Мне позвонили друзья из Украины: мол, куда-то к вам в Коми везут Геннадия Афанасьева. Я не понял: "А кто такой Афанасьев?" Стало стыдно, что я не в курсе. Меня просветили - политзек. Потом через знакомых обратился адвокат Афанасьева и сказал, что хотел бы узнать, как везли Афанасьева и где он вообще находится.

Стал выяснять - точно, у нас в Коми, прямо под боком, в ИК-25. Извещаю колонию. Едем с напарником по общественной наблюдательной комиссии. Подходим к колонии: работники сразу говорят, что Афанасьев неразговорчив, общаться не хочет. Ладно, не захочет - уйдем. Думал, что политзек - это такой крутой и убежденный парень.

Приводят в штаб паренька небольшого роста. Смотрит недоверчиво. Показываем удостоверения ОНК. И паренек сразу стал рассказывать подробно о своей поездке из Ростова-на-Дону с пересадками в Воронеже, Ярославле и Ухте. Время в пути до ИК-25 в Сыктывкаре составило почти 34 дня. Я уже привык, что у нас долго возят заключенных. Здесь тоже путь немалый получился. Обсуждаем, сколько человек было в купе вагонзака, питание, вода, тепло, постель, туалет. Все по обычной схеме. Условия нормальные, особых отклонений немного. Один раз сломался бачок с водой, но всего на несколько часов. Питание - сухой паек. Переполнения не было, большую часть пути ехали в 7-местном купе вдвоем. Постель не давали, поэтому, когда въехали в северную часть России, стало холодно. Зато на юге было очень душно и жарко.

Разглядываю Геннадия. Держится не заносчиво, еще не пропитался уголовной субкультурой. На руках и на шее видны наколки. Понимаю, что наколки - молодежные.

Обсуждаем, как в каждом перевалочном городе доставлялись в СИЗО и обратно в вагонзак. Давки опять не было. Отсеки были нормальные, не переполненные. В основном возили на больших машинах. Говорим о каждом СИЗО - тоже переполнения не было. Долгое приходилось ждать обыска.

Вдруг Геннадий вспоминает, что, когда он выходил на этап из Ростова-на-Дону, работники СИЗО его пугали, говорили, что ему будет плохо. Ничего, вроде нормально проехал. В ходе беседы выясняется, что с ним уже здесь, в Коми, беседовал оперативник и порекомендовал не обсуждать его дело. Также Геннадий пожаловался, что почему-то обсуждают все время его гражданство. Сам он считает себя гражданином Украины, зачем идет это обсуждение - не понимает.

Заканчиваем разговором про Сыктывкар. Посажен в ШИЗО за найденное лезвие. Уверен, что лезвие подкинуто. Находится в шестиместной камере. С ним еще три человека. Одежду выдали по виду новую. Разглядываю. Штаны велики, он вынужден подвязывать их по бокам. Снизу штаны порваны. На робе нет пуговиц, что само по себе является нарушением. Ватник новый, вроде по виду теплый. Теплая шапка-ушанка. На обувь жалоб нет.

Выясняем, есть ли еще у него какие-то жалобы. Он говорит, что ему вроде должны дать свидание. Спрашиваем у начальника колонии. Ответ короткий: "Пусть пишет заявление". Геннадий уходит. Обсуждаем с начальством колонии одежду Афанасьева, нам говорят, что вещи будут сменены, что, мол, подменный фонд очень слабый. Уходим из колонии.

Едем в машине из колонии и обсуждаем с напарником личность Афанасьева. По его делу мало что нам известно, мы даже не знаем, что у него за срок и за что он его получил. Смеемся - настоящие общественные контролеры. Потом Николай Николаевич говорит, что зря они так с ним, выкуют из него настоящего заключенного. Он только укрепится и станет сильнее. Уже сейчас видно, что постепенно субкультура заключенных начинает потихоньку проникать в него. Сделают они из него икону и борца, потом сами будут расхлебывать - пацан же совсем.

1. Обыски и допросы в Ростове

Оппозиционный Ростов потрясен массовыми обысками и допросами оппозиционных активистов, их родственников и друзей В прошедшую пятницу рано утром со мной связался единомышленник Борис Папаян и рассказал, что у него дома был обыск. Оперативники усиленно интересовались мной и моей семьей, изъяли агитационные материалы. Ранее следователь Шанхоев вызывал на допросы более двадцати оппозиционных активистов. Одного из них, пока везли на допрос, подло, по-ментовски били тяжелыми книгами, чтобы не оставалось следов. Били и на допросе, заставив подписать нужные следователю показания на меня.

Приходили в дом к Василию Белокопытову, но он, к счастью, уже не в России, как и я. Был обыск у него в офисе Партии прогресса, изъяли технику. Вспоминается, что в июне к воротам его частного дома кто-то прикрепил гранату. Взрывотехники часа на два перекрывали улицу Сарьяна, одну из самых загруженных в городе. Граната оказалась муляжом, а через несколько дней полицаи ему заявили: "Если на гранате будет твое ДНК, мы тебя посадим!".

Был обыск у оппозиционной активистки Валентины Толмачевой, оперативников интересовали мои вещи. В тот же день, тоже рано утром пришли к ростовскому координатору Левого фронта Владиславу Рязанцеву, но он не открыл дверь. К Александру Дегтяреву и Игорю Хорошилову приходили по старым адресам, поэтому их не застали.

Все происходит по законам жанра - одновременно в разных местах города и рано утром, словно ловят террористов. Поскольку я сам за границей и в безопасности, хочу лишь передать, что очень сочувствую людям: это большой стресс, особенно в первый раз. У меня обыски были раз семь, но привыкнуть к этому трудно. Обыски происходят по моему делу, но я не хотел никому зла.

8 мая ко мне позвонил все тот же следователь СК Шанхоев и потребовал немедленно прийти для дачи показаний по уголовному делу по "экстремистской" 282-й статье, часть 1. Это было связано с тем, что я активно комментировал в Живом Журнале постинги журналиста Резника, ныне уже осужденного на три года. С помощью адвоката мне удалось перенести встречу на 12 мая. Я предполагал, что могу стать подозреваемым и ко мне может быть применена мера пресечения. Я понял, что обстановка будет только ухудшаться, и через аэропорт Краснодара бежал в Стамбул. Уже в Стамбуле я узнал от жены и адвоката, что у меня был дома был проведен очередной обыск, были изъяты системные блоки компьютеров, роутер, флэш-память, диктофон, музыкальный плеер, бумажные документы. В доме перевернули все. На мою жену Соню оказывали сильнейшее давление, которое смог смягчить только прибывший адвокат. Они очень переживали, что мне удалось улететь. Некто Борис рассказывал по телефону какому-то начальнику, как их сделали "последними лохами".

Сначала я хотел в Стамбуле отсидеться, но понял, что меня будут продолжать политически преследовать как лидера либеральной и антипутинской оппозиции в Ростовской области. ЦПЭ и СК отказывают адвокату в знакомстве с уголовным делом. По всей видимости, для того чтобы не дать возможность организовать эффективную защиту. В ноябрьском постановлении суда об "осмотре" содержатся 3 статьи УК, а в майском - одна. Так по каким же статьям защищаться?

Почему я улетел не из Ростова? Формально задерживать меня было не за что. Но есть и неформальные методы. Например националиста Артура Зыкова не пустили в Ростове в самолет и посадили на 10 суток. Также я слышал про историю, как у людей вырезали страницу загранпаспорта и он становился недействительным. Поэтому я решил снизить риски и улетел через Краснодар.

Визы в Европу не было. Полетел из Стамбула во Франкфурт-на-Майне транзитом, в безвизовую страну. В аэропорту пересадки сдался полиции. Тоже весьма непростой шаг в психологическом отношении. Посидел 5 суток в "пятизвездочной тюрьме" (она считается тоже транзитной зоной), затем после интервью пустили в Германию, хотя могли и депортировать сразу. Чуть менее полутора месяцев мотался по лагерям беженцев, сменил три лагеря - то еще "развлечение". Наплыв беженцев огромен, в основном из Албании, Сирии, Ирака, Пакистана, Афганистана, Эфиопии, Эритреи. Процветает воровство мобильных, денег и ценных вещей. И у меня в первую же ночь украли смартфон.

Но в целом мне повезло. Сейчас живу в неплохих условиях и жду интервью с германской иммиграционной службой. К сожалению, в Германии это может тянуться долго, год-полтора и более. Надеюсь получить политическое убежище.

Пока я был в Стамбуле, я решил записать историю своего противостояния с властями, которая связана со всей историей ростовской оппозиции путинских времен. Многое забывается, и я решил сделать небольшой конспект. Пусть он останется хотя бы здесь.

Я занялся политической деятельностью еще в мае 2005 года, когда увидел в интернете манифест Объединенного гражданского фронта, а в следующем году участвовал в конференции и впервые встретился с Гарри Каспаровым. Власть обратила внимание на нашу деятельность в Ростове в 2007 году, когда я организовал пикет против призывного рабства солдат. Тогда я еще был предпринимателем, у меня была небольшая фирма "Солекс". Там была устроена проверка и изъят товар, а меня самого посадили на трое суток по сфабрикованному обвинению, точно в тот день, когда я собрался съездить в Москву на Марш несогласных и конференцию Объединенного гражданского фронта. В июне в Ростов-на-Дону должен был приехать Путин, а "Другая Россия" собиралась встретить его Маршем несогласных. Около тридцати ростовчан получили по 10-15 суток ареста. На моей фирме был произведен обыск, были изъяты компьютеры. На меня было заведено уголовное дело по использованию контрафактных программ.

В декабре я попытался организовать наблюдение на выборах в Государственную думу, в итоге вместо выборов оказался за решеткой в изоляторе города Батайска, где провел двое суток в камере, где не было стекол и отопления. Эти беззаконные преследования были обжалованы, затем были поданы заявления в Европейский суд по правам человека.

В 2008 году была предвыборная президентская кампания: мы организовали оппозиционные праймериз, занимались уличной агитацией. В итоге деятельность моей фирмы была приостановлена, арендодатель выгнал из помещения. Осенью создавалась "Солидарность". Мы собирались выдвинуть кандидатов, но не смогли получить ни одного помещения для конференции. В декабре я побывал на учредительном съезде "Солидарности" в Москве.

А в феврале меня объявили подозреваемым и взяли подписку о невыезде, хотя обвинение было предъявлено лишь 12 июня, в День независимости России. Тогда меня вместе с соратником задержали, чтобы предотвратить пикет "Россия без Путина", который они сами, не подумав, согласовали в очень людном месте - около Дворца спорта, где был концерт американской рок-группы Foreigner. В июне 2009 года была целая спецоперация по срыву семинара "Солидарности", на который из Москвы приехали Владимир Милов и Михаил Шнейдер, а из Украины - Александр Соллонтай. За день до семинара мою машину заблокировала полиция, мне приходилось уходить от наружного наблюдения. Одна за одной несколько баз отдыха отказали нам в помещении для проведения семинара, меня в конце концов схватили и двое суток держали без воды и еды в камере Советского ОВД.

Следующая спецоперация была организована против нас, когда мы сформировали группу из двадцати наблюдателей для выборов мэра Сочи, на которых выдвинулся Борис Немцов. Только что созданный полицейский центр "Э" следил за мной и пытался блокировать мой выход их дома, на других наблюдателей давили подметными письмами, СМС и угрозами по месту работы, пытались снимать людей с поезда. Не в полном составе, но мы добрались до Сочи и наблюдали за выборами. А в ноябре меня вызвал следователь Саенко и предупредил, что мою уголовную статью будут переквалифицировать на 146.3 (то есть использование контрафактных компьютерных программ с использованием служебного положения), по которой меня могут посадить на пять лет. Я попытался получить загранпаспорт, но мне было отказано.

Когда началось движение "Стратегия-31", я активно к нему подключился. Власть всячески препятствовала нашим акциям, засыпала меня предупреждениями от прокуратуры и полиции о недопустимости экстремизма. Мне восемь раз порезали все колеса у машины, заливали в дверной замок клей, рисовали в подъезде фашистские знаки. Перед 31-ми числами и перед Днями Гнева применялись превентивные задержания, без каких-либо причин и протоколов. Мы активно боролись за свободу собраний, и, хотя власти не согласовывали нам митинги, мы собирались перед парком Горького, что приводило к задержаниям людей. Мы оспаривали в судах всех инстанций - вплоть до ЕСПЧ - ограничения нашей свободы собраний. Одно из восьмимесячных судебных дел привело к победе, и мы получили исполнительный лист. Администрация была вынуждена согласовать митинг 31 марта 2011 года. Однако еще до митинга меня вновь схватили около дома и по надуманной статье отправили на трое суток в тюрьму (судья не рассчитала и дала слишком мало). Еще одного заявителя посадили на 7 суток, а я вышел раньше, до 31 марта, и обманным маневром смог выйти из дома на акцию.

В декабре 2011 года я организовывал наблюдение за выборами. Нечестные выборы возмутили многих, я был ключевым организатором митингов в Ростове в декабре 2011-го - марте 2012-го. Меня пытались дискредитировать. В интернет была выложена старая запись моего разговора с представителем фонда NED господином Уолшем. Следили за и мной и во время моей встречи с секретарем посольства США Хорном. Меня с женой незаконно задерживали 2 июня 2012 года, когда мы пытались поехать в Новочеркасск на 50-летие расстрела рабочей демонстрации.

Когда протестная активность вынудила власть к некоторым послаблениям, мы пытались организовать и зарегистрировать областное отделение партии 5 декабря, я вошел в Федеральный политсовет партии. Но политический откат наступил быстро, и партию зарегистрировать не удалось.

Аннексия Крыма и война на Донбассе разделили российское общество. Я однозначно занимал антивоенную позицию, участвовал в организации антивоенных акций в поддержку Маршей мира. На пикете против войны с Украиной в сентябре 2014-го на меня дважды было совершено нападение (снятое на видео). Я был брошен в одну полицейскую машину с нападавшими, где на меня также бросались с кулаками.

Еще в августе 2013 года в Ростове начался суд над журналистом Сергеем Резником. Его судили по трем эпизодом за публикации в Живом Журнале с резкой критикой МВД, прокуратуры, судей, коррумпированных чиновников и предпринимателей. В общей сложности Резник получил три года тюрьмы за "экстремизм" и впоследствии был признан политзаключенным.

В ноябре 2014 года, еще до окончания суда над Резником, я работал таксистом. Меня задержали и доставили в полицию для беседы. Мне предъявили мои комментарии к постам Резника и потребовали показаний, в том числе на Резника. Я отказался говорить согласно 51-й статье конституции. Тогда в моей квартире провели обыск, изъяли жесткие диски компьютеров, флешки и телефон. Тогда же были допрошены активист Иван Седуш из Таганрога и журналист "Радио Свобода" Артур Асафьев, который брал у меня интервью про обыск.

А накануне Дня Победы мне позвонил следователь Шанхоев...

Так я понял, что нужно бежать.

Второй раз я попадаю на ежегодный аукцион в поддержку политзеков. Его проводят с 2012 года, и вначале он был посвящен болотникам - посадки по Болотному делу как раз были в самом разгаре. В том году вокруг клуба, где он проходил, крутились омоновцы, но все прошло спокойно. В воздухе было тревожно, но еще чувствовался драйв и желание что-то изменить.

Сегодня политических процессов и политзеков заметно прибавилось. Мне понравилось, что, выставляя лот, его владелец мог назвать персональный адрес - кому он хочет передать выручку от продажи. Главных впечатлений, пожалуй, два.

Во-первых, в зале преобладала молодежь. Много незнакомых лиц, но все же показалось, что в основном присутствовали активисты, журналисты, родственники - те, кто наиболее близок к теме. Режиссер Гарри Бардин удивленно сказал, представляя свой лот - куклу вороны, "снимавшуюся" в его фильме: "Я вижу тут в основном молодежь, пусть и неравнодушную, но без особых банковских счетов. А я ожидал увидеть тут олигархов, знакомых нам, которым, может быть, мы вскоре тоже будем собирать деньги, чтобы позаботиться об их жизни в заключении..."

Режиссер выставил за свой вполне уникальный лот 10 000. За эту сумму его и купили с некоторым напряжением. Когда стартовая цена была совсем небольшой (300-500 рублей), торг шел оживленнее, но цена не поднималась выше 4-5 тысяч. Были занятные экспонаты - "печать Фандорина" от Акунина, книги с авторскими автографами, картины. Но я ждал большего разнообразия и качества. Такое впечатление, что идея выставить тот или иной предмет возникала у людей буквально в последний момент - что под руку попадется.

Майка со знаменитой "иконой Pussy Riot" от Артема Лоскутова, за которую штрафовали его и угрожали заблокировать "Грани", ушла за 4,5 тысячи. Видимо, эта картинка долго будет возбуждать правоохранителей - недавно они завели на Артема дело о трехлетней давности публикации этого страшного экстремистского изображения в Твиттере.

Второе впечатление - появление темы, которой, наверное, не могло не быть. Украина. Каска и противогаз, подаренные на Майдане журналисту Александру Черныху, вызвали веселое оживление. Возможно, потому, что их примеряла на себя ведущая аукцион Мария Алехина. Но когда вышла двоюродная сестра Олега Сенцова с лотами от Олега, а также Геннадия Афанасьева и Александра Кольченко, в зале повисла странная тишина. Она возникала почти каждый раз, когда всплывала украинская тема. Я так и не понял ее природу. Было ли это смущение перед мертвыми и людьми, получившими сроки, несоизмеримые со сроками большинством наших "обычных" политзеков? Или та неуверенность, которую я и сам часто испытываю, когда разговор об украинских событиях заходит с незнакомыми людьми? Когда не знаешь, как собеседник отреагирует, не набросится ли на тебя с проклятиями. А где-то в подсознании всплывает генетическая память о 37-м. Трудно сказать, что в эти минуты происходило с людьми. Но тема упрямо вылезала раз за разом, и первым ее задал тот же Бардин, очень твердо и уверенно посвятивший лот своему коллеге - Сенцову.

Из уже освободившихся болотников встретил Илью Гущина, а также Николая Кавказского и Володю Акименкова (он был в числе организаторов). Последние двое попали под амнистию еще во время суда. Сейчас будут выходить и другие ребята, интересно, придут ли они на следующий аукцион? Впрочем, неизвестно, состоится ли он. Ведь и нынешний прошел со второй попытки - первую еще летом успешно сорвали власти, не встретив сопротивления владельцев московских клубов.

Когда я уходил перед последней сессией торгов, собрали около 200 000 рублей. По нынешнему уровню сборов на всяких митингах и прочих мероприятиях это очень хорошо. Но если разделить на всех сидящих...

Наверно, сегодня трудно ждать другого результата: у меня есть отчетливое впечатление, что повсюду жертвователи - одни и те же люди. Все это не особо вдохновляет, но главное - аукцион прошел, деньги собрали, кому-то придет на зону передача пожирнее, чьи-то нуждающиеся родственники получат помощь. Дело надо делать невзирая на погоду.

Вчера миграционная служба Московской области отказала в предоставлении статуса беженца семье Хасана Ахмана Абдо, прилетевшей из Сирии и с 10 сентября находящейся в транзитной зоне аэропорта Шереметьево. Также им отказались предоставить временное убежище в России. Документа с мотивировкой пока нет, но смысл отказа в том, что они обвиняются в уголовном преступлении: их паспорта оказались недействительны. Об этом деле, в котором я их защищаю, я уже рассказывала в "Гранях" три недели назад.

В ожидании суда, который будет неизвестно когда, семья с четырьмя детьми продолжает находиться в транзитной зоне прямо на полу. Благодаря публикациям, в том числе в "Гранях", люди откликнулись: помогают горячим питанием, принесли надувные матрасы. Однако наступают холода, дети болеют, и все очень неблагополучно. Родственники жены Хасана - граждане России - внесли залог и могли бы позаботиться о детях, но это не разрешается.Семья фактически задержана в аэропорту.

Мы пытаемся получить подтверждение, что паспорта были получены в полномочном органе, или сделать новые. Из Сирии, где выдали паспорта, пришла бумага, что паспорта подлинные. Однако посольство Сирии ответило официально: паспорта поддельные. Между тем, согласно 31-й статье Конвенции о статусе беженцев, они вообще не обязаны иметь документов и не должны подвергаться никакому наказанию: у них на родине идет война.

Со времени их отъезда положение у них в провинции резко ухудшилось. В Алеппо во время бомбежки ранило сестру и двоих племянниц Хасана, кто бомбил - неизвестно. В любом случае насильственное возвращение в Сирию будет угрожать их жизни и личной безопасности семьи, то есть нарушит ст. 2 и 3 Конвенции. Этого нельзя допустить.

Таково продолжение рассказа о "гуманности" подлинного отношения нашего государства к Сирии и ее гражданам.

Правозащитники, говорившие с Путиным о деле Евгения Витишко, искренне надеялись, что Тамбовский облсуд освободит его условно-досрочно.

«Я надеюсь, что прокуратура Тамбовской области услышит президента», - цитировали журналисты Андрея Бабушкина.
.
8 октября облсуд отменил незаконное решение Кирсановского районного суда об отказе Витишко в смягчении наказания и вернул дело в тот же райсуд для повторного рассмотрения в новом составе. То есть не смягчил наказание сам, хоть мог бы и смягчить, а отправил дело обратно, оставив политзека в неволе.

Я считаю, что на сегодняшний день надежды правозащитников из СПЧ не оправдались.

Конечно, можно надеяться, что Кирсановсий райсуд примет решение в пользу Витишко. Но это всего лишь надежды.

Мне не раз приходилось наблюдать, как районный суд выносит необоснованный отказ в УДО, областной суд отменяет решение и отправляет дело на новое рассмотрение, а районный суд опять отказывает.

Евгений Витишко по-прежнему в неволе. Гражданское общество по-прежнему должно бороться за его освобождение.

Сейчас идет сбор подписей за освобождение Евгения Витишко.

Всем, кто сочувствует этому замечательному человеку, я рекомендую ставить подписи и распространять это обращение.

Вчера ко мне приехали двое сотрудников центра "Э", чтобы отвезти на психиатрическую экспертизу по моему делу об оскорблении представителя власти. Я не стал сопротивляться и проверять, будут ли они мне ломать дверь. И хотя я поехал с ними сам, я считаю, что психиатрическая экспертиза была насильственной. Полиция пытается утверждать, что я проходил экспертизу добровольно. Но я заявляю, что это была принудительная доставка. Я не сопротивлялся только потому, что не хочу быть обвиненным в сопротивлении полиции. Если у вас под дверью двое крепких мужиков, как вы это будете расценивать: добровольно или принудительно?

В итоге меня вежливо на машине привезли в отделение психиатрической клиники.

Сначала меня посадили перед тремя врачами. Свою позицию об отказе сотрудничать с властями я им пояснил сразу. Однако они все-таки стали задавать вопросы, связанные с оппозиционной деятельностью и политикой. Я им прочел маленькую политинформацию, буквально минут на пять-семь.

Рассказал им о фальсификациях на выборах, как они проходили в Рязани…

Рассказал им о резонансном деле в Рязани: бывшего мэра Валерия Рюмина посадили на семь с половиной лет якобы за вымогательство. А произошло это после того, как Рюмин в своей газете опубликовал материал об имуществе, недвижимости и махинациях с землей нынешнего председателя областной думы Аркадия Фомина и его гражданской жены.

Коснулся разговор и моего случая, с которого все началось: моего пикета с плакатом "Нам нужны парки, а не каменные джунгли", о строительстве храма в парке Морской Славы в Рязани. Они говорят: ну почему бы не построить церковь. Я им объяснил, что я не против церкви, но почему обязательно в парке? Власти утверждают, что таким образом улучшилось содержание территории, но это просто шантаж. Они сами должны были благоустраивать парк, а вместо этого они деньги своруют, а потом говорят: у нас ни фига нету денег, мы это все отдаем церкви. При том что рядом с этим парком уже есть действующая церковь. Они в каждом парке пытаются построить по церкви.

Врачи благосклонно отнеслись к этим разговорам и сделали вид, что в курсе дела. Я им сказал - вы наверное ничего не знаете, смотрите телевизор и наслушались пропаганды, поэтому не понимаете, о чем я вам говорю. Они возразили, что читают "Новую газету" и "Вечернюю Рязань". Если они не прикидывались, то они мне показались достаточно умненькими. Разумеется, я не могу сделать на основании одного разговора вывод, какое у них в этой больнице состояние умов.

Поскольку экспертиза называется комплексной, пришлось встретиться с еще одной дамой, которая пыталась попросить меня, чтобы я ей что-нибудь начертил, нарисовал, что-то посчитал, но я вновь пояснил свою позицию насчет неучастия в их действиях. Она говорит: "Ну, мы тогда с вами расстаемся". Ну, я встал и вышел. После этого меня так же вежливо привезли домой

Я не знаю, что будет дальше, что они собираются делать. Но моя позиция остается прежней: я не признаю нынешнюю власть и отказываюсь с ней общаться.

Путин пошел на третий срок в нарушение Конституции, не имея на это права. У нас в Рязани на выборах президента в 2012 году у Прохорова только в городе украли шесть тысяч голосов, и для наблюдателей это доказанный факт.

На мой взгляд, Путин - самозванец, захвативший власть силой. Дальше Путин назначает неизвестно какое правительство, неизвестно каких судей, начальников силовых структур. Все это, на мой взгляд, незаконно, а в результате незаконны и все действия властей по отношению ко мне.

Я не собираюсь сопротивляться, кричать или драться с ними - я просто прекращаю с ними разговаривать.

Сегодня получил постановление о возбуждении уголовного дела по "преступлению века" - незаконным действиям в отношении имущества, подвергнутого описи и аресту (ч.1 ст.312 УК РФ). Речь идет о компьютерном блоке питания 1999 года выпуска, мониторе 2001 года выпуска и металлическом шкафе для хранения бумаг. Сумма "ущерба" 1500 рублей. Получил также постановление о производстве дознания группой дознавателей с формулировкой: "исходя из сложности расследуемого уголовного дела и его большого объема, поручить производство дознания группе дознавателей из трех человек". Так прямо и написано: "сложности" и "большого объема". Настолько сложного, что для изобличения преступника нужна группа из лучших и проверенных сотрудников.

Само уголовное дело строится на данных акта описи и ареста имущества от 16 мая 2012 года, в котором сегодня, к моему некоторому изумлению, обнаружилось 5 листов вместо трех изначальных с перечислением предметов описи. Причем на этих двух дополнительных листах нет моей подписи, а три листа имеют одинаковый порядковый номер - №2. Добавив в акт два лишних листа, эта группа дознавателей привнесла в дело объем и даже сделала его сложным. Но не в смысле проведения дознаниям, так как с ним по сути все ясно - есть факт топорной фальсификации, и отсюда можно притянуть состав преступления, - а в смысле сложно понимаемой формулы возможного обвинения, по которому я, вероятно, буду проходить как совершивший сокрытие имущества на сумму 1500 рублей без видимого мотива, так как оно было сокрыто только по документам дознания, а в реальности продолжает существовать в неизменном виде, находясь по-прежнему у меня на ответственном хранении.

Технические уголовные дела

По этому делу меня задерживали на прошлой неделе, сняв с поезда "Москва - Самара" и доставив в наручниках в ОВД "Хамовники".

Сразу после задержания я был в некотором недоумении. Гадал, что бы это значило. Оказалось, банальный сбой в матрице, который вскрыл новую схему, взятую на вооружение компетентными органами, присматривающими за неблагонадежными гражданами. Для реализации вполне понятного желания включить прослушку, наружку, перлюстрацию корреспонденции требуются формальные основания. Наши компетентные органы, конечно, имеют возможность осуществлять слежку вообще за кем вздумается, не утруждая себя согласованиями с прокуратурой и судом. Но тогда могут возникнуть проблемы с процессуальным закреплением собранной информации. На практике вызывающего подозрения в своей благонадежности гражданина прикрепляют к какому-нибудь уголовному делу, делая заочно его фигурантом. В рамках этой схемы получают все необходимые санкции и согласования на проведение оперативно-розыскных мероприятий, накапливая интересующую информацию о субъекте, которого объявляют в розыск. Сам он, конечно, ни сном ни духом.

Расследование на время розыска приостанавливается на неопределенный срок. Дело, как правило, банальная уголовка, к политике отношения не имеющая. Оно должно соответствовать двум критериям. Во-первых, его можно легко завести - скажем, по заявлению подставного потерпевшего, например, в связи с угрозами или шантажом по телефону или электронной почте якобы от лица, похожего на того, кто интересует наши службы политического сыска. И так же легко можно закрыть потом, когда отпадет необходимость, по просьбе самого "потерпевшего". Во-вторых, в материалы дела никто посторонний не должен соваться. В нем не должно быть фигурантов, кроме подставного потерпевшего. По этой причине не подходят политические дела, к которым приковано общественное внимание и к материалам которых могут получить доступ другие подозреваемые, обвиняемые и их адвокаты. Далее, накопив нужную информацию, фигуранта из дела выводят, а само дело закрывают. Информацию используют в другом процессе, если считают это необходимым.

Сбой в матрице

Вот так было и с данным техническим уголовным делом, которое, конечно, не планировалось передавать в суд и тем более не планировалось изначально привлекать меня к уголовной ответственности. Просто, когда необходимость в слежке отпадет, его закрыли бы в связи с истечением срока давности, который, кстати, истек еще полтора года назад. И я никогда не узнал бы о его существовании, если бы в матрице не произошел сбой.

1 октября я приобрел билеты на фирменный поезд "Москва - Самара" за пару часов до его отхода. В описанной схеме главное - нечаянно не найти разыскиваемого. На этот случай, вероятно, существует номер телефона ответственного товарища, которому должны доложить об обнаружении "опасного преступника", а он - дать команду "не задерживать, продолжить наблюдение за объектом и сбор сведений". 1 октября ответственного товарища, судя по всему, на месте не оказалось. Оперативники, которым за пару часов до отбытия поезда поступило сообщение, что находившийся в федеральном розыске государственный преступник пытается сбежать из Москвы в сторону китайской границы, решили на свой страх и риск брать. И, сами того не подозревая, сорвали всю спецоперацию, раскрыв наличие технического уголовного дела.

Теперь непонятно, что они будут с ним делать. Закрывать - это означает не только имиджевые потери для правоохранительной системы, которая потерпит в глазах общественности публичное поражение, что подорвет миф о ее всесильности и принципиальной невозможности с ней бороться. Это еще и чревато необходимостью признания за мной права на реабилитацию, что уж совсем ни в какие ворота. Так что тут система должна будет мобилизоваться, упереться и довести дело о преступлении века до суда. Именно поэтому создана целая группа дознавателей. В свою очередь, суд должен тогда вынести самый "справедливый и гуманный приговор" - обвинительный, разумеется. Как они это с учетом всех обстоятельств собираются делать, пока непонятно. Так что продолжение у истории обязательно будет.

Не стоит изображать жертву

А пока я бы хотел заострить внимание на одном важном аспекте такого рода процессов. Я не собираюсь изображать жертву и прошу не писать обо всем происходящим как о "факте репрессий кровавого режима в отношении политических оппонентов". Вообще считаю ущербной стратегией, когда представители оппозиции любят кричать на каждом углу о действительных или мнимых преследованиях со стороны власти, часто сильно преувеличивая масштаб. Общество должно видеть в представителях оппозиции не тех, кого вечно бьет власть, а тех, кто может давать сдачи. Оппозиция не должна просить защиты у общества, апеллируя к жалости. Продуктивнее как раз показывать беспомощность, никчемность и непрофессионализм представителей системы, пытающихся организовать преследования. Именно это и будет нашей целью в предстоящем процессе.

Режим вороватой шпаны с мировоззрением и кругозором мелких уголовников не может преобразоваться в "кровавую хунту", так как в этом формате они будут вынуждены сначала для проведения новой политики привлечь на свою сторону и поделиться властью с лугандонским активом и другими истинными "патриотами", а потом уступить им место. И тогда какой-нибудь популярный народный "герой" вроде Гиркина, постепенно расчищая себе путь наверх, рано или поздно доберется до трона, а его обитателей вместе со всей придворной челядью без всякого сожаления отправят в подвал фотографироваться. Нынешний режим прекрасно осознает такую перспективу. Кровавая хунта нам не грозит.

Основной механизм самосохранения системы - блеф и запугивание. Их цель – заставить всех бояться, при том что реальной возможности провести массовые репрессии у них нет. Россия - это концлагерь, где зеков держит в повиновении малочисленная команда охранников-инвалидов, списанных с фронта, которым выдали в 10 раз меньше патронов, чем количество заключенных. И они контролируют ситуацию не оружием, а страхом. Их надо перестать бояться. И когда охрана это почувствует, она разбежится сама.

Больше полугода в России применяется статья, предусматривающая уголовную ответственность за реализацию конституционного права на свободу собраний, и государство серьезно, тщательно, системно шьет дела уже четверым фигурантам: эпизод раз, свидетели-менты, плакат, лозунги, эпизод два... Только почему-то это все равно напоминает дурацкую комедийную пьесу.

На сегодняшний день суды над троими фигурантами уже начались и идут неспешно. Дела максимум на два тома каждое, и все рассмотрение можно бы было при желании закончить за два дня.

Владимира Ионова я встретила сегодня, когда шла от метро к Преображенскому суду, ритуальной фразой: "Привет уголовникам!" (кажется, он сам ее когда-то и придумал). Ионов посетовал, что не успел сегодня искупаться в карьере недалеко от дома, а делает он это каждое утро. Я не удивляюсь, хоть и октябрь, в апреле он то же самое рассказывал. И зря не дали искупаться человеку! После того как адвокат Ольга Чавдар подала ходатайство о возвращении дела в прокуратуру, прокурор попросила 20 минут подумать над контраргументами, а судья Гарбар решил, что думать нужно десять дней, и отложил разбирательство до 12 октября.

Ионов невозмутим и могуч - наверное, помогает купание в холодной воде. Амнистия полагалась ему еще на следствии, но он отказался, потому что не считает себя виновным. И правильно, пусть дальше позорятся. Как-то он мне сказал, что ему неинтересно, посадят его или нет, - ему интересно, когда Путина посадят. И это очень контрастировало с общей атмосферой. Вокруг все перешептываются, не слишком ли опасна их собственная тень, и ругаются друг на друга: мол, у вас тень опаснее, себя и нас подставите.

28 февраля, когда еще ни о какой амнистии речь не шла, будучи под уголовкой, Ионов весь день простоял на мосту с плакатом "Путин убил Немцова".

В общем, ни напугать его, ни устроить показательную порку невозможно (можно только пенсионную карточку заблокировать), а делать же с этой лабудой ("уголовным делом") что-то надо. Обвиняют Ионова в том, что он:
а) 10 января стоял на Манежной с плакатами "Je suis Charlie" и "Меняю Путина на евро", более того, делал это, дословно, "в составе группы из двух человек". Обвинение к тому же считает, что лозунг: "Меняю Путина на евро" он еще и выкрикивал, привлекая внимание граждан;
б) присутствовал на Манежной площади 15 января, где акция в поддержку братьев Навальных не состоялась, зато состоялся "Антимайдан";
в) присутствовал 21 марта на Пушкинской площади, где Марк Гальперин стоял с плакатом "Преступную власть надо менять" (обвинение считает, что это Ионов демонстрировал, дословно, "открыто демонстрировал");
г) 11 мая пришел к "Матросской Тишине" поздравлять Надежду Савченко с днем рождения, по версии обвинения, кричал там "Путин - лжец" и "Путин - убийца" (как будто это неправда).

И хорошо, что у прокуратуры есть машина времени, иначе бы они не справились. Ведь обвиняемым Ионов стал 16 января 2015 года, а ключевой эпизод в деле, позволяющий превратить ряд административок в уголовку, датируется 11 мая 2015 года.

Накануне началось разбирательство у Ирины Калмыковой. Ей вменяются шествие по Мясницкой 5 декабря прошлого года с лозунгом "Вчера Киев, сегодня Москва", акция в поддержку Савченко 26 января на Лубянке, сход на Болотной площади 6 мая. Меня 6 мая тоже задержали, но почему-то, как и большинство, отпустили без протокола, а Калмыкову приговорили к шести суткам ареста, хотя ее действия ничем не отличались от моих: она там ходила. Ключевым эпизодом стало участие активистки в акции в поддержку малого бизнеса. Как говорится в обвинении, она накинула на шею петлю, а на майке у нее было написано: "Хватит душить малый бизнес".

Рассказать об этом в суде должен был Федор Андреев из 2-го ОПП. На нем была толстовка "Вежливые люди": во всю спину изображен силуэт солдата, у ног которого почему-то кот. Андреев честно признался, что людей на акции было больше, чем задержанных, но, дословно, "эти были как активисты", поэтому их и брали. Когда была акция, он вспомнить не мог, перепутав 26 мая с 8-м, и опять же с некоторой непосредственностью пояснил: "У меня каждый день такая работа". Прокурор его отчитала: "Записывать надо!"
.
Но никто еще не переплюнул обвинение по Ильдару Дадину: собственно, перечисление митинговых эпизодов, образующее состав инкриминируемого "преступления", в нем почти незаметно. Если ты борешься с уголовниками, так борись по-настоящему, пиши обо всем сразу!

Из обвинительного заключения по Дадину мы узнаем, что он занимался обострением российско-украинских отношений (хорошо, что закрыли негодника под домашний арест, вот и война на спад пошла); хотел провести акцию, оскорбляющую ветеранов, но центр "Э" помешал; разговаривал с родителями и соседями по подъезду о госперевороте (как нам стало известно, эти свидетели утверждают, что не говорили такого, а следователи сами дополняли протоколы); приехал из Украины с ленточкой в цветах украинской хунты (если синий и желтый - цвета "хунты", то каких цветов был флаг у Януковича?) и с Тарасом Бульбой на майке.

У Марка Гальперина расследование подзатянулось. Объясняется это просто: в его случае, как и с Ионовым, нужна машина времени. Когда им в январе предъявляли обвинение, сделав последним эпизод от 15 января, сотрудники прокуратуры не учли, что они за этот эпизод уже получили административные наказания. Поэтому надо как-то вывернуться, чтобы был последний эпизод, рассмотрение административного дела по которому не состоялось, а за эпизодом тянулся бы хвост из других эпизодов, но строго за полгода.

Но последняя новость с административных дел Гальперина - само совершенство: недавно его оштрафовали на 200 тысяч рублей за плакат "Мы против коррупции".

Если Россия реально хотела повлиять на развитие событий в Сирии и предотвратить успехи ИГИЛ, то у нее была возможность сделать это три года назад. Ситуация на тот момент была не такой критической. Весной 2011 года, когда я встречалась с российской делегацией в ООН, мои собеседники явно были разочарованы тем, что Асад не смог быстро разобраться с протестными демонстрациями, как обещал. В Москве начали понимать, что ситуация развивается в другом направлении, но действовать были не готовы. А тогда вариантов действий было намного больше.

То, что Россия предлагает сейчас, никому не понятно. Почему считается, что российские бомбардировки - даже если бы удары действительно наносились по ИГИЛ - изменят картину? Ведь США и их партнеры по коалиции занимаются этим уже год.

Как мы знаем по опыту войн в Афганистане, Чечне и других регионах, с такими формированиями, как ИГИЛ, невозможно справиться одними ударами с воздуха - рано или поздно все заканчивается "сапогами на земле" и ни к чему хорошему не приводит.

Между тем три года назад можно было искать политические решения, но на тот момент Россия категорически отказывалась вести себя хоть немного разумно. В Кремле с самого начала купились - или сделали вид, что купились, - на утверждение сирийского руководства о том, что стране угрожают вооруженные исламские террористы. Но тогда в Сирии об этом и речи не было - оппозиция была глубоко секулярная. Я наблюдала это и в Дамаске, и в Идлибе, и в Хомсе. Разговоры о вооруженных исламских группировках пошли только к середине 2012 года, и это были разрозненные отряды в горах. Сирийская оппозиция была уже очень сильна. Она состояла в основном из либеральной интеллигенции. Это были юристы, правозащитники, журналисты - я много общалась с этими людьми, которые выходили на демонстрации в Дамаске. Были еще выступления на юге, где опять же ни про каких исламистов никто не слышал - люди выходили на улицы, потому что расстреливали их близких. К ним стали присоединяться армейские дезертиры, которые сформировали костяк "Сирийской свободной армии".

Сейчас ССА во многих случаях воюет на два фронта - и с ИГИЛ, и с асадовскими войсками. Иногда она воюет и совместно с ИГИЛ, но это бывает редко.

Три года назад российские дипломаты, а также главный эксперт и неофициальный советник Кремля по ближневосточным делам Евгений Примаков объясняли мне, что Россия не может безучастно отнестись к Сирии: после потери Ливии это единственный стратегический союзник в регионе. Вопрос был в том, какие формы это вмешательство может принять. Главная ошибка, которую совершила Россия тогда и продолжает совершать сейчас, - это оголтелая поддержка Асада. Хотя понятно, что в той форме, в которой сирийское государство существует сейчас, оно существовать не будет, сколько ни бомби.

Эти недальновидность и упертость вызывали ностальгию по советским временам, когда политика была, может, и ужасной, но гораздо более дальновидной. В конфликте выбиралась одна сторона, на которую делалась прагматичная ставка, и далеко не всегда это было стоящее у власти правительство.

Россия могла очень серьезно выиграть, изменив ставку. Самый интересный и неожиданный момент: в сирийской оппозиции чуть ли не две трети людей говорили по-русски - учились когда-то в России или имели российское гражданство. Я пыталась донести до моих собеседников в Москве, что эти люди очень лояльно настроены по отношению к России.

Например, значительная часть оппозиции в районе Алеппо финансировалась за счет рязанского фастфуда. Сириец Ясер, российский гражданин с русской женой, 25 лет жил в России и владел всеми ларьками с шаурмой в Рязанской области. Когда началась революция на родине, все средства он направил на спонсирование оппозиционных сил под Алеппо. И этот случай не единственный. Общаясь с оппозиционными командирами, я чаще всего говорила по-русски.

То, что Москва это не использовала, меня поражало. Нет, это не просто глупость или отсутствие прагматизма. От того же Примакова я услышала: абсолютно неважно, какие у нас долгоиграющие интересы, - важно, что нас поимели в Ливии, мы согласились на резолюцию, а нас оставили ни с чем! Вот теперь мы всем и покажем. И никакая логика (ведь в Сирии вы совершаете ту же ошибку) не работала: пусть нам будет плохо, но еще хуже будет американцам. В этом разговоре сквозила жестокая обида на Запад, именно она руководила действиями Кремля.

А кроме того, это все происходило в недолгий период московских массовых протестов. Мне кажется, поддержка Путиным Асада была на 80 процентов продиктована страхом за собственную власть. В путинском мире фигура, подобная Асаду, не может быть свергнута в результате народного восстания, с этой идеей невозможно жить.

Сейчас вмешиваться поздно. Если бы действительно реальной целью Москвы было предотвращение укрепления и экспансии ИГИЛ, то последнее, чем можно этой цели добиться, - это сочетание авиаударов и политической поддержки Асада.

Вот мне интересно: в американском руководстве кто-то всерьез надеялся, что Путина можно будет использовать для выполнения грязной работы в борьбе с ИГИЛ? Что можно пустить козла в огород охранять капусту? Керри только прикидывается «полезным идиотом» (чтобы втянуть Путина в провальную авантюру и дать ему завязнуть) или не прикидывается? Или думали, что уж по Сирии Путин не сможет так же нагло лгать в глаза, как он лжет в глаза по Украине? А почему, собственно? Да легко! Путин уже бомбит умеренную оппозицию Асаду и нагло лжет всем в глаза, что бомбит исключительно ИГИЛ.

Останутся ли теперь еще у кого-нибудь сомнения в том, что Путину нельзя верить ни в чем и никогда? Потому что кинуть лоха - это не просто особая пацанская доблесть для него лично. Способность развести западных лохов - это доказательство его состоятельности перед опоенным имперско-шовинистической сивухой электоратом.

Может быть, Путин потихоньку намекнул американцам, что готов содействовать достижению соглашения между Асадом и умеренной оппозицией о «плавном транзите власти»? Так ведь опять кинет! Его целью остается сохранение власти Асада и подавление прозападной части оппозиции. Никуда он от этой цели не отступит. Вот это его цена за грязные услуги. Согласится Запад на эту цену - тогда, может, Путин, так и быть, постреляет немного по игиловцам. Для вида.

Целью Путина остается возвращение к миру, поделенному на вассальные территории между крупными хищниками. И он будет последовательно разрушать все то в современной системе международных отношений, что такому возврату препятствует. Он будет последовательно разрушать все то, что препятствует возврату под имперский контроль всей бывшей советской сферы влияния. Отнюдь не только постсоветского пространства. И нужно это Путину, опять-таки, в первую очередь для внутреннего потребления.

Я уже писал, что, подсадив одурманенную им часть российского общества на иглу тупого имперского самоутверждения, Кремль для поддержания необходимого ему уровня возбуждения будет вынужден постоянно повышать дозу. Официальные лица будут врать, что Россия помогает Западу справиться с террористами. Статусные либералы будут выражать надежду, что совместное с Западом предприятия заставит Путина вернуться к соблюдению международных норм. Будут строить предположения о желании Путина вернуться в приличное общество и призывать западных лидеров дать ему шанс. Но только «крымнашистская» массовка в России будет отлично знать, что все это ерунда, военная хитрость. Что действия России в Сирии - это продолжение все той же войны с «проклятым Западом». И будет с восторгом вопить «ДАМАСК НАШ! СССР-2!»

Вот только телекартинки с самолетами, бомбящими позиции «Сирийской свободной армии», скоро тоже станет недостаточно для поддержания экстатического состояния почитателей. Понадобится опять повышать дозу. Понадобится картинка «наши танки на чужой земле». Я не разделяю оптимизма тех, кто пишет, что страна не примет «новый Афган».

Советская армия не добилась в Афганистане победы, но ведь она не потерпела и очевидного поражения. Советское общество отторгло афганскую войну, когда окончательно поняло, что его обманули. Ему всегда внушали, что советские солдаты помогают другим народам бороться за свободу. И ведь многие верили. Или хотя бы убеждали себя, что верят. Советская империя посыпалась тогда, когда окончательно стало ясно: именно наши солдаты душили свободу других народов. К 1989 году в советском обществе не наблюдалось ни малейшего желания удерживать в своей «сфере влияния» ту же Восточную Европу. Всех отпустили на волю.

У нынешнего кремлевского режима никакого лицемерия по отношению к своим почитателям нет. Их он не обманывает. Прямо говорит о новом «Священном союзе», который оградит тиранические режимы от демократических революций. И они, в отличие от прекраснодушных «либеральных идиотов», прекрасно понимают его «сигналы». Им даже подмигивать по телевизору не надо.

Нынешний российский обыватель заранее осведомлен, что целью Кремля является противодействие распространению «западной модели демократии» и поддержка авторитарной формы правления везде, где она оказывается под ударом. Что Кремль ведет «священную войну» против ненавистной ему свободы. Пока обыватель разделяет эти цели, бесполезно пытаться открыть ему глаза. Он должен разочароваться в целях. А это возможно лишь тогда, когда ему не хватит дозы и начнется ломка. Когда улетучится эйфория блистательных побед. Когда РФ потерпит очевидное поражение.

Вчера суд оштрафовал меня, Владимира Некляева и Анатолия Лебедько за организацию в Минске несанкционированных пикетов.

Я не получал никаких приглашений на этот суд, и меня там не было. У них сейчас это принято делать с помощью эсэмэсок, но это незаконно, да я и не нанимался читать все эсэмэски. Поэтому уже второй процесс проходит без меня, без свидетелей, без адвоката, и я могу назвать это только юридической мастурбацией.

Я сейчас нахожусь под профилактическим наблюдением. Это мягкий вид наблюдения, но если в течение года будет третье административное взыскание, то они могут поместить меня под превентивный надзор. Кроме того, после трех административных взысканий могут возбудить уголовное дело и направить в колонию строгого режима.

При этом оба пикета с точки зрения белорусской конституции и избирательного права законны. Поскольку здесь находятся международные наблюдатели и Лукашенко хочет признания этих выборов, то людей, которые приходят на акции, пока не трогают. Но у нас есть уникальный закон о массовых акциях, который ничего не позволяет, и власти ссылаются на этот закон.

Тем не менее 4 октября мы планируем акцию - собрание избирателей в связи с тем, что господин Путин намеревается разместить авиационную базу в Бобруйске. Как подполковник запаса, я понимаю это как действие, направленное против Киева. Мы не хотим в это быть втянуты.

10 октября, за день до выборов, последний день агитационной кампании, статус которой защищает если не организаторов, то тех избирателей, которые приходят на эти акции. Мы собираемся встретиться на площади Свободы в Минске и обсудить вопрос, стоит ли приходить 11 октября на участки. Вторая тема - что мы должны делать дальше, чтобы добиться дальше нормальных выборов, а не этого избирательного цирка. Если на площади Свободы не хватит места, перейдем в более удобное место. Возможно, мы поставим вопрос о консолидации оппозиции, и поддержка людей придаст легитимности нашим решениям. Возможно, люди проголосуют за то, ходить или не ходить на эти выборы.

Количество участников акций идет по нарастающей. На первом пикете было двести человек, потом тысяча. Я думаю, 4 октября будет несколько тысяч, и власти наверное будут думать, что сделать, чтобы 10-го не было десятков тысяч. Но это их проблема, а я знаю только одно: пока что есть возможность немножко расширить пространство свободы и понизить уровень страха в обществе. Я этим пользуюсь.

Мы чувствуем поддержку. Трудно пройти по центру Минска, чтобы тебя не останавливали, не говорили хорошие слова. Хотя общество очень испугано, но потихоньку этот страх уходит.

Хочется писать и писать о тебе, но экран постоянно уплывает - победить слезы пока не удается, Леня. Это все нереально, кто угодно мог умереть, Леня, но только не ты. Пишу тебе как живому, потому что никаким усилием воли не могу принять, что тебя больше нет.

Семь лет назад ты пришел на акцию в защиту телеканала «2х2», у тебя был классный рисованный плакат и шапочка из фольги - от «вторжения инопланетного разума». Добрые глаза, широченная улыбка, уверенность в разговоре с полицией. Твоя первая акция.

Потом я встретила тебя на акции движения «Мы». Очень обрадовалась, что не затерялся и не вернулся к телевизору досматривать «Южный парк». Ты вышел на улицу, ощутил этот вкус. Видимо, шапочка из фольги не помогла?

Потом «Солидарность». Активный, разумный, конструктивный - таких везде мало. Тебе нужен был результат, ты был последователен и не тратил время зря. Ты много работал, строил политическую жизнь вместе с другими, кто верил, что можно построить там, где ее постоянно вытаптывают. Собирал подписи, раздавал листовки, ходил на митинги, придумывал, воплощал.

А потом - «Война». Это было круто и неожиданно! Они же безумные радикальные художники, а ты такой рассудительный и спокойный. Как же ты изменился, какой ты прошел путь, подумалось тогда. Потом арест, СИЗО... Освобождение.

Встретились как будто в другой жизни. Обнялись, и я поняла: в тебе ничего не изменилось, ты обрел себя и в политических организациях, и в политическом искусстве. Ты говорил о правах человека и о своих акциях с «Войной», и все это было гармонично. Беспокоился о политзеках, мы записали тогда видео в поддержку Таисии Осиповой. Ты ездил на ее суд в Смоленск.

Ты был в бегах, время от времени писал письма, мы встречались, обсуждали твои идеи. Всегда все продумано до мелочей, пронизано заботой о ком-то. Как-то мы несколько кругов проехали по кольцевой линии московского метро, обсуждая, как помочь Мише Косенко, которого в Болотном деле выделили и пустили по «психиатрической линии».

Последняя встреча. На месте были странные люди, я подумала, что тебя задержали. Телефонной связи с тобой не было уже давно, и я ходила часами по кругу, надеясь и беспокоясь. Ты пришел. Говорили об Украине. Если начнется война, мы должны реагировать максимально радикально, мы сможем уже не выбирать средства - власть сама развязывает нам руки, говорил ты. Ты был зол, впервые это было так видно. Ты ждал дня официального вторжения, чтобы... Но такого дня не настало, все размазалось в официальном вранье.

А потом... Это я вспоминаю снова и снова, растягивая каждый миг: мы никак не могли наговориться и пошли греться к нам домой, пили чай, ты познакомился с моими детьми. Я хотела сфотографироваться с тобой, но не решилась - ты был в розыске, жил по чужому паспорту, назывался чужим именем.

Утром тебя похоронят, Леня. А я все равно не могу поверить, что все это кончилось.

Сегодня на суде над Иваном Непомнящих были два свидетеля обвинения, которые меня потрясли. Нет, не сказанным - за время Болотных процессов я слышал обо всех этих вещах десятки раз. Потрясло сочетание этих свидетелей. Роли, в которых они оказались.

Первым шел полицейский 2-го оперполка. Крупный, сильный, грубоватый мужик, обращавшийся к молодому адвокату "девушка". С очень простым, милицейским, слегка кособоким языком. Служака. Кто-то скажет даже - "солдафон". Он по своему разумению старался говорить правду. Что со своего места не мог видеть столкновений. Что выход с площади по "горбатому" мостику (он возле него и дежурил все время) сперва был открыт, а потом полицейские его перекрыли. Что сквер постоянно был оцеплен полицией (чего не должно было быть по договоренности с организаторами). Что на инструктаже перед митингом их "накачали": что, мол, после (после, а не до!) митинга некоторые демонстранты могут сесть на землю и не уйти (здесь, на набережной или в сквере, а вовсе не на улице возле "Ударника"!).

Были две вещи, которые он повторил по нескольку раз. Во-первых, что сам видел среди демонстрантов детей. Его об этом не спрашивали. Видимо, это его чем-то взволновало тогда. А во-вторых, про пресловутые опрокинутые туалеты. Что он точно не видел, но вполне может допустить, что хлынувшая толпа просто неумышленно их уронила. "Это вполне возможно", - повторял он, зачем-то стараясь донести эту мысль. Мы-то знаем, что как раз с туалетами все было осознанно, но он почему-то хотел высказать свои сомнения.

А потом пришел совсем другой человек. Образованный, средних лет, можно сказать - интеллигентный. Врач. Знающий клятву Гиппократа. Сергей Иванович Ларин его зовут. Во время шествия и митинга он руководил бригадами "скорых", которые должны были заботиться о людях. Насмешливым обвинительным тоном он сходу начал обличать коварных демонстрантов. Он рассказал буквально следующее.

1. Что точно не помнит, был ли оцеплен полицией сквер, но в самом сквере демонстранты точно были. Немного, но были.
2. Что видел, как со стороны участников "сидячей забастовки" в полицию летела металлоарматура.
3. Что видел своими глазами несколько прорывов полицейского оцепления возле "Ударника".
4. Наконец, самое главное. Что львиная доля людей, которым медики оказали помощь, были полицейскими. Что у полицейских в основном были травмы, очень опасные для жизни, - "проникающие колото-резаные раны, в том числе - шеи". Полицейских к врачам обратилось человек 50-70. А демонстрантов - всего человек 15. И травмы их были несравнимо более легкими. "Потертости", как он сказал. А то и просто - истерики и психозы. "Один человек дважды к нам попадал с истерикой. Его полицейские вывели за оцепление, а он вернулся и снова - к нам". Еще врач рассказал про женщину, которая прикинулась беременной, засунув подушку под платье. И орала благим матом "Убивают!". Полицейские ее с трудом достали из давки (значит, давка все же была?), а уж врачи ту подушку обнаружили.

Он был уверен и улыбался. Он знал все. Что бросали камни. Что поворот на набережную с моста был достаточной ширины, чтобы пройти большой колонне. Когда ему начинали задавать въедливые вопросы, он легко "уходил в отказ": я был занят оказанием помощи и особо не смотрел. Но как же тогда увидел с такой подробностью? Он знает, что полиция постоянно обращалась к демонстрантам через мегафоны и это всем было прекрасно слышно. Правда, оказалось, что он имел в виду требования пройти к месту митинга на набережную. А адвокаты хотели узнать, говорили ли полицейские, где можно выйти назад из этого ада. Кажется, такая постановка вопроса сильно удивила врача. Врача...



Прокомментируем по пунктам. С первыми - легко. Врач просто врал.
1. Сквер был оцеплен, и демонстрантов там не могло быть. Не допустить их туда было едва ли не главной задачей полиции, судя по обнародованному оперативному плану.
2. В то время, когда проходила "сидячая забастовка", никаких столкновений еще в помине не было, а уж тем более - летающей арматуры. Да и никакой арматуры следователи не нашли при исследовании места происшествия, что опять же в протоколах написано.
3. Даже в обвинительном заключении написано, что прорыв был один.

С медициной сложнее, но еще хуже. В своих первых показаниях еще в июле 2012 года Ларин говорит про 23 пострадавших, которым их служба оказала помощь. Среди них было двое полицейских. Случайно, потому что оказание помощи полицейским входит в задачи ОМП ГУВД. Еще веселее выглядит справка ЦЭМ, приложенная к делу самим следствием. По ней помощь гражданскими врачами оказана 53 обратившимся. У которых в основном ушибленные раны головы, черепно-мозговые травмы, сотрясения мозга, гематомы, переломы, растяжения. Среди 53-х - лишь четверо полицейских. Значит, 49 демонстрантов. 49:4 "в пользу демонстрантов" по справке и 15:70 "в пользу полиции" по Ларину. Еще на том допросе Ларин говорил про летящие пустые пластиковые бутылки и пластиковые же флагштоки. Про камни и арматуру - ни слова.

Я понимаю, почему прокурор не потребовал огласить его прежние показания, как это делает обычно. Потому что Ларин на суде даже "перевыполнил норму". Очень старался. Даже больше, чем подполковник Беловодский. Но и это не главное.

Врач, переживающий за нескольких полицейских и плюющий на десятки тысяч гражданских. Следить за здоровьем полицейских даже не входило в его обязанности, у тех свои врачи были. Как это возможно? Что за деформация сознания? Убеждения? Да нет там никаких убеждений. Просто шкурный ведомственный интерес. Врачи, пишущие освидетельствования под диктовку полицейских. Врачи, к которым демонстранта надо было принести на носилках, чтобы они обратили на него внимание. Врачи, переписывающие медкарты. Врачи, определяющие в психушку человека за то, что он оказался на митинге. Как теперь модно говорить, "мы своих не сдаем!". В итоге получаем врача, лжесвидетельствующего перед судом. Поздравляю.

Протоколы первого допроса врача Ларина и список пострадавших на Болотной по справке Центра экстренной медицины:

Начну с предыстории. Первым главой Республики Коми (именно главой, поскольку референдум категорически не поддержал введение поста президента республики) в постсоветское время стал ныне покойный Юрий Алексеевич Спиридонов. Он был каким-то там секретарем обкома и занимался вопросами экономики региона, потому был на этом посту весьма кстати. Глубоких экономических провалов в 90-е в Коми не было - выручила сырьевая база, но большинство крупных предприятий ушло под контроль Москвы и зарубежных собственников.

Торлопов (будущий второй глава) был спикером регионального парламента, а в советские годы продвигался по профсоюзной линии. Его подтолкнули (как мне кажется) к противостоянию в борьбе со Спиридоновым. И к своему и общему удивлению, выборы на пост главы республики он выиграл. Поскольку своей команды (особенно по экономической части) у него не было, он пригласил "варягов". Это сразу сказалось и на управлении регионом, и на отношении к главе республики со стороны населения и местной элиты.

Торлопов ни за что не выиграл бы повторные выборы, но тут случился Беслан и выборы были отменены. Он спокойно отсидел второй срок и подался в сенаторы, где пребывает по сей день. Именно при Торлопове резко пошли в гору большинство фигурантов нынешнего дела (стоит обратить внимание на то, что ключевые фигуры сплошь не местные - кроме Гайзера).

Гайзера назначил главой уже Медведев, и по большому счету в республике ничего не поменялось, только стало еще больше "варягов". Старейшая газета региона "Красное знамя" публиковала множество статей о махинациях, воровстве и т.п. еще за пять лет до арестов (чего только стоит серия статей "Зарубин Инкорпорейтед"), но ни правоохранительные органы, ни население на эти публикации не реагировали.

Надо отдать должное умелому руководству - никаких политических дел и преследований за оппозиционную деятельность не было. Информационное поле очень аккуратно и внимательно пропалывалось. Возможные конкуренты и лидеры общественного мнения нейтрализовывались информационными способами еще до того, как набирали хоть какой-то вес.

И только в декабре 2011 года произошел "срыв". На площадь в Сыктывкаре вышло невиданное количество народа - человек 500. Местным властям очень надо было убрать из республики прокурора Поневежского, который крепко их "доил" и мог всю эту группу усадить еще в те годы. Но они (в нарушение закона) поставили его в региональный список ЕдРа и накручивали голоса как могли.

Гайзер вообще всё делал аккуратно и "по понятиям". Сильно не нервировал население, выдавал нужный процент на выборах. Сыктывкарцы нередко встречали его на улицах, обычно без охраны, поскольку на работу он ходил пешком (лично я видел его и идущим из продуктового магазина с покупками, и прогуливающегося с женой и собачкой). Жил достаточно скромно - хорошая квартира, обычная дача, никакой роскоши или шикарных разъездов и приемов за ним не замечалось. Чего греха таить - это очень импонировало местным жителям.

На первые свои выборы Гайзер пошел в прошлом году осенью. Допустили до выборов всех желающих конкурентов, благо они не представляли никакой серьезной опасности. Понервировала всех тема ПЗРО (планируемого могильника радиоактивных отходов) под Ухтой. Ухтинцы собрали через сайт РОИ невиданные даже для городов-миллионников 3000 электронных голосов против могильника и чуть не подняли там бунт. Региональным властям пришлось отступить. Гайзер,, победил с уверенным перевесом,хоть и не без "накруток" (дорисовали ему процентов 10 до "неприличных" 79%).

Аресты стали шоком для всех. Никто не ожидал, что такое случится. Тем более с нашим - весьма лояльным к федеральным властям - руководством. Ну сажали муниципальных руководителей, но они нередко так открыто "косячили", что грех было не посадить. Гайзер же и его команда, повторюсь, делали все "по понятиям". По моим впечатлениям, у них это были скорее "серые схемы", чтобы удобнее было преодолевать бюрократические препоны. Провластные СМИ включили режим "Лебединого озера" поначалу, а некоторые до сих пор его не выключили. В сегодняшней городской газете "Панорама столицы" нет ни слова об арестах руководства недельной давности и позавчерашнем аресте сыктывкарского градоначальника (предыдущий, кстати, тоже ожидает решения суда - прокуратура запросила ему 15 лет "строгача" за махинации и хищения, что, конечно, слишком сурово для страны, где за убийство дают в среднем лет 10).

Большинство понимает, что Гайзер и Ко действительно что-то где-то "махинировали" (особенно его замы Чернов и Рамаданов), но поголовные аресты, да еще с подобной риторикой из федеральных СМИ, вступают в голове сыктывкарца в конфликт с личными наблюдениями. Какие офшоры, самолет и 60 кг драгоценностей могут быть у человека, который без охраны гуляет со своей собачкой и ходит в магазин за хлебом и молоком?!

Как-то надо было это обсудить и увидеть реальную реакцию живых людей. В Сыктывкаре вообще не согласуют никакие акции оппозиции, кроме коммунистов (да и тем раз в полгода). Мы подавали заявку на коллективный пикет у минюста (он находится на улице, где мало кто ходит), когда стоял вопрос о регистрации регионального отделения Партии прогресса. Пикет не согласовали, а послали нас в "гайд-парк" - отдаленное место города. Центральная (Стефановская) площадь вообще закрыта для массовых мероприятий, поскольку сюда перевели Конституционный суд РК и запретили даже пикетирование в радиусе 150 метров от судов. На фоне такого неадекватного поведения городских властей необходимо отдать должное полиции - инцидентов, если не устраивать явные провокации, никогда не было. Всякие плакаты (кроме одиночек) и приковывания цепями аккуратно пресекались, но на простые собрания полицейские не реагировали. Ну собрались и разговариваем, чего вмешиваться-то. Вообще оппозиция тоже ведет себя интеллигентно и даже относительные бузотеры правоохранителей не нервируют.

Вот и в этот раз полиции на площади было относительно немного (эфэсбэшников и "эшников" больше), но в высоких чинах. Подполковник и майор кружили вокруг толпы, но вручить заветную бумагу (означающую в дальнейшем выписку штрафа на 20 тысяч) никому не смогли, поскольку явных организаторов на собрании не наблюдалось. Все друг за другом высказывали свое мнение от "давайте_отпустим_под_домашний_арест_больных" до "так_им_жуликам_и_надо". Ну еще немного поговорили на тему, стоит ли вновь избранному парламенту республики самораспуститься в связи с арестом "паровозов списка ЕдРа". Все прошло спокойно, несмотря на дождь пришло человек 40-50, не считая журналистов. Это для Сыктывкара не много и не мало. Может быть, если бы не было дождя и не блокировали группу (а заодно удалили напрочь мою страничку и авторизованный доступ Вконтакте), то пришло бы больше, но история не терпит сослагательного наклонения. Это не та численность, которая в состоянии повлиять на настроение горожан и отношение властей, но и опускать руки нет повода.

В межрегиональный День антивоенных действий в Н.Новгороде прошёл традиционный пикет на пл. Театральной. Акция была согласованной, агитацию развернули широко и ярко. Появились новые плакаты: "Хватит вооружать ДНР и ЛНР!", "Мало Украины, лезем в Сирию?", "Свободу Надежде Савченко!" и другие.

Раздавали листовки. Было ярко, очень солнечно и непросто. Агрессивных прохожих хватало - к сожалению, надо признать, что перелома в массовом сознании пока не произошло, битва телевизора с холодильником ещё не в нашу пользу. Конечно, никаких солидарных путинских 86 % мы не видели, сочувствующие к нам тоже подходили. Нашлись и люди из Донбасса, разговор был непростым. Но по-хамски вели себя не они, а наши местные. Возмущались либо выпячивали грудь, демонстрируя готовность драться. Один придурок даже кинулся с кулаками, причём полиция в тот момент чудным образом куда-то пропала. Психопата уняли, и акция пошла своим чередом.

По окончании пикета полиция прицепилась к его официальным организаторам - Станиславу Гаврину и Аркадию Галкеру, видимо, потому, что последний достал свой излюбленный плакат "Путин, вон из Украины!" с усами Гитлера. До задержаний дело не дошло, составили какие-то полицейские бумаженции. Непростой, но яркий день.

Пришла осень - пора, как и год назад, навещать Бориса Стомахина, осужденного по совокупности приговоров к семи годам строгого режима по части 1 ст. 205.2 УК РФ (публичное оправдание терроризма). Напоминаю, что во время публикации в ЖЖ статьи "Или пару вокзалов взорвать здесь железнодорожных", вменяемой публицисту в вину, Стомахин находился в московском СИЗО "Медведь", не имея доступа к интернету.

Борис Стомахин, как водится, становится костью в горле у любого начальства, куда бы его судьба ни забрасывала, в СИЗО или в лагерь. Он вечный отказник, неподписант, штрафник. Его обвиняют одновременно в склонностях и к побегу, и к суициду, и к экстремизму, ставят на "профучет", то есть помещают под особый надзор, когда надо ходить отмечаться днем и когда к тебе являются с проверкой даже ночью.

Год прошел, а ситуация все та же. Сразу по прибытии в колонию Борис был помещен в ОСУОН (отряд строгих условий отбывания наказания). Это за то, что еще с Москвы остался за ним "должок". То есть наказывают его не только за отказы подежурить в бараке либо почистить от снега дорожки на благо родины, встающей в лагере с колен каждое утро под звуки сталинского гимна. За отстегнутую, например, летом в СИЗО пуговицу - поскольку выданная государством роба была ему просто мала.

И по прибытии в пермский лагерь строгого режима его сразу определили в ОСУОН, не объясняя, за что именно. А все, оказывается, потому, что когда-то, в московском изоляторе, он был "не по форме одет"! За пуговицу!

В ОСУОНе человек 70 в одном помещении, вещи положить просто некуда. Тумбочки Борису не досталось. Кончились в колонии все тумбочки. По доброте душевной один зэк предоставил ему половину своей. Кое-что туда уместилось, но для еды, например, там места уже нет.

Поэтому Борис даже не пытается остатки личной провизии затребовать из каптерки. "Я привык уже жить на сечке да баланде, мне как-то все равно даже стало, голода не чувствую", - рассказывает он нам с Феликсом Шведовским в телефонную трубку во время краткосрочного (четыре часа) свидания через стекло.

Незадолго до свидания происходила натуральная "баня" в колонии. То есть вызов зэков на дисциплинарную комиссию - с последствиями в виде изолятора для наиболее "злонамеренных". Еще эту процедуру называют "крещением". Борису особенно повезло - боевое "крещение" в понедельник начали с него... Он был уверен, что его обязательно упрячут в ШИЗО и что свидание ему в ближайшее время будет запрещено. Но он ошибся. Лагерные власти проявили нетипичный либерализм: Борису и еще десятку заключенных объявили всего лишь выговор в тот замечательный понедельник.

Между тем знакомство с местным руководством (начальника лагеря сменили, пока Стомахин был в СИЗО "Водник") прошло не слишком гладко. Стомахину снова выдали робу не по размеру, и он был вынужден снова ходить с отстегнутой пуговицей. Начальник колонии полковник Асламов поднял страшный шум и гам, когда такое вольнодумство заметил, но, поняв, в чем причина, Борису предъявлять претензий не стал, а лишь мобилизовал заключенных сшить ему одежку попросторнее. "За робу я тебя наказывать не буду, - сообщил он Стомахину. - А вот за то, что ты мне во время нашей беседы нагрубил, - посажу".

В чем же заключалась эта грубость? Да ни в чем. Грубости и не было, просто отсутствие пресмыкательства и заискивания перед руководством лагеря считается нестерпимым, вызывающим хамством. А Борис всегда ставит барьер между собой и вертухаями любого ранга, слишком горд (в их интерпретации - груб), а это как-то не по статусу заключенному, который сродни лагерной пыли в глазах мусоров, вот он и платит за это последними крупицами свободы, какие у него еще есть.

- Не верю, - сказала я начальнику лагеря, - что Борис хамил вам, это не в его стиле. Он просто привык держаться отчужденно с теми, в ком он видит идеологических врагов. А вас он, естественно, считает представителем бандитского режима, который необходимо срочно демонтировать. Так что никакой грубости не было.

Не уверена, что полковник меня правильно понял...

Еще мы узнали у г-на Асламова, что привезенные нами книжки пацифистского и духовного толка изучит сначала "воспитатель" на предмет содержания экстремизма или еще чего-то вредного, а потом уж он лично решит, давать их впечатлительному грубияну Стомахину или нет.

Убийственная цензура здесь встречается на каждом шагу: как в одежде (кнопки-клепки нельзя, только пуговицы!), так и в еде, и в книгах, и в письмах. Тот ограниченный набор продуктов, который дозволяется к передаче, превращается заранее в пункте приема в "пищевой комок": чипсы, сухарики и лапша оказываются ссыпаны и перемешаны в общем пакете, конфеты "Маска" раздеты и слеплены между собой в месиво, сырокопченую колбасу в вакуумной упаковке зачем-то протыкают ножом. Требуется немало хладнокровия, чтобы наблюдать такое, не вступая в бессмысленный спор.

Претензии к руководству мы приберегли ко дню отъезда, когда ходили на прием к начальнику этого "исправительного" заведения. Феликс Шведовский - буддийский монах, он приехал в колонию в соответствующем оранжевом облачении. Мы шли к административному зданию ИК-10 по каменистой и пыльной дороге под звуки священного барабана и долгозвучной молитвы, которыми Феликс освящал и гармонизировал, насколько мог, это печальное пространство. Молитва эта нам обоим придала бодрости для неприятного разговора, в ходе которого нам удалось выбить для узника всего лишь персональную тумбочку. Но, во всяком случае, мы напомнили ответственному лицу, что условия, в которых они содержат Стомахина, с его состоянием здоровья, являются пыточными, особенно когда его помещают в ШИЗО и принуждают там целый день в холоде сидеть с его переломом позвоночника, а постель пристегивают к стене. В Буреполоме, первым сроком, у Бориса был постельный режим, а здесь, напротив, только и ищут повода побыстрей загнать живого человека в гроб.

- Ничего с ним не будет, - сказал нам Асламов, - мы все делаем в рамках закона, можете жаловаться куда хотите.

Мы пообещали, что обратимся во все инстанции, какие знаем. И что опубликуем информацию о происходящем в ИК-10 везде, где только возможно. Регина Леонидовна Стомахина уже написала в прокуратуру и омбудсмену Пермского края, и это только начало. Спокойно жить мы никому здесь не дадим, заявили мы. Будем приезжать сами, будем делегировать адвокатов и правозащитников. Между прочим, предшественник Асламова, по поводу которого мы написали множество запросов и жалоб по инстанциям, не так давно был отправлен на пенсию.

Хотелось бы, конечно, отправить не на пенсию, а на принудлечение галоперидолом, сульфазином, электрошоком и оздоровительной поркой все это безумное заведение полным составом. Вот бы они тогда почувствовали себя всеми фибрами души снова в СССР, по которому так грустят. Но для этого надо, чтобы тошнотворный режим садистов и убийц пополз по швам уже капитально. А этого все нет и нет.

Не знаю, способны ли люди в путинской Эрэфии ускорять тектонические сдвиги. Последнее время мне все чаще кажется, что нет, совершенно не способны, придется ждать, когда наш дурдом, голосующий за Путина, совсем выживет из ума и скончается от идиотизма.

После 18 августа я участвовала в обороне парка Дружбы у метро"Речной вокзал". Местные жители без всяких политических лозунгов около месяца круглосуточно дежурили у незаконно огороженной под коммерческую застройку поляны в парке. Удавалось долго не пускать туда бульдозеры, поставили палатки. Но приехал так называемый КОБР ("Казачий отряд быстрого реагирования") и, напав ночью на дежуривших, сильно их избил. После этого на поляну вошла тяжелая техника и тарахтит там до сих пор. Позже, даже когда был многолюдный сход в защиту парка с участием Митрохина и Зюганова, многие готовы были пойти и, пользуясь численным преимуществом и присутствием журналистов с камерами, завалить забор и остановить незаконные работы. Но организаторы дежурств сказали, что "нельзя подставлять людей под дубинки" - это раз, и что, если мы остановим технику, нам не разрешат пикет на Пушкинской и у Мосгордумы. Это два. Ну и все. На этом дежурства с обороной парка закончились, и "борьба" переместилась куда-то в Думу, в префектуру. Там происходит теперь культурный обмен бумажками, обещаниями, тянутся какие-то заседания и обсуждения, а парк тем временем уничтожается.

Люди, категорически неспособные к прямому и конкретному действию в результате самоорганизации, не желающие рискнуть (хотя бы немного) здоровьем и свободой, дабы настоять на своем, не достигнут никогда своих целей. Всегда кто-то, какой-нибудь "лидер", будет решать за них, как им жить и что им делать. Будет приходить и "организовывать" их бессмысленные пикеты у Мос- и Госдуры. И отговаривать "провоцировать" охранников в парке, останавливая бульдозер. Лишь бы ничего не делать по-настоящему и до конца - только символически и чуть-чуть. Ведь мы же хорошие, позитивные люди, не хулиганы какие-нибудь, чтобы конфликтовать с властями: мы уж лучше запустим шарики и крикнем хором, что "парк наш"!

Не случайно Стомахин считает, что здесь у нас некого и нечего спасать. Что спасать надо не ее (Россию), а от нее. Весь остальной мир. Еще живую цивилизацию. Сам Борис при этом производит впечатление совершенно непотопляемое, оптимистическое. При том что следующее свидание - в лучшем случае через полгода.

Борис надеется, что оставшиеся еще в РФ мыслящие люди, несмотря на разногласия, все же объединятся ради обрушения режима. Можно и нужно делать общую газету, раздавать листовки, писать краской ночью на домах программные слоганы.

Защита политзаключенных и поддержка военнопленных в этой тревожной и позорной обстановке - главное занятие, которое у нас есть.

Свободу политзаключенным.
Слава Україні. Героям слава.
Смерть фашистской империи Путина.

Публикация тремя американскими православными христианами открытого письма, упрекающего почтенного американского католического профессора Джорджа Вайгеля в «оскорблении русской Церкви», свидетельствует о нарастающем недомогании в лоне православной церкви - как в России, так и среди ее представителей в западном мире. Вайгель всего лишь осудил российскую агрессию в Крыму, как это сделали почти все страны - члены ООН (за исключением десяти), и выступил в защиту греко-католической церкви от систематических и необоснованных обвинений со стороны Московского патриархата. Два священника и православный мирянин, «глубоко раненные» правдивыми высказываниями католического богослова, решили изложить причины, по которым они лично продолжают поддерживать Московского патриарха Кирилла.

Составляя это письмо, они хорошо знали, что и без блестящих анализов Вайгеля весь мир сейчас с изумлением наблюдает за моральным распадом Московского патриархата и концом мифа о возрождении русской церкви, в который после 1991 года искренне хотело верить множество людей. Действительно, сегодня каждый (будь он христианин или нет) отлично понимает , что действия христианской церкви, благословляющей захватническую войну и поддерживающей аннексию территорий соседнего государства, глубоко противоречат благой вести ее Основателя. Вот почему я не считаю, что решение наших авторов опубликовать открытое письмо профессору Вайгелю нужно трактовать как акт пропаганды. Авторы этого письма не могли не знать обо всем известных кадрах с патриархом Кириллом, освящающим военный завод в Сибири, или епископом Волгодонским, благословляющим российские бомбардировщики на украинской границе.

Я воспринимаю это письмо как крик о помощи.

А вот и их скрытые, не сформулированные, наболевшие, а затем и полемические, вопросы: Как случилось, что Русская православная церковь, церковь святого Владимира и святого Серафима Саровского, могла так заболеть? Разве святая православная церковь может ошибаться? Может, это все-таки Запад сошел с ума? Но почему тогда так прискорбно слушать отзывы западной прессы о захватнической идеологии «русского мира», проповедуемой патриархом Кириллом? И как понимать заявления российского правительства об ответственности американской администрации за изменение правительства в Киеве, тогда как каждому, по крайней мере в Соединенных Штатах, известно, что Украина далеко не является геополитическим приоритетом Белого Дома и что Европейскому Союзу коммерчески невыгодно предпочитать Украину России?

Подробнее - в моей статье.

Вчера я выступала защитником в суде по делу сирийских курдов, которые с 10 сентября находятся в транзитной зоне аэропорта Шереметьево. Они обвиняются в незаконном пересечении границы (Ст.30, ч.1; ст. 322 УК РФ). Химкинский суд рассматривал вопрос о мере пресечения. У Хасана Ахмана Абдо и его жены Гулистан Шао Исса четверо детей в возрасте от 3 до 13 лет. Семья бежит от войны. У Гулистан в Самаре есть сестра, к которой они и ехали. Она попросила помощи у комитета "Гражданское содействие", который привлек меня в качестве адвоката.

На все заседание наложил сильнейший отпечаток инцидент перед его началом. Семья ждала в автобусе, на котором их привезли из аэропорта. До этого они две недели находились в ужасных условиях в транзитной зоне, где невозможно ни поесть, ни помыться, ни встретиться с родственниками. Представьте, в каком состоянии были напуганные и уставшие дети. И когда мужчины в форме куда-то повели маму, у младшей девочки случилась истерика. Судья тем временем торопит дознавателей. Я вступилась: "Вы слышите, мама не может прийти, потому что ребенок плачет". Потом вопрос решился, а судья стала предъявлять претензии приставам и дознавателям. Заседание было очень нервным.

Хасан и Гулистан объяснили, что они получили настоящую российскую визу в Ираке. Они не собираются оставаться в России, а хотят переждать войну. В объяснении пишут: "Приехали, чтобы спасти жизнь своих детей, которым угрожала смерть и рабство. У нас не было другого выхода, потому что нам угрожали исламисты". Родственники в Самарской области готовы их принять.

В Сирии семья жила в курдском анклаве, самостоятельно выдающем паспорта, которые они в обычном порядке и получили там в полицейском участке. Однако в аэропорту специалист ФСБ заключил, что паспорт имеет признаки подделки, причем поддельным считается весь документ. Родственник беженцев подтвердил мне, что паспорт и вправду отличается от обычного сирийского паспорта. Например, для нас с вами паспорт ЛНР, выданный где-то в Луганской области, недействителен, а там он считается нормальным. Когда была чеченская война, в Ичкерии выдавали ичкерийские паспорта с печатью волка. Во всей России он, конечно же, считался недействительным, а внутри Чечни его признавали.

Я возражала против того, чтобы им назначали залог (хотя в постановлении написано, что я не возражала). Я сказала: "Ваша честь, сколько же еще они будут находиться в транзитной зоне, в этих нечеловеческих условиях? По телевизору у нас показывают, как в Европе обращаются с беженцами, а как мы обращаемся с беженцами?" У меня было дело, когда сириец Мохаммад Али шесть месяцев находился в транзитной зоне. Это был крепкий мужчина, но он страдал - присылал видео, в каких он находится ужасных условиях. А здесь четверо детей. И мы хотим довести дело до такой же ситуации? И как отделить детей от родителей? Я предложила отпустить их в Самарскую область к родственникам, учитывая, что еще 13 сентября они подали заявление в миграционную службу о предоставлении статуса беженцев, а вопрос о паспорте может рассматриваться еще очень долго.

Что касается меры пресечения, то они и так уже задержаны, находясь в изолированной транзитной зоне. К тому же беженцам не обязательно иметь документ. В Европе так делают многие российские граждане, которые хотят остаться: выкидывают свои паспорта и обращаются за убежищем. Кроме того, по статье 31 международной конвенции "О статусе беженцев" лицо, ищущее убежища, в том числе пересекшее границу нелегально, не должно подвергаться наказанию.

Впрочем, как уже говорилось, суд рассматривал вопрос не о вине этой семьи, а только о мере пресечения. Суда же по существу можно ждать очень долго. В итоге был назначен минимальный залог в 50 000 рублей.

Нужно сказать, что судья Морозова не относилась к ситуации бездушно и формально. Она сказала, что сама мать и очень недовольна, что дети находятся так долго в таких условиях. Однако есть рамки законодательства. Зная, что я с этими дознавателями встречаюсь в процессах не первый раз, она предложила нам совместно выработать план действий. Дознаватель предложил, что если у них будет действующая виза в иракском паспорте, то он их отпустит, но кто сможет это сделать? Нам это не под силу. Если же из миграционной службы удастся быстро получить документ о том, что их дело находится на рассмотрении, может быть тогда их и отпустят. А если мы с родственниками сможем получить подтверждение из того полицейского участка, где им выдавался паспорт, то и все уголовное дело получится "поломать".

Прямо сегодня я еду к их родственникам, которые внесут залог, и мы с квитанцией отправимся в транзитную зону аэропорта договариваться о капсульном отеле, организовать им передачу, может быть, какое-то горячее питание.

Такого процесса, как вчера, у меня еще не было.

На фоне паноптикума паясничающих мракобесов, по привычке именуемого российским парламентом, сенатор Константин Добрынин выглядит почти приличным. Критикует запретительно-репрессивные инициативы своих коллег и практику применения принятых на их основе законов. Выступает за гуманизацию пенитенциарной системы. Такой "путинист с человеческим лицом". И вот теперь он предлагает объявить оправдание сталинских массовых репрессий экстремизмом. То есть запретить информационные материалы, содержащие такое оправдание. Со всеми вытекающими репрессивными последствиями за их распространение.

Чем продиктована эта инициатива? Может быть, искренней тревогой по поводу нарастания общественного одобрения политического насилия, произвола и жестокости? Боюсь, что многие видные либералы, именно так воспримут инициативу Добрынина. Увидят в ней настоящий подарок. Вот только подарок этот с начинкой. Как та ахейская лошадь.

Защищать поклонников Сталина нет никакого желания. Во-первых, потому что противно. Люди, оправдывающие сталинский террор, вызывают точно такую же неприязнь, как те, кто оправдывает Холокост. Во-вторых, потому что сегодня они реально опасны. Ничего не забывшие и ничему не научившиеся, они начали войну за возвращение того, что многие опрометчиво посчитали ушедшим в прошлое навсегда. И опасны они не только для России. Они стали боевым авангардом путинской политики неоимперского реванша, угрожающей разрушить всю современную систему международного права, международной безопасности, погрузить мир в хаос. В-третьих, антисталинисты, переживающие за права сталинистов, должны четко осознавать, что на взаимность они рассчитывать ни в коем случае не могут. Дмитрий Аграновский не шутит, когда заявляет: "Сталинские репрессии - миф демшизы. Давно пора вводить уголовную ответственность за бездоказательное очернение истории СССР".

Но вот на этом месте возникает вопрос: должны ли мы чем-то отличаться от Дмитрия Аграновского? Кроме этого вполне риторического вопроса есть и вполне рациональные соображения. Проект Добрынина, если он будет принят, послужит прекрасным дополнением к закону Яровой, карающему за осуждение советских преступлений времен Второй мировой войны. Если одни сталинские преступления нельзя будет оправдывать по закону Добрынина, а другие нельзя будет осуждать по закону Яровой, останутся ли вообще в советской истории страницы, по поводу которых можно будет высказывать разные точки зрения?

Неужели в России любой идейный спор обречен быть соревнованием в принятии репрессивных законов друг против друга? Состязанием, кто кого запретит, привлечет к уголовной ответственности, посадит? Запреты против сталинистов не уравновешивают запреты в пользу сталинистов, а лишь увеличивают количество запретов, сокращают пространство свободы и расширяют пространство несвободы, на котором единственно допускаемую точку зрения устанавливает государство.

Разве не об этом говорит сенатор Добрынин, когда разъясняет критерии, по которым он предлагает определять, какие сталинские преступления подпадут под запрет их оправдывать, а какие нет? Не подпадут "действия, не ставшие объектом официального государственного осуждения". А вот те действия, которые стали объектом официального государственного осуждения, оправдывать будет уже нельзя. Вот выйдет постановление Святейшего Синода, тогда и узнаем, круглая Земля или все-таки на трех китах стоит. Фактически Добрынин предлагает сталинистам своеобразный раздел сфер влияния. Вот здесь будут действовать наши запреты, а вот здесь ваши.

Предложение Добрынина уже поддержал глава президентского Совета по правам человека Федотов. И это типично для наших системных или придворных либералов. Даже лучшие, прогрессивнейшие представители нынешнего российского истеблишмента остаются в душе верноподданными государствопоклонниками. В своих чаяниях они не идут дальше полутоталитарной модели с полусталинистской государственной идеологией. Они уповают на то, что государство защитит общество от вируса человеконенавистнических идей мудрыми и справедливыми идеологическими запретами. Это как желание поставить мента у своего супружеского ложа.

В 2009 году объединеннейшая и демократичнейшая партия "Яблоко" уже предлагала ввести уголовную ответственность за отрицание либо оправдание преступлений сталинизма. Тогда ехидный Илья Мильштейн написал:

Очень живо представляю себе эту картину. Черные "воронки" по ночам. Вырванный с мясом звонок. Строгий следователь с лицом Сергея Митрохина: "По нашим сведениям, вы отрицаете преступления, совершенные сталинскими палачами. Соседи доносят, что также и оправдываете". А потом, десятилетия спустя, волна посмертных и прижизненных реабилитаций. И две России, глядящие друг другу в глаза: та, что сажала, и та, что сидела. За отрицание или оправдание сталинских репрессий.

Дальше Мильштейн признает, что это гротеск. А когда активистку Юлию Усач судят за антифашистские карикатуры по статье о демонстрации нацистской символики, это гротеск? Когда на замечание Усач о том, что свастики были и в антифашистских произведениях Кукрыниксов, прокурор Кузнецов отвечает "если надо, мы и Кукрыниксов привлечем", это гротеск? Верноподданные придворные либералы будут придумывать мудрые запреты, а "правоприменять" их будут пришибеевы и держиморды, которые будут строить в три шеренги всех - сталинистов и антисталинистов, фашистов и антифашистов. Которым позволь - так они дотянутся своими лапами и до Кукрыниксов. Или, как в песне Галича, по этапу пригонят в Инту и загонят в барак Черное море.

Да, сталинисты - враги, идейное примирение с которыми невозможно. Вопрос в том, способны ли мы распространить на наших врагов наши нормы этики и права. Не в обмен на взаимность с их стороны, а просто потому, что мы считаем эти нормы правильными. Универсальными. Общечеловеческими. Цивилизация отличается от дикости способностью видеть человека в "чужом". И даже уважать врага. Даже на войне. Потому и возникло понятие "законов и обычаев войны". Убивайте врагов ваших так, как вы бы хотели, чтобы они вас убивали.

Если ты видишь человека, на которого распространяются твои представления об этике и праве, только в "своем", выделен ли он по родоплеменному, сословному, корпоративному или идеологическому признаку, то ты дикарь. Даже если тебе кажется, что ты защищаешь цивилизацию от дикарей. Сталинизм можно и нужно победить на поле боя, когда он берется за оружие. Но сталинизм нельзя победить идеологическими запретами. Потому что идеологические запреты - это и есть сталинизм. Что же касается инициативы Добрынина, то это повод лишний раз повторить: бойтесь данайцев, дары приносящих.

Вчера наш Сахаровский центр ожидаемо проиграл апелляцию в Мосгорсуде по жалобе на действия Минюста, который в декабре 2014 года внес нас в реестр "иностранных агентов".

В суде мы повторили свои доводы. Напомнили, что нам так и не дали ознакомиться с доносом, вызвавшим внеплановую проверку, которая и привела к включению нас в реестр. Я также задал мой постоянный вопрос: как получилось, что в нашей деятельности в 2013 году Минюст не нашел нарушений, а в 2014-м вдруг нашел, хотя наша деятельность абсолютно не изменилась - те же дебаты, те же дискуссии. Настаивали мы и на основном тезисе: наша деятельность не политическая.

Представители федерального и московского минюстов, со своей стороны продолжили речи о том, что наша деятельность политическая, а донос-заявление они нам показывать не обязаны. Любые оценки общественных проблем, любые оценочные суждения, прозвучавшие в какой-либо дискуссии, доступные широкому кругу лиц, являются влиянием на общественное мнение и политической деятельностью. А заявление-донос был закрыт для нас на основании закона о персональных данных и просьбы заявителя не разглашать их (хотя мы были готовы пойти на закрытое заседание, да нам и не нужны были персональные данные этого человека - только содержание документа).

Привычно прозвучали и "каверзные" вопросы, интересующие все суды: за что мы получаем деньги. Нет, эти средства не являются оплатой какой-то конкретной работы. Мы ничего ни с кем не согласуем.

Судейская тройка удалилась буквально на три минуты. Наша апелляция осталась без удовлетворения, а мотивированное решение мы получим позже. Не питая иллюзий, мы изначально нацеливались на Европейский суд по правам человека. Но если нужна будет кассация в Верховном суде, мы пойдем и туда

Это судебное дело лишь одно из наших трех дел - и самое, видимо, бесперспективное. А два других дела не так "нагружены".

Одно - это дело о штрафе за отказ внести самих себя в реестр иностранных агентов. Суд мог бы прислушаться к нашей аргументации о том, что проверка в августе не нашла никаких нарушений. Мы не знали, что по их версии мы иностранные агенты. Мы опирались на позицию государственного контролирующего органа. Но даже если бы суд встал на нашу сторону, мы все равно уже находимся в реестре, и нас оттуда не выпустят. Так или иначе, штраф обжалован.

Еще одно дело - это вопрос о маркировании всех наших материалов как "иностранных агентов". Отчасти мы отказались от маркировки из общего отвращения ко лжи, поскольку мы не агенты и поскольку вообще нельзя быть агентом неопределенного круга лиц. Кроме этого, все решения по нашим делам обжалованы и не вступили в законную силу.

Минюст по этому поводу прислал нам предупреждение. Мы, со своей стороны, сообщили на сайте о решении Минюста, хотя с ним и не согласны. Однако Роскомнадзор поверх предупреждения Минюста составил на нас протокол о нарушении закона. Уже было одно заседание суда. Но до сих пор никакое решение тоже не принято. При этом мы считаем само предупреждение необоснованным двойным наказанием, поскольку оно позволяет Минюсту ставить вопрос о закрытии организации.

Вот почему мы категорически против того, чтобы нас называли иностранными агентами.

Мы считаем, что негоже организации, которая носит имя Сахарова, возводить на себя напраслину. Нам предлагают сказать, что мы выполняем чью-то волю, действуем в интересах третьих лиц, в то время как мы действуем только в общественных интересах. Никогда никакие грантодатели не говорили нам: "Сделайте то-то и то-то". Если наша заявка совпадает с их целями, то мы получаем грант, если нет - не получаем.

Это моральный аспект, а есть еще практический. Введение этого маркера - введение особого правового статуса. С этой выделенной группой организаций можно делать что угодно, вводя дополнительные ограничения и обременения. И они нарастают.

Сегодня мы оказались без российского финансирования. Что касается иностранного финансирования, то два очень важных для нас фонда - Фонд Мотта и Фонд Макартуров - прекратили свою работу в России, видимо? опасаясь оказаться в списке нежелательных организаций. В совокупности нам становится работать труднее и труднее. Но пока сохраняется возможность продолжать почти все, что мы делаем.

P.S. Спасибо Фонду "Общественный вердикт" и лично адвокату Максиму Крупскому из московской коллегии адвокатов "Липцер, Ставицкая и партнеры" за юридическую поддержку.