидетель отчитывает вызубренную фразу, а где теряется и сочиняет от себя. Или даже бывает, что дозированно говорит правду.

Например, все поголовно утверждают, что они задерживали самых активных. Мантру эту они произносят, а затем наступает момент, когда нужно объяснить, что такое "самый активный". По одной из версий, это те, кто кричал громче других. Или вот такое еще было. "В чем заключалась активность Ионова?" - "В чем заключается активность человека? Он активен, подвижен. Почему я должен в третий раз объяснять?".

Сразу несколько ментов дали показания по ключевому эпизоду - поздравлению Надежды Савченко с днем рождения 11 мая у стен "Матросской Тишины". Полицейский водитель Александр Артюхов описал такую картину: "Там были какие-то плакаты, флаг другого государства, Ионов был задержан как активный участник. Там были женщины, мужчины, кричали лозунги, пели песни на иностранном языке. Мы задержали особо активных, кто-то разбежался. Женщины - они бегливые, смелые". Ионов, рассказал уверенно Артюхов, повязал на плечи флаг, флаг был трехцветный украинский.

Главное, настаивал Артюхов, у Ионова был плакат. Политического содержания. Он не помнит, что было написано на плакате. Но точно был. Подсудимый крайне редко задает вопросы, на этот раз он спросил свидетеля:
- Плакат-то на каком языке был?.
- Плакат был на русском.

Другой свидетель Сергей Юрчук хорошо помнил, как Ионов кричал: "Люди с народом, мусора с Путиным!" ("полиция с народом", конечно, пояснил нам потом Ионов). Он пояснил: "Владимир Владимирович представляет действующую власть, когда кричат "Мусора с Путиным", мне кажется, это протест против власти". И вот тоже: плакат у Ионова точно был, но какой - не помнит.
- У меня отбирался плакат? - спросил подсудимый.
- По-моему, вы его просто бросили.
- Бросил... - не то вопросительно, не то озадаченно повторил Ионов.
Позже я спросила его: "Что за плакат-то был? Я уже заинтригована".
"Да не было у меня в тот день никакого плаката", - только и всплеснул руками Ионов, и не доверять ему оснований нет: не для того он эти свои плакаты пишет, чтобы просто так от них отказываться, не для того отверг амнистию...

- И последний вопрос: вам не стыдно было меня задерживать?
- Снимается вопрос! - реагирует Леонид Гарбар.
- Нет, - все равно отвечает свидетель Юрчук.

Кстати, по тем эпизодам, где плакаты и в самом деле были (хотя и, разумеется, не образовывали состав преступления), свидетели их обычно четко помнят. Например, свидетель Тарас Евницкий внятно перечислил, что 10 января у Ионова были плакаты: "Меняю Путина на евро", "Свободу Надежде Савченко" и еще что-то на иностранном, в котором он не силен (Je suis Charlie, надо полагать). У него было свое определение самых активных: "Призывали их поддержать. Говорили что-то там: поддерживайте нас. Непосредственно Ионов призывал".

Полицейский водитель ОВД "Китай-город" Александр Шалкеев прекрасно помнил сентябрьский плакат Ионова: "Путин есть, ума не надо". Еще он помнит, что рядом с Ионовым будто бы стоял другой демонстрант, который делал пикет не одиночным. Когда полицейские решили это публичное мероприятие, проводимое аж двумя людьми, пресечь, второй человек убежал и поймать его никто не смог. Как он выглядел, Шалкеев не помнит. Кажется, это был мужчина, но точно свидетель не помнит. Но был, и поэтому Ионова пришлось задержать. Такой же фантом посетил и его напарника свидетеля Никонова: был второй демонстрант, точно был, но весь ушел.

Ионову, кажется, неинтересно спрашивать этих людей об обстоятельствах дела, поэтому он задает Шалкееву вопрос: "Вот вы прочитали "Путин есть, ума не надо" - и что вы об этом подумали?". Вопрос снимается, а ведь это чуть ли не главное в показательном антиконституционном деле!

Обстоятельства того эпизода действительно не важны, потому что он вообще исключен из обвинения. А свидетели были вызваны, видимо, от тупости бюрократической машины.

Ключевым эпизодом остается задержание у "Матроски", именно на нем базируется уголовное обвинение. Сегодняшний свидетель Дмитрий Демидов обстоятельства задержания Ионова не помнил, а помнил только, что тот кричал и в автобусе, и в ОВД. Поскольку правильные вопросы все равно снимаются, Ионов стал задавать их в неофициальной обстановке, в очереди к секретарю:
- Вы начальника любите?
- Я люблю жену и ребенка, - отбрил подсудимого Демидов.

Итак, доказательства по эпизоду у "Матроски" - это главное в деле Ионова. Каков бы ни был антураж всей этой плакатной мозаики, если доказательства по 11 мая некачественны (например, плаката у Ионова не было, а свидетели наврали), то и дело следует выкинуть на помойку.

Олег Безниско, защищавший Ионова по административному делу, поделился с нами фото и видео того задержания.

На всех видеозаписях пикетов 11 мая у Ионова нет ни плаката, ни флага на плечах.

Что за люди? Дали им статью, чтобы политические дела шить запросто, без расследований, так они и здесь нормально не могут... Уж один-то эпизод можно нарисовать красиво.

Сегодня на суде над Иваном Непомнящих, последним (пока) из судимых "болотников", последний реально важный свидетель обвинения окончательно рассыпал дело.

Обвинение строилось на нескольких взаимосвязанных постулатах:

Иван был задержан 6 мая на Болотной.

Причина - "мешал задержанию других граждан".

В ответ на это двое полицейских 2-го оперполка задержали его.

Есть повторное нарушение Иваном закона - сопротивляясь своему задержанию, он бил полицейских руками по рукам и зонтиком - по шлемам. Тем самым заработав себе ч.1 ст.318 ("насилие в отношении представителя власти").

А все его поступки вместе доказывают, что он участвовал в массовых беспорядках (ч.2 ст.212).

Полицейские оперполка спустя два с половиной года после событий были признаны потерпевшими от Ивана. Во время следствия они сперва ничего не помнили, но когда следователь показал им видео эпизода, сразу вспомнили все - и за что задерживали Ивана, и как он их побил, и "физическую боль" от его ударов. На суде описать, как он "мешал задержаниям" ни один из них не смог. Про удары тоже невнятно вышло. Один из них пытался указать на имеющейся у суда видеозаписи мифический удар зонтиком, тыча пальцем в пустое место. Подробный пересказ их допроса стоит почитать отдельно - как литературное произведение. Это гораздо убедительнее, чем любые мои теоретизирования.

Сегодня пришел третий свидетель - Алексей Климов, бывший тогда старшим инспектором отдела информации и документирования. На деле, как пояснил Климов, это значит, что они с оператором в гражданской одежде присутствуют на массовых мероприятиях и снимают, если происходят какие-то нарушения. В протоколе допроса Климова на следствии сказано, что тот находился рядом и хорошо видел все - и как Иван "мешал и провоцировал", и как, куда и кому Иван наносил удары руками и зонтиком. Что ему показывали видео - не сказано, а значит - все видел и помнит сам.

Сегодня в суде Климов:

1. Отказался от своих показаний, что Иван перед задержанием "провоцировал и мешал".
2. Сказал, что при задержании Иван "отмахивался".
3. Сказал, что Иван "делал движения руками, похожие на то, как действуют в дворовой драке, когда хотят кого-то ударить".
4. Признал, что перед дачей показаний на следствии следователь показывал ему видеозаписи.

Таким образом:

1. Никто из свидетелей не помнит (или не знает), за что Ивана стали задерживать и что он делал до задержания.
2. Ни один из свидетелей не давал показаний и не опознавал Ивана до демонстрации им следователем видеозаписи (на которой невозможно усмотреть никаких противоправных действий).
3. Показания единственного "стороннего" наблюдателя могут служить основанием лишь для обвинения по ст. 19.1 Административного(!) кодекса ("неподчинение законному требованию сотрудников полиции"). Наказание - штраф до одной тысячи рублей или арест на пятнадцати суток. Описания типа "отмахивался" и "делал движения" никак не могут рассматриваться в качестве доказательства умышленных ударов и превращать обычное нежелание "задерживаться" в "применение насилия против представителей власти".
4. Если Иван не делал до задержания ничего противозаконного, то и само задержание незаконно. Что автоматически снимает с него претензии в участии в массовых беспорядках, и даже в "неподчинении законным требованиям".

Собственно, и все. Зачем мы на нескольких заседаниях суда выслушивали многочисленных свидетелей обвинения, доказывающих сам факт массовых беспорядков? Какое отношение ко всему этому имеет Иван? Я вижу лишь один смысл.



Иван Непомнящих - первый из всех судимых "болотников", кого обвиняют только за то, что он сопротивлялся своему задержанию. На суде выяснилось, что никаких агрессивных действий до этого вменить ему не получилось. И если суд вынесет обвинительный приговор, это значит, что практически любой из десятков тысяч участников той демонстрации может считаться участником массовых беспорядков лишь потому, что не хотел быть задержанным. А мне почему-то кажется, что в тех обстоятельствах вряд ли нашелся бы хоть один человек, радостно отправившийся в автозак.

Впрочем, нет, один был. На одной из видеозаписей событий присутствует человек в истерике. Он прыгает на полицейское ограждение с истошным криком: "Арестуйте меня, арестуйте меня! Там бьют, мне страшно, арестуйте меня!". Но я не буду это показывать, это просто неэтично по отношению к нему. Так что придется поверить мне на слово.